Охота на эмиссара

Я пожала плечами:

– Преступность везде есть, потому что везде есть гуманоиды с плохими мыслями. Глупо уповать на то, что ничего плохого не может произойти с тобой в одном месте, но произойдёт в другом, потому что там уровень преступности выше. На Тур-Рине вполне безопасно, если говорить о площади Золотого Сечения, районе космопорта ну и десятке благополучных кварталов, отстроенных для отдыхающих. И дело не только в уличных видеокамерах и патрулях Системной Полиции. На каждой планете есть определённые законы выживания, и даже преступники понимают, что если разойдутся и станут нападать на горожан везде, то туристы перестанут посещать планету, а следовательно, здесь всё очень быстро придёт в упадок.

Фабрис несколько секунд молчал, переваривая мои слова, затем отрицательно покачал рогатой головой.

– Нет, я не согласен. Я считаю, что существуют места объективно более приятные и безопасные и объективно менее.

– Если ты говоришь о небольших изолированных участках, учреждениях и заведениях, то да, но в рамках планеты – нет. На планете проживает слишком большое количество гуманоидов.

Я сама не заметила, как увлеклась разговором и перешла на «ты».

– Мне странно такое слышать от подростка с Танорга, ведь твоя родная планета считается одной из самых чистых, технологичных и безопасных, – пробормотал Фабрис, делая первый глоток кофе. – Я всегда считал, что Цварг и Танорг в этом плане очень похожи друг на друга. Во всяком случае, в обоих Мирах количество криминальных элементов в разы ниже, чем на Тур-Рине. Уж поверь, я как эмиссар прекрасно знаю, о чём говорю.

Я усмехнулась. Конечно же, я верила тому, что говорит Фабрис Робер. В своих интервью он всегда был предельно честным и никогда не врал… Я несколько секунд мучительно соображала, что ответить, но всё же сказала:

– Наверное, мы немного разное понимаем под словом «преступность».

Мужчина высоко поднял брови:

– Разное? А что тут может быть разного? Грабить, убивать, угрожать – плохо. Быть честным гражданином, соблюдать законы и платить налоги в казну Аппарата Управления – хорошо. Вот на моей планете нет грабителей, и можно спокойно ходить в любое время суток по любым улицам, а не только относящимся к конкретным кварталам. Это действительно безопасно.

Я поняла, что Фабрис воспринимает меня как ребёнка, а потому и разговаривает в формате «хорошо-плохо». А ещё я много раз читала его интервью с прессой и знала точку зрения относительно любого вопроса. Особенно ярко на фоне всех вопросов всегда выделялась его негативная реакция именно на ночных бабочек. И… пользоваться информацией о собеседнике было против правил, но я не удержалась.

– А ночные бабочки? Как ты относишься к ним?

Фабрис поперхнулся кофе и посмотрел на меня, прищурившись:

– Сколько тебе лет, говоришь?

– Я взрослая, – повторила упрямо. – Мне есть двадцать один.

– Ну-ну. – Эмиссар покачал головой, явно не поверив, но всё же ответил на предыдущий вопрос: – Я отрицательно отношусь к любви за деньги. На Цварге такие вещи запрещены законом.

– А на Тур-Рине райские дома декриминализованы. Ночные бабочки… – я подумала и добавила то, от чего Фабрис вновь поперхнулся, – и мотыльки платят налоги, имеют страховки и пенсионные. У них есть свои профсоюзы, и зарплата, кстати, хорошая. – Эмиссар посмотрел так, что я почувствовала приливший жар к щекам и попыталась поскорее завершить мысль: – Для общества легализация этой сферы стала абсолютным плюсом, так как больше нет места коррупции, а если сравнивать с другими планетами Федерации, то на Тур-Рине существенно ниже процент нападений на женщин с этой целью.

Цварг посмотрел на меня, неодобрительно поджав губы.

– Не знаю, где ты, девочка, всей этой ерунды набралась, но на Цварге запрещены райские дома, и сотни лет не было нападений на женщин.

– А ты в этом уверен?

– В чём?

– В том, что на цваргинь не было нападений.

