И имя ему – Человек

В институт юного Кафку не взяли…

Несмотря на травмированную руку, он отслужил в армии, вернулся в свой городок и вступил в группировку рэкетиров. Самое начало славных девяностых – было где развернуться.

Но за десять лет Серёга ни с кем так и не сблизился. Ни к кому доверия не было. Самым близким ему созданием была одна лишь собака. Старая добрая немецкая овчарка…

К 28 годам он всё ещё оставался девственником. Зато в криминальном мире у него была отменная репутация.

Репутация человека очень жестокого. Он никого не жалел…

Ни старика, ни женщину…

Только вот животных очень любил. Очень.

А особенно – свою немецкую овчарку…

Единственное божье создание, которое никогда его не предавало.

Единственное божье создание, которое всегда его любило.

Единственное божье создание, которое всегда ждало его обратно домой…

Но и свою мать Серёга, конечно, тоже никогда не забывал. И её глаза…

Такие близкие, такие тёплые…

Такие предательские…

* * *

На корточках сидится плохо, колени быстро затекают и принимаются погано ныть, но ты всё сидишь, низко склонив голову. Очень низко. Никто не сможет увидеть твоих глаз. Никто не узнает, какие у тебя сейчас глаза.

Вдруг раздаётся телефонный звонок. Он вырывает тебя из омута глухих воспоминаний и размышлений. Это звонит мобильный в кармане твоих штанов.

– Да, – говоришь ты, стараясь выдержать голос таким, чтобы никто не подумал, что сейчас ты лил слёзы. – Слушаю.

– Серёга, – отвечает спокойный мужской голос на том конце, – мы нашли её…

Ты весь напрягаешься. Превращаешься в пружину, сжимаемую мощным давлением.

– Москва, Каширское шоссе, дом номер 98, корпус 2, – продолжает голос на том конце. – Квартира 346…

Ты молчишь. Пот градом льёт по твоим лбу, носу, губам… Комары бесчинствуют, пируя на твоём раскалённом теле.

Но ты ничего этого не замечаешь. Твои мысли далеко отсюда.

– Что нам делать? – спрашивает спокойный голос на том конце и ждёт твоего ответа.

– Везите её сюда, – тихо говоришь ты.

Говоришь: везите её сюда и отключаешься.

На корточках сидится плохо, но тебе уже плевать. Убираешь телефон обратно в карман штанов и, как-то отрешённо кивая, будто услышал шокирующую весть, которую давно ожидал услышать, устремляешь свой взгляд на могилу своей любимой собаки. Любимой немецкой овчарки, которая была твоим единственно близким существом за последние годы. Долгие годы.

– Вот я её и нашёл, – тихо произносишь ты, кивая и глядя на участок земли перед собой, всего десять минут назад перерытый лопатой. – Вот я её и нашёл…

Что ты скажешь своей матери после длительной разлуки?

Что ты скажешь своей матери, которая бросила тебя в глубоком детстве на необитаемом островке вокзала? Бросила совсем одного?

Что ты скажешь матери, которая променяла тебя на роскошные ковры в своём жилище, на дорогой автомобиль, на статус в обществе?

Что ты скажешь матери, которую так долго ждал? В которую когда-то так беззаветно верил?

Что ты ей скажешь?

Что скажет мальчик Серёжа своей маме?

Ты много раз об этом думал. Ты много раз об этом думал, но так ничего путного и не надумал. Ведь это так сложно.

У акушерок есть такой термин – «накрыть стол». Так говорят, когда пришло время принимать роды у какой-то пациентки и для этого теперь надо собрать на столике все хирургические принадлежности – скальпели, щипцы, пинцеты, бинты и прочую муть…

Так вот, скорее всего, ты сегодня поедешь в свой излюбленный подвальчик и «накроешь стол» – скальпели, щипцы, пинцеты и прочая муть…

Потом возьмёшь штопор или ланцет и подойдёшь к своей матери, сидящей на стуле в свете направленной лампы… Подойдёшь к