Милицейская сага

– Скажу сегодня.

Даже в полутьме ощущалась счастливая улыбка решившейся женщины.

Валентина в свою очередь ощутила наконец в нем неясное беспокойство и встревожилась:

– Что-то не так, Андрюшенька? Ведь ты сам столько уговаривал.

– Уговаривал, – тяжело – и чтоб видела, что тяжело, – подтвердил он. – Я б и сейчас. Не уговаривал. Умолял бы! На руки взял бы и…

Он задохнулся от чувства.

– Но тогда…Я чего-то не понимаю. Это из-за твоего назначения?

– Ну вот, и ты туда же! – раздраженный, он отстранился.

– Но – что тогда?

– Знаешь, я вчера вечером пришел домой. Котька не спит. Раскрылся. Мокрый, растрепанный. Я его к себе прижал и… так он обхватил. За сердце! Поймешь ли?

– Понятно, – из ниоткуда подтвердил Валин голос.

– Ну, как он без меня? Знаешь же сама, что из него супружница моя вырастит.

– Стало быть, все по-прежнему! – Валентина сдержала тяжкий вздох. Всполошилась. – По-прежнему, да? Что молчишь, Андрюша?

– Валечка!

– Не смей! – пальцами она сдавила его губы. – Не говори ничего. Не спеши. Я сама. Мы просто переждем. Пусть сперва тебя назначат.

– Да что ты в самом деле с ерундой этой?!

– И пусть. Это нужно, Андрюша. Просто сам пока не понимаешь, но тебе без этого нельзя. Без этого – застой. И – не спорь! А я подожду.

Она вслушалась в его отчужденное молчание.

– Ну, хочешь, мы долго-долго встречаться не будем? Аж, – задохнулась, – целый месяц! А потом, если ты скажешь, что – совсем, тогда и – совсем. Хорошо, да?! Так да?

– Да, – выдохнул Андрей, понимая, что порвать с ней здесь же, раз и навсегда, не хватит в нем ни жестокости, ни решимости.

– Подождем, – пробормотала она.

В милом, с оспинками лице ее, всего за пять минут до того переполненном счастьем, проступила такая безысходность, что Андрея заколотило. Да стоит ли что-то в этой жизни таких жертв? Ведь никто и никогда не будет любить его так. И ничего потом не вернешь! Все решается в мгновение: обхватить ее, вжать в себя и – больше не выпускать.

Он заколебался.

Истошный, откуда-то из самых глубин морга вопль разорвал минорную тишину.

– Ты уверена, что сегодня всех покойников вскрыли? – Андрей первым устремился внутрь.

Возле дивана стоял всклокоченный Чугунов и с раскрывшимся непроизвольно ртом смотрел на дверь “мертвецкой”, откуда выскочила растерзанная, непрерывно кричащая Нонна. Следом появился обескураженный Ханя.

– Что, Нонночка, что?! – Валентина подскочила со стаканом воды и чуть не силой втиснула его в зубы подруги.

Та сделала судорожный глоток, взгляд приобрел что-то похожее на осмысленность.

– Паскуда! – выдохнула она. – Да он же, извращенец, меня прямо на трупе пытался! Пристроил к каталке, а потом распахнул, а там…голова к голове! – Нонуль, но ты сама хотела чего-нибудь остренького, – расстроенное Ханино лицо было полно тайного восторга.

– Да любви я хотела! Любви! – снова закричала она.

И тогда в наступившей тишине раздался смешок. Вслед – еще. И еще. Безнадежно, казалось, уснувший Чекин сидел на диване и, не в силах остановиться, заливался прерывистым, как икота, пугающим тонким смехом. По пьяному его лицу непрерывно текли слезы.

– Я ведь с тобой всегда хотела, Аркашенька! – откликнулась Нонна. – Не с коблом этим! С тобой!

– Да, это клиника, – определилась Каткова. – Такого сабантуя в моей жизни еще не было.

Скосилась печально на бледного Тальвинского:

– И, похоже, уже не будет.

Андрей шел по ночному городу, с остервенением втаптывая ботинками антрацитовые лужицы на асфальте. Давно не чувствовал он себя столь погано, потому что давно не было в его жизни любви, подобной той, что одарила его Валюха. Порой, вспоминая произошедший разрыв, он скрежетал зубами и принимался озираться, будто в поисках такси. Но даже в эти секунды понимал, что не поедет он, как мечталось, к Валюхе, не вытащит ее от растерянного мужа и не увезет в темноту. Потому что сколь угодно можно гнуть ветку, испытывая на прочность. Но, сломав, не восстановишь. Можно, конечно, попытаться перевязать, вылечить. Но – никогда больше это не будет ТА ветка. И никогда не будет к нему прежней Валюха. Помани – и она вернется. Но – уже другая, надломленная. А другая Валюха – это другая история. И – ничего тут не вернешь. Ни-че-го!

Возле собственного подъезда он долго стоял, уткнувшись лбом в проржавелую подъездную дверь.

День второй. Четверг

1.

– Подожди у ворот, – потягиваясь спросонья, Виталий Мороз вылез из отдельского УАЗика прямо перед прикрепленной на заборе вывеской « Оптово-производственная база горпромторга».

Внутри узенькой проходной, перед турникетом, возле единственного, подвешенного на стену телефона, толпились люди. В стороне позевывал пожилой охранник.

– Вертушку запусти, – Виталий показал мельком милицейское удостоверение.

– Сначала надо пропуск выписать, – охранник ткнул в сторону телефона.

– А это тебе что? Или у тебя, батя, режимный объект?

– Какой надо, такой и объект. Молод еще шутки шутить. Без пропуска начальства не пущу.

– Ну, и – молодец. Бди дальше, – Мороз перемахнул через турникет и шагнул на самую блатную в городе территорию.

Сзади послышались запоздалые всполошные крики.

Длиннющее здание со всех сторон было облеплено загружающимися фурами. Вход на административный этаж Мороз нашел не без труда. Взбежал по гулкой металлической лестнице и уткнулся в надпись «Приемная».

В «предбаннике», возле стола скучающей секретарши, терпеливо подремывали несколько посетителей.

– Мне сказали, что где-то здесь Садовая.