***

Фабрис Робер

Конец октября. Тур-Рин

Верфь была достроена. Несколько недель прошло с разговора с Эстери Фокс в «Госпоже удаче», необходимая паллета с медикаментами была загружена на склад эльтонийки, но всё шло не так, как я планировал. Что за ерунда?! Впервые в жизни я обставил и рассчитал всё так, чтобы у меня украли лекарства, но их никто не крал. Ни полностью, ни частично, вообще никак! И если судить по видео, установленным в скрытых видеокамерах, никто даже не заинтересовался арендованной ячейкой в квартале Карнавальных Масок. А ведь она приводила туда клиентов с далеко не самой кристальной репутацией, я всё отслеживал и… понять не мог, что не так!

Тур-Рин.

Редкие лекарства.

Склад полулегальных клиник, хозяйка которого совершенно точно не станет обращаться в случае проблем к Системной Полиции.

Чего, швархи меня задери, я не учёл?!

Это дело не давало мне покоя. Каждое новое видео в сети, словно тупой кинжал, вонзалось в сердце и медленно проворачивалось. Цваргинь похитили и использовали, это совершенно точно, но у меня не получалось ухватиться ни за одну ниточку. О нормальном сне можно было только мечтать, а ещё стало чудиться, что за мной следят. Чушь собачья. Кому я сдался, это во-первых. И никто не знает, каким делом я занимаюсь, во-вторых. Но я постоянно ощущал на себе чей-то взгляд. Однако резонаторы молчали, и это сводило с ума. Если бы кто-то решил подослать ко мне убийцу или просто свести счёты по старым делам, меня бы уже накрыло бета-колебаниями ненависти преследователя, но… я не ощущал ничего, кроме стандартного ментального фона. Ни-че-го! Интуиция бывшего агента алеф-класса выла, что меня пасут, рога же упрямо молчали, и с каждой неделей эта ядрёная противоречивая смесь вкупе с простоями по делу действовала как затягивающаяся удавка. Мешала есть, мешала дышать, мешала просто жить. Внутри копилась густая тёмная концентрированная злость на себя, на беспомощность, на рога, которые, очевидно, меня подводили, и на сутенёров, что продолжали использовать женщин и щедро выкладывали ролики в дарк-инфосеть.

Один раз, когда я навещал склад госпожи Фокс, пожарный флаер остановился напротив здания. Меня захватило будоражащее предчувствие, что вот-вот что-то произойдёт. В крови забурлил адреналин. Ну не ездят по Тур-Рину просто так пожарные с типовыми проверками! По Цваргу – да, по Таноргу – снова да, по какому-нибудь Зоннену – наверняка, а на Тур-Рине принято давать откаты, чтобы никакие государственные организации не совали нос в их дела. Но ребята вышли из флаера, хлопнули дверцами, прихватив с собой чемоданы и какие-то бумаги, нырнули в здание напротив, а через час так же цивилизованно вернулись в машину и… уехали.

Голова стала раскалываться всё чаще, несколько раз вызывал Леандр Ламбе, но после последнего нашего разговора даже он решил со мной больше не связываться. Лейла, будто чувствуя за миллионы километров, что не стоит меня тревожить, не звонила вовсе, а коллеги стали сторониться. Даже глупые шутки и стандартные оскорбления пропали из их уст. Гравитационная аномалия! Нестабильная сингулярность! Ни одному паршивцу больше не потребовалось смотреть видеоматериалы моего дела, и ни один Роджер-Жан-Сисар не завалился беспардонно в кабинет ради рекомендации. Они будто чувствовали, что я на краю, и обходили меня десятым сектором.

Я всё чаще и чаще стал оставаться ночевать на Тур-Рине, словно таким образом был ближе к похищенным цваргиням. Менеджер отеля молча забронировал полюбившийся мне номер до конца года, а в спортзале «Луннора» неожиданно появилась очень качественная груша, на которой я отводил душу, если нервы совсем давали сбой.

А ещё из головы всё никак не хотели выметаться воспоминания о случайной встрече в туалете «Госпожи удачи» с незнакомкой. Тщательно прокручивая кадр за кадром и воссоздавая её эмоции, я вдруг с удивлением осознал, что не почувствовал рогами ничего плохого – ни грязной похоти, ни ненависти, ни презрения, ни досады, ни всего вороха тех бета-колебаний, после которых страшно хотелось почистить зубы и выпить таблетку обезболивающего. Да, девушка на несколько секунд испугалась, но, похоже, не меня, а того, что разлила воду… и искренне хотела помочь.

