Крепостная герцогиня (главы 64—115). Квазиисторическая юмористическая эпопея

– Теперича все подружки обзавидуются богатству моему, токмо сама себе я не завидую. Ведь жених мой престарелый – явно не Аялон.

Ведал британец, что ближневосточный топоним «Аялон» означает либо речушку сезонно пересыхающую (автор уточняет, что на брегах ея чрез два века град Тель-Авив возникнет), либо пещеру. Постарался он утешить несчастную:

– Согласен я, что негоциант уважаемый Мойша Ицкович не токмо не Аялон, но даже не Аполлон! Но важна не стокмо лепота самогО жениха, скокмо лепота чад ваших будущих. Узрел я недавно, аки восхищалась ты, Наташа чадолюбивая, лепотой гостьи нашей недавней Дели Бартель.

– Аки можно не восхищаться лепотой сей юной цыганки немецкой, … али немки цыганской?! Мечтаю хоть одним глазком глянуть на цыгана Мишеньку, коий заделал Аглашке чудо сие!

(Хоть в те времена «глаза» именовались «очи», но не горазд автор заместо «одним глазком» написАть «одним очком»! )

– Заутра и глянешь! – усмехнулся Роджер. – Причём, не одним, а двумя глазкАми, то бишь глАзками! А опосля будешь рожать ему чад столь же лепых и своеобразных, аки обаяшка Деля.

(Здесь автор не в силах удержаться от «ОБАЯШКИного» ОТСТУПления, не связанного с гнусной инсинуацией, что великий артист Георг ОТС ТУП. Авторами созданной чрез полтора века «Песни цыганки», в коей костёр рассказчицы в тумане светит, были поэт Яков Полонский и композитор Яков Пригожий, то бишь ОБА ЯШКИ!)

– Аки КЛЁВО! – восхитилась было Наташа, но тут же приуныла. – Токмо заКЛЮЁТ меня муж будущий Мойша иудейский, коли рожу я дитя полуцыганское!

– Опасность сия не грозит тебе, Наташа репродуктивная, ибо хоть и возляжет на тебя так называемый «цыган Мишенька», родишь ты дитя полуиудейское мойшино и далее подобных чад рожать будешь.

– Охальник! – возопила Наташа. – Ещё один! Везёт мне на них! Неужто возлягут на меня оба?! Токмо в разное время… и в разных местах.

– В одно время, – ошарашил собеседницу Роджер, – и в одном месте. (Тут помыслила Малашка: «… Аки две свадьбы предстоящие!») … Да не пужайся, Наташа впечатлительная. Всё объясняется зело просто. Отец Дели Бартель так называемый «цыган Мишенька», аки вычислил я путём размышлений логических, тебе недоступных, суть иудей Мойша Ицкович Шафиров, жених твой.

– Охренеть! – вновь Наташа возопила. – Выходит, хозяин прежний Глашки-Малашки «Мишка придурочный» суть «цыган Мишенька»?!

– Он и суть, – подтвердил британец.

– А ты, Малашка, что глаголить будешь по поводу сему?

– Ничего не буду, – ответствовала служанка, – ибо не считаю себя вправе обсуждать личную жизнь барыни Аглаи Ивановны без согласия ея!

«„Морозовоустойчивость“ невесты моей на том же уровне, – помыслил Роджер, – что и при знакомстве нашем!»

Вослух же он молвил:

– Пожалуй, зря раскрыл я тайну Аглаи.

– А вот и не зря! – живо Наташа воскликнула. – Ранее плелась я под венец с Мойшей аки собака побитая, а ныне под него борзее лани помчусь! … И даже борзей собаки борзОй!

66. Песни о трёх столицах

На другой день прибыл жених долго жданный – на сей раз не токмо папашей невесты, но и самОй Наташей, от любопытства сгорающей.

Одарил негоциант идеал свой подарками дорогущими – каменьями драгоценными и нарядами моднейшими. Засим с волнением изрёк:

– Обожаемая Наташа! Смиренно прошу тебя стать супругой моей возлюбленной и матерью любящей чад наших будущих. Коли согласием ответишь, буду я самым счастливым человеком на свете!

– А коли отказом отвечу, – перебила невеста, – то будешь самым несчастным!

