пивные кружки
полны до краев
липкой пеной мужской похоти.
я горю изнутри
преемником солнца,
сияя вслепую
всё ярче и жарче.
язык, словно кит,
выплывает лениво
из глотки подводного грота.
***
так странно на себя смотреть
со стороны, как на чужого,
как-будто изгнанного впредь
из жизни, словно неживого.
и на глаза свои глядеть,
притворный взгляд, краснея, прятать,
и смуглой кожей багроветь,
как носят звёзды октябрята.
***
с осенью весну немудрено
перепутать (спьяну ли, с испугу),
осознавши, что уже давно
не живёшь, а лишь идёшь по кругу.
говоришь "алло", кричишь "ау"
в лесу толпы, в толпе среди деревьев,
забыв о том, – зачем, куда, кому,
тревожа птиц пропавших кучки перьев.
из круга выйти в общем не спеша, -
вне него ещё ты меньше значишь, -
разум успокоишь, и душа
уснёт, когда её во мраке спрячешь.
ПО ТРИ
мы встретились с тобою на авдотьевке,
и в башлачёвском выпили по три, -
и вдруг я ощутил себя, как новенький,
67
от перемен, случившихся внутри.
по мира проспекту к проспекту победы,
как по экватору – в родственный край,
шли мы с тобой, папиросы-торпеды
вверх запуская, – расстреливать май
за то, что он долгой зиме потакал
и кутал туманами окна,
за то, что так долго никак не смыкал
судеб потёртых волокна.
мы будем петь с тобой и танцевать,
стуча по бакам, громом что гремят,
и фонарей огни рукой срывать,
будто бы эдемский виноград.