И имя ему – Человек

Вся наша жизнь – один затянувшийся прыжок в бездну. Мы – жертвы этого мира. Нас от этого душного гнойного мирка настолько тошнит, что все наши действия – осознанно или нет – ведут к нашей смерти. Мы все – самоубийцы. Мы хотим поскорее сдохнуть, чтобы не мучиться долго на задворках этой вонючей Вселенной.

Потому мы и курим, что сигареты – это пули замедленного действия. Потому мы и убиваем друг друга и суём в жопу банки из-под томатного сока… Мы попросту ненавидим друг друга. Мы попросту хотим, чтобы всё это поскорее закончилось. Для всех.

Для меня. Для тебя. Для него. Для неё… Для всех.

Только осознав истинную ценность этой затхлой жизни, ты начинаешь понимать раньше казавшееся тебя странным стремление придурковатых киношных маньяков уничтожить всё человечество к чёртовой бабушке. Только с возрастом понимаешь, что все эти маньяки – величайшие добродетели в истории человечества.

Они хотели спасти мир.

Спасти его от Нас.

Спасти от Человека.

Если бы тебе хоть на секунду дали покараулить пресловутую красную кнопку, то ты бы тут же нажал её. К чему церемонии? Кнопка – не чай, и ты – не китаец. Сдохните, падлы, и всё…

И пусть потом Маяковский расскажет, что такое «хорошо» и что такое «плохо»… Расскажет кому-нибудь другому.

* * *

Маму Серёже довелось увидеть лишь однажды. Это случилось через два года после расставания. Тогда ему исполнилось уже восемь лет.

Мама появилась в бабушкиной квартире вся такая красивая, сияющая, словно богиня с неба. Она улыбалась самой светлой улыбкой, какую мальчику только доводилось видеть. Тогда мальчишка повис у мамы на шее и не хотел её отпускать. Он вновь и вновь, плача от счастья, поднимал голову и смотрел в мамины глаза – такие зелёные, такие красивые. Пока мама держала Серёжу на руках, он, крепко обнимая её за шею, положил голову ей на плечо, губами касаясь её кожи, и плакал. Он не рыдал, а просто лил слёзы. Молча, лишь изредка всхлипывая. Будто телёнок, попавший в гудронную яму.

Серёжа был уверен, что мама приехала за ним, но он ошибся. Она приехала вступить в права наследства – где-то в этом городке умер её двоюродный брат, имевший квартиру и машину. За этим мама и приехала. За наследством, а не за сыном.

Когда мама опять уезжала, Серёжа рыдал во весь голос. Прямо на вокзале он вцепился в её руку и не хотел отпускать. Через рыдания, через слёзы он всё повторял «Мама, останься! Мама, не надо!» Он тянул её обратно с перрона, подальше от поезда, упираясь в асфальт своими ножками, обутыми в дырявые бабкины тапочки. Это была самая настоящая истерика…

Мама только испуганно оглядывалась по сторонам, окидывала взглядом людей на перроне и всё пыталась вырвать руку из цепких маленьких пальчиков своего сынишки.

– Мама, останься!!! – кричал надрывающимся мальчишеским голосом Серёжа, стараясь своими маленькими ручками утянуть маму на вокзал.

– Прекрати! – громко и свирепо шипела мать в ответ, вертя головой по сторонам. – Прекрати сейчас же!

Когда маме всё же удалось выдернуть свою руку, Серёжа со всего маху шлёпнулся задом на асфальт перрона. Было очень больно, но он опять вскочил на ноги и кинулся к маме, которая уже быстрым шагом направлялась к своему вагону.

Мальчишка, обливаясь слезами и всхлипывая, опять и опять пытался схватить маму за руку, но та ловко успевала её отдёргивать, быстро приближаясь к своему вагону. Тогда Серёжа просто упал на колени, ухватившись ручками за подол её юбки. В тот момент он рыдал, ревел во всю глотку. Он не хотел обратно к бабушке и отцу. Он хотел остаться с матерью. Только с ней.

Мать опять что-то свирепо шипела, силясь оторвать цепкие ручки парнишки от себя. А он сидел перед ней на коленях и, крепко обняв её родные ноги, рыдал. Люди проходили мимо и не могли не смотреть на это. Многие даже просто остановились, как вкопанные, и смотрели на странную душераздирающую картину. Некоторые даже открыли рты в шокирующем изумлении.