Разумеется, я это понял лишь задним числом. И стыдно так стало… Ведь в столкновении моя вина была в том числе, я отвлёкся на выкидывание салфетки. Был бы сосредоточен – поймал бы бутылку, на это моей реакции точно хватило бы. Да и девушку оставил в мокром платье в туалете… Я тогда был так зол на Фокс, что даже не подумал предложить таноржке пиджак, а ведь мог бы. Когда я попытался вспомнить её лицо, то, к колоссальному стыду, ещё и осознал, что грудь и сжавшиеся очертания сосков запомнил лучше. Несколько раз после того случая я ужинал в «Госпоже удаче», надеясь вновь увидеть девушку и как минимум извиниться, но всё было тщетно.

Посетив под надуманным предлогом склад Фокс, чтобы взять данные со скрытых видеокамер, я решил пешком пройтись до «Луннора». Настроение было скверным, чутье подсказывало, что записи снова окажутся чистыми и уборщики на складе эльтонийки работают исключительно согласно расписанию и не заглядывают в контейнеры. Я учуял запах кофе. Кофе – единственная вещь, которая последнее время не вызывала у меня тошноту.

Мальчишка в драных джинсах, надвинув козырёк кепки на лицо, копался в ранце, выискивая мелочь ради чашки горячего напитка. Я протянул кредиты за две чашки кофе, чтобы не ждать, пока он выпотрошит всё содержимое рюкзака, взял бумажный стаканчик и сел на единственную лавочку. Хотя в это время ночные заведения Тур-Рина только-только открывались, в октябре на планете народу было мало, а на улице Бронзовых Псов с учётом непогоды и вовсе пустынно…

Я пытался сосредоточиться на проблемах дела, не обратив внимания на подростка, но удивился, когда по лицу понял, что это вовсе не мальчишка, а девчонка, а потом ещё сильнее – когда эта самая девчонка вывела меня на разговор и абсолютно серьёзно утверждала, что она взрослая. Дальше – больше. Разговор, который, по идее, должен был свестись к чему-то безобидному вроде отвратительной погоды в октябре на Тур-Рине или предстоящих школьных каникул, постепенно начал набирать обороты и свернул совершенно в иное русло…

Симпатичная малышка в ветровке грела руки о такой же стаканчик с кофе, морщила очаровательный носик и рассуждала на совершенно не детские темы: декриминализация райских домов, коррупция, устройство общества. Она даже про ночных мотыльков знала, что даже на Тур-Рине считалось в некоторой степени экзотикой! И вопросы так странно ставила…

– А ты уверен в том, что на цваргинь не было нападений?

Карие глаза в смешных очках смотрели на меня серьёзно, а миниатюрный носик чуть морщился. Я усмехнулся. Что-что, а Цварг – моя родная планета, и о её устройстве я знаю всё.

– Разумеется, уверен.

– Я сейчас говорю не только и не столько про нападения с оружием или физическое насилие. – Она даже не моргнула. – Но ведь цварги умеют не только считывать эмоции окружающих с помощью рогов, но и насылать их. Почему ты так уверен, что мужчины твоей расы не воздействуют на женщин?

– Потому что это строго запрещено и карается законом. – Я пожал плечами. – Сильные воздействия совершенно точно учуют другие цварги, и суд будет неминуем.

– То есть если воздействия не очень сильные, но регулярные, то этого могут и не заметить? – тут же по-своему ввернула малышка. – А сильные, но, например, там, где нет свидетелей? А быстро, кстати, эманации от воздействия затухают? То есть я имею в виду, что если бы я была мужчиной-цваргом, то могла бы затащить женщину в безлюдное место и воздействовать, и никто бы не догадался, да?

Мне не нравилось то, в какую сторону она клонила. Совершенно.

– За такими вещами следит Системная Полиция, – ответил, тщательно взвешивая слова, – и такие вещи теоретически могут случиться, но очень и очень теоретически. Мягкое воздействие должно быть действительно длительным, а сильное… рискованно. Любое обследование головного мозга цваргини покажет, что оно имело место быть.

Девчонка покивала с серьёзным видом, и стоило мне уже расслабиться, как вновь выдала: