Крепостная герцогиня (главы 28—63). Квазиисторическая юмористическая эпопея

Улыбнулся Роджер, ибо ведал, что «три» на языке французском будет «труА», а посему «труисты», Малашкой «скаламбуренные» – и впрямь те, кто пьют на троих! Правда, сами пьющие считают, что не «пьют» они, а «соображают», однако в конце сего мероприятия термин их редко истине соответствует, разве что латинской истине «ин вИно вЕритас»! Тем паче, что носители истины латинской древние римляне имели обычай протрезвляющий кишечник рвотой опорожнять, аки поступил упомянутый ранее трактирщик криминальный из Михайловки.

Коли зашла речь об алкогольном «тройственном союзе», то автор хочет осветить его с неожиданной стороны – ближневосточной! Репатриант в Израиле именуется «олЕ», что в переводе с иврита означает «поднимающийся» (видимо – на холм «Голгофа»). Кстати, слово «репатриант» означает «возвратившийся на родину». Посему «возвратившийся на историческую родину» суть «исторический репатриант»… Но вернёмся к выпивохам.

Хоть сие не повсеместно,
иногда имеет место.

Коли ТРИ ОЛЕ решили выпить в компании друг друга, то автор советует им первый тост поднять за сестру Лили Брик французскую писательницу Эльзу ТРИОЛЕ, ибо фамилия ея их сборище рекламирует!

…Наконец, наступило время отхода ко сну. Простилась девица с красавцем рыжим и удалилась с неохотой. Уолтер подумал с грустью, что будущего у него с отроковицей сей быть не может ввиду разного статуса социального. А совращать невинность ея до достижения возраста брачного совесть не позволит. Засим опосля мук творческих создал граф опус поэтический, коий и пропел негромко:

– Я гляжу ей вслед,

Слишком мало лет.

Так чего ж гляжу

И губу лижу?!

Ночью снились больному обе сестры столь непохожие. То Глафира прекрасная на коне вороном, то Маланья невзрачная со спицами и с синяком.

31. Беседы больного с сиделкой

На другой день с утра пораньше явилась одна из снившихся и провела процедуры ведёрные. И молвил Роджер, во грёзах по сестре ея пребывавший:

– Есть дЕвицы в Курских именьях!
Я мыслю: сестрица твоя
Коня на скаку остановит!
– Аль конь остановит ея!

– срифмовала сиделка юная.

– Своеобразный у тебя юмор, Малашка!

– Ибо чернее нощи кромешной, – добавила юмористка чёрная, – и страшнее… меня при любом освещении! Не потому хочу Вам сообщить данные компрометирующие на Глафиру, что завистлива я и болтлива, а затем, дабы Вы беду от сей дуры отвели, ибо советы мои она (аки все остальные!) во грош не ставит! Издевается вовсю Глашка над конём своим беззащитным. Поражаюсь я долготерпению животины сей, но не бесконечно оное! Уж скокмо предупреждала я наездницу самоуверенную, что может она беду накликать, но уверена та, что

лишь взбрыкнётся гордый конь,
как вмиг протянет он копыта!

Сослалась как-то я на мудрость расейскую народную, не рекомендующую обходить коня сзади (ну, и начальство спереди, однако сие к нам не относится). Так сестра (явно не милосердия!) избила коня своего с особой жестокостью и умышленно прошла сзади. Я от страха чуть ни…

И Малашка кивнула на ведро вынесенное и тряпкой прикрытое.

Воскликнул Роджер:

– Со смертью играет!

Смел, но мерзок сей трюк!

– Вот Вы ей сие и сообщите. Не ныне, разумеется, а когда случай удобный представится.

Вскоре время завтрака наступило. Принесла «официантка» юная на подносе расписном яства вкуснейшие и молвила:

– Барыня Наталья Васильевна, видать за долготерпение Ваше вчерашнее при выслушивании мудростей ея расщедрилась на деликатес французский, именуемый «зефир»!

Глаголя речь сию, взирала служанка на дефицит сей нежнее, нежели Ромео на Джульетту! Граф Уолтер Гриффит, переевший (до превращения своего в Роджера Смита, точнее – в Фому Златого) немереное количество дефицитов сих, откусил лишь кусочек малый и предложил:

– Прими, Малашка, сей зефир от меня в дар аки компенсацию частичную за избиение твоё вчерашнее, из-за меня произошедшее!

Загорелись очи девичьи, аки сердце Данко горящее! (Не того Данко имеет в виду автор, коий издал изумительное пособие «Высшая математика в упражнениях и задачах», озаряющее светом знаний путь тысячам студентов, а того, коего описала некая пенсионерка Изергиль и коий заместо того, дабы переночевать в лесу, а наутро продолжить поиски дороги, вырвал изо груди своей угль, пылающий огнём, коий ему пред сим засунул туда серафим, но не уроженец того же Курска Саровский, а шестикрылый!). Но проявила дева отважная силу воли редкую и главой отрицательно покачала (видать, произнести слова лживые о нежелательности для нея продукта сего не позволила совесть ея!).

Сделал вид граф, что обиделся:

– Видать, справедливо брезгуешь ты принять предложение моё негигиеничное.

– Да готова я принять от Вас любую пищу, хоть другой продукт французский, глаголящий про ква-ква… лификацию! (Слушатель аж фыркнул от сего намёка лягушачьего!). Ну и обижать Вас отказом не желаю. Посему предлагаю вариант компроматный, … то бишь компромиссный – оттяпайте мне половину продукта.

Отрезал Роджер половину (бОльшую!) зефира и вручил служанке. Та аж зажмурилась от предстоящего наслаждения неземного и уста приотверзла.

Но тут распахнулась дверь, и возникла во проёме наездница прекрасная (правда, на сей раз без коня). Кивнув на сестру, вопросила больного гласом развязным и высокомерным:

– Ну чо? ДОКАНАЛА?!

И помыслил граф с досадой: «Красавица, а с первой фразы разочаровала!»

– Что могу глаголить я про путь ДО КАНАЛА Ивановского? – ответствовала оскорблённая, но не оскорбившаяся. – Вопрос сей следует адресовать батюшке твоему, в очередной поездке торговой пребывающего!

Улыбнулся Роджер и сразу две вещи понял: во-первых, что купец Самохвалов – родитель гордой Глафиры, являющейся сестрой Малашке токмо по матери, а во-вторых, стала ясна причина, по коей Василий Никитич так ни разу и не навестил спасителя своего от бандитов лютых.

Тем временем вопила Глашка на Малашку не аки львица светская, а аки баба базарная:

– Опять, уродина придурочная, изрыгаешь словеса непонятные! Мало тебя Наташка дубасила! Сама мало дубасит и мне не даёт!

Совсем разочаровался Роджер в недавнем идеале своём. Но будучи джентльменом аглицким, пригласил он, хоть уже и без трепета душевного деву сию разделить трапезу его:

– Заходи смелей, Глафира
И попей со мною чай.
– На, возьми кусок зефира,
Но права здесь не качай!

– неожиданно мгновенно срифмовала Малашка и протянула сестре предмет мечтаний своих.

(Впоследствии создана была чудесная песнь про иную Глафиру с очаровательным припевом из трёх мыслей глубоких. Вот токмо последняя из оных автора опуса сего не вдохновила. В итоге вышла дискуссия его с исполнителем песни:

«– Лучше быть сытым, чем голодным,
Лучше жить в мире, чем в злобЕ.
Лучше быть нужным, чем свободным…
– Это ты, знаю, не в себе!»)