Все эти лишние глаза… Они только ещё больше взбесили мать.

Она вся покраснела, склонившись над сыном и стараясь оторвать его руки от себя. Она свирепо шипела ему:

– Что ты ревёшь, как девчонка? Прекрати немедленно!

Мимо проходил какой-то мужчина с рюкзаком на спине, именно его мать и окликнула, сказав:

– Мужчина, помогите мне…

Тот остановился и задумчиво посмотрел на сложившуюся картину.

– Подержите его, – нервно улыбаясь, пояснила ему мать.

Но люди… Они не все сволочи и не всегда.

Мужик со злобой в глазах посмотрел на мать и, презрительно мотнув головой, чуть не сплюнув от гнева, пошёл дальше.

Но как бы там ни было, а мама всё равно уехала в свой далёкий большой город. Серёжа некоторое время бежал за поездом, пока не запнулся о перевозочную тележку и со всего маху не рухнул на асфальт, вспоров сухожилия левого предплечья об острый край ржавой телеги.

Поезд убегал, а Серёжа сидел на асфальте перрона, и слёзы ручьями бежали из его глаз.

Эй, Маяковский! Расскажи нам о жизни!!!

5

Жизнь мальчика Серёжи… Она пострашнее участи той белой дворняги, которую ты когда-то видел у своего подъезда. Той самой белой дворняги, которая передвигалась почти ползком… Той самой дворняги, оба глаза которой были слегка извлечены из орбит и теперь двумя окровавленными шарами торчали над мордой. Собака медленно перебиралась от бордюра к бордюру в поисках спокойного места, где можно было прилечь.

Она ползала у твоего подъезда почти целую неделю… Белая собака с двумя окровавленными глазами, торчащими из орбит. Люди ходили мимо и ничего не могли поделать. Они только смотрели на это чудовище, и сердце их замирало.

Они смотрели на чудовище, которое было сделано человеком. Только человек мог сотворить такое с живым чувствующим существом. Только человек.

А потом этой собаки не стало. Исчезла и всё. И люди вздохнули с облегчением. Теперь и детей можно выводить на улицу…

Бросаешь ещё несколько лопат земли на уже порядком присыпанный джутовый мешок с телом твоей любимой собаки. Уровень земли в могилке уже почти сравнялся с травой.

Когда гудронная лужа полностью поглотила телёнка, вы все увидели, как из гудрона медленно выдувается пузырь – это углекислый газ выходил из лёгких телёнка. Огромный пузырь достиг размеров бельевого тазика и вдруг начал сдуваться. Медленно и тихо…

Ты втыкаешь лопату в глинистую землю и присаживаешься на корточки перед импровизированной могилой. Там, под землёй – самое близкое тебе живое существо за последние двадцать лет.

Единственное божье создание, которое никогда тебя не предавало.

Единственное божье создание, которое всегда тебя любило.

Единственное божье создание, которое всегда ждало тебя обратно домой.

На корточках сидится плохо, колени быстро затекают и принимаются погано ныть, но ты всё сидишь, низко склонив голову. Очень низко. Никто не сможет увидеть твоих глаз. Никто не узнает, какие у тебя сейчас глаза.

* * *

Чёрные глаза-бусинки, невинно глядящие на тебя, и белая пушистая мордашка: белёк – нежнейшее создание на планете. Детёныш тюленя. Нет ничего милее и волшебнее, чем белёк.

Шапки из белька от 1600 до 2100 руб., производство фирмы «Отрада», Самарская обл.

Всего через четыре недели мягкая белая шёрстка белька начнёт превращаться в серую и грубую – белёк превратится в серку. Потому охотники стараются отлавливать детёнышей в пределах четырёхнедельного возраста – прямо на льду забивают их палками и баграми, а потом сдают шкурки на продажу (около 400 руб. за штуку).

Если помнишь того узкоглазого торговца на азиатском рынке и его живую-мёртвую ондатру, то поймёшь, что порой происходит дальше…

ОАО «АРХПРОМКОМБИНАТ»! Меховые головные уборы из морского зверя (белёк, нерпа, серка) хороши как зимой, так и в межсезонье. Перечень их разнообразен: ушанки меховые, комбинированные, формованные, олимпийки из меха нерпы, кепи, дамские шляпы.