Когда грустят горы

Его невозможно было удержать. Орлом, раскинув руки, он выплясывал в кругу. Потом молотил кого-то кулаками, как кувалдой – кто знает, скольким от него досталось! Затем, как ни в чем не бывало, обойдя круг, приказал музыкантам:

– «Лезгинку»!

Музыканты медлили, и он повысил голос:

– Кому я говорю? У вас что, уши заложены? Я сказал: «Лезгинку»!

________________________________________________

3. Дем – танцы на свадьбе, проходившие в ночное время.

4. Арачи – распорядитель танцев на свадьбе.

Но легче было распилить камень, чем музыкантам вновь оживить дем. Хозяевам свадьбы оставалось только сожалеть, особенно матери Садика. Видя расстроенный дем своего сына, она растерянно и недоуменно смотрела на Абумуслима. Он же не оставлял в покое музыкантов – заставил-таки их играть.

Пьяный и разгоряченный Абумуслим, обрадовавшись, опять оказался в кругу и пустился в лихой пляс. Он вновь и вновь заказывал музыкантам свои любимые мелодии… Что же было после? Это вспоминалось с трудом… В людей летели стулья, парни пустили в ход кулаки, женщины испуганно кричали… Абумуслиму на миг показалось, что его обдало кипятком, и тут же у него будто заледенело в голове. Неужели все это было на самом деле? Или это сон продолжается?

Он чувствовал себя надутым шаром, который плывет между небом и землей и никак не может опуститься. События прошлой ночи были невнятны, словно с того времени прошли годы. Его отяжелевшая голова была подобна ущелью, наполненному туманом, веки налились свинцом, отчего тяжело было открыть глаза…

Видя, что брат не хочет просыпаться, Багаудин прутиком, который был у него в руке, начал щекотать ему ноздрю. Абумуслим громко чихнул. Багаудин, озорно улыбаясь, пощекотал ему другую ноздрю. Абумуслим открыл глаза, увидел братишку, заливающегося смехом, и схватил его за руку:

– Ты меня злишь, БатI! Не выводи меня из себя, говорю тебе! Не видать тебе теперь портфеля как своих ушей!

Багаудин, испугавшись, заплакал. В этом году он должен был пойти в школу, и старший брат обещал сходить вместе с ним и купить ему портфель. Надо было поднять настроение брату, чтобы он перестал сердиться. Но густые дугообразные брови Абумуслима, грозно сдвинувшиеся на переносице, показывали, что дело это не из легких.

– Ну что я тебе такого сделал? Ты же никак не просыпался!

А тебя Ими зовет…

Абумуслим взглянул на наручные часы: они показывали девять. «И зачем я понадобился Ими с утра пораньше?»

– К добру ли? – смягчившись, спросил он.

– Откуда мне знать? – недовольно ответил братишка, расстроенный тем, что останется без портфеля.

– Ты знаешь все! Ну-ка быстро говори, зачем я чуть свет понадобился Ими?

Багаудин разревелся.

– Смотри у меня, БатI… Нечего тут нюни распускать. А то пройдусь по тебе разок! – пригрозил Абумуслим. – У меня и так туман в голове…

Рыдания Багаудина стали громче.

В это время открылась дверь и вошла красивая полная женщина. Это была Рагуят, жена Ими, которую все дети коротко называли Мис

.

– Мис, зачем Ими зовет меня? – угрюмо спросил у нее Абумуслим.

Ракуят странно посмотрела на него и, прикусив указательный палец правой руки, покачала головой. Это означало: плохи твои дела…

У Абумуслима екнуло сердце. Он хотел было расспросить Мис о происходящем, но тут ее позвали с улицы. Как только она ушла, побледневший Абумуслим вскочил, быстро натянул брюки, застегнул рубашку и вышел на веранду.

С полукруглой веранды на втором этаже вся улица перед их домом просматривалась как на ладони. Абумуслиму показалось, что в тени трех старых черешен собрался весь род Мурадовых: отец – Ханмурад, трое братьев отца и их сыновья молча сидели в ряд. Здесь же были и вчерашние музыканты. «Онито здесь зачем?» – с тревогой в сердце подумал Абумуслим. Увидев только что вошедшего во двор арачи Халидина, всеми любимого за его мастерство танцевать и следить за порядком на деме (кусарцы говорили, что его ногами шайтан отплясывает), Абумуслим совершенно сник.