– Тогда я всего-нАвсего не буду сАмым счастливым. Буду прОсто счастливым, ибо царь Пётр Алексеевич высочайше повелел всем жителям новой столицы расейской (а у меня там особняк имеется, дабы было где приткнуться во время визитов частых) считать себя счастливыми. В частности, во песне «Драгая моя столица» поётся бодрым гласом: «Я счастлив, что я, петербуржец, во граде сем славном живу!»

Кстати, одноимённая песнь «столичная» (не путать с водкой столь же одноимённой) была опосля вновь создана, но иным содержанием стихотворно-музыкальным наполнена. К тому времени большевики перенесли столицу Расеи из Петрограда (в коий чуть ранее по совету Пушкина усопшего Санкт-Петербург переименовали) в Москву ибо посчитали, что не может культурный град быть стольным градом страны жлобской! На основе новой песни, Москву восхваляющей, автор данной эпопеи, в Израиле проживающей, создал куплет, прославляющий иную столицу – его исторической Родины:

«И врагу никогда не добиться,
Чтоб сбежали отсюда олим,
Дорогая моя столица,
Золотой Иерусалим!»

«Златой Иерусалим» назван «Золотой…», ибо песнь сия для современников автора предназначена, а в большей степени для супостатов опосля перевода на язык супостатский!

67. Наташа объяснилась с Шафировым и с Лябе

…Но вернёмся во 13 августа 1715 года во град Курск.

– А твоё счастье сильно омрачится, – Наташа вопросила, – коли подарки твои дорогущие возвращать откажусь?

– Нискокмо не омрачится, сокроище моё (а во случае отказа – уже не моё!) расточительное, ибо списал я расходы сии по статье тавтограммной «буки-буки-буки», то бишь «баба без башни»!

– Неверна телеграмма твоя, ибо невинная я!

– Верна, токмо с уточнением небольшим тавтограммным: «Будущая баба без башни!»

– Ладно уж, – сжалилась невеста. – Сделаю тебя самым что ни на суть счастливым! Выйду замуж, но токмо коли ответствуешь на вопросик казусный: уж не ты ли родитель настоящий Дели Бартель?

– Вопрос и впрямь «каверзный», аки ты молвить пыталась. Токмо я не считаю себя воправе обсуждать личную жизнь ни Дели, ни матери ея.

– Малашка то же самое глаголила! – воскликнула Наташа. – А значит, так и суть! Посему согласна я без условий дурацких!

На другой день явился к дому самохваловскому Лябе любящий и попросил вновь Малашку позвать. Перехватила Наташа посланца и опосля расспросов любопытных вместе с Малашкой вышла.

Не возрадовался француз явлению барыни, но не показал сие и ко служанке обратился:

– Обожаемая Малашка! Ведома тебе цель визита моего. Посему я приговор свой жду и жду решенья!

– Милый Жан Батист! Благодарна я тебе, ибо предложение твоё повысило самооценку мою! Однако случилось то, что и предвидела я. Появился у тебя конкурент достойный – коллега твой по ремеслу репетиторскому Роджер Смит.

– Не шибко тяжко угадать выбор твой, – проявил смекалку француз, – ибо даже я на месте твоём выбрал бы (али выбрала бы) его! Посему, коли не обломилось со служанкой, придётся принять предложение барыни.

Оживилась Наташа любопытная:

– И кто же сия барыня захудалая страшенная, коей ты хотел предпочесть нищую страхолюдину Малашку?

– Аглая Бартель, мать ученицы моей Дели.

Захохотала Наташа, засим, со трудом успокоившись, молвила:

– Хорош врать-то! Никогда не поверю, дабы первая красавица губернии позарилась на твою морду жирную! (Не след мыслить, что признала Наташа Аглаю большей красавицей нежели она сама. Ведь оне жили в разных губерниях – Аглая в Орловской, а Наташа в Курской. По крайней мере, мы так считать условились, ибо в те времена и Мценск, и Курск относились ко Смоленской губернии.) – К тому же в законном браке Аглашка.

– Сие дело поправимое, – заверил француз. – Надоели Аглае выкрутасы Алексея. Второй раз супруг кобелиный обрюхатил Акулину, сестрёнку ея! Но и одинокой оставаться Аглая боится, дабы соседи не злорадствовали. Аки токмо сделаю ей предложение брачное, обещала мне на развод подать и меня осчастливить.