Он бросил испуганный взгляд в сторону Ими. Шахмурада, самого старшего из братьев, все дети называли просто «Ими», остальных же величали по имени: Гюльмурад ими, Пирмурад ими, Ханмурад ими. Богатырски сложенный, с закрученными густыми усами, рано поседевший Шахмурад ими был подобен ожившей скале. У него было большое сердце. Он был человеком, радеющим за село, гордящимся его людьми, проявляющим заботу о родственниках. Его уважали все, от мала до велика. И в горести и в радости не обходились без него, даже сельские аксакалы всегда советовались с ним.

___________________________________________

5. Мис – сокращение от слова «имидин свас» – жена брата отца.

На всех торжествах, проходивших в Кусарах, самое почетное место предоставляли ему. Живущие в дальних краях родственники, приезжая в район, в первую очередь навещали Ими. Абумуслим, как и все остальные, тоже искренне почитал его. Месяц назад, вернувшись из Баку после завершения первого курса института, он в первую очередь проведал Ими.

Не только братья, но и их семьи, и другие родственники во всем прислушивались к Ими, никто не позволял себе прекословить ему. А для Ханмурада, отца Абумуслима, самого младшего из братьев, каждое слово Шахмурада было законом.

В роду Мурадовых бытовал обычай: перед семейными торжествами или же в спорных случаях они организовывали семейный совет, после чего действовали сообща. Вот так же, как и сейчас, собирались у того или иного из братьев и обсуждали важные семейные вопросы.

«О Аллах, что же случилось? – думал Абумуслим. – Почему дяди собрались здесь? И для чего я им понадобился?» Сердце у него колотилось, по телу струился горячий пот. Некоторое время он постоял на трясущихся ногах, не зная, как поступить, а потом, наконец, решился – будь что будет. И спустился во двор.

– Доброе утро! – неуверенно поздоровался он со всеми и стал перед Ими. «Что же со мной теперь будет?..»

У Ими была привычка: когда он сердился, то подкручивал свои усы. Вот и сейчас он делал это. Быстрые и ловкие движения пальцев его правой руки говорили о том, что он явно не в духе. Абумуслим заметил это, и его охватила неудержимая дрожь, но он постарался не выдать себя и выглядеть перед дядей спокойным.

На его приветствие никто не ответил, что лишило его остатков самообладания. Он не осмеливался даже поднять голову и посмотреть кому-либо из них в лицо.

– Ты звал меня, Ими? – с трудом, дрогнувшим голосом, выдавил он из себя.

Как приветствие, так и вопрос его повисли в воздухе. Значит, он что-то серьезное натворил. «Теперь всё! – ужаснулся он. – Мне конец!»

Вдруг Ими повернулся к музыкантам, раздался его властный голос:

– Играйте!

Не успел он произнести эти слова, как музыканты начали играть быструю музыку. Ими искоса сердито взглянул на Абумуслима и резко сказал:

– Танцуй!

Не ожидавший ничего подобного Абумуслим ошеломленно посмотрел на него и замер. А потом испуганно, с дрожью, произнес:

– Зачем?

Голос Ими зарокотал, как гром:

– Танцуй, я тебе говорю! Вчера ночью ты разошелся оттого, что тебе не выпало очереди танцевать. Теперь можешь танцевать, сколько душе угодно. Танцуй! Гаси пыл своего сердца!

Абумуслиму показалось, что грянул гром и сверкнула молния… Будто все ледники Шахдага обрушились на него! Боль так пронзила его тело, словно в него воткнулись сотни стрел. Земля ушла из-под ног, он пошатнулся…

Ему разом вспомнилось все, что произошло вчера ночью на танцах. Перед глазами промелькнуло, как он ухватил за грудки арачи Халидина и обвинил его в том, что тот пропустил его очередь… Затем оказался в центре танцевальной площадки… По том бросился в драку с музыкантами… Ударом кулака повалил на землю когото из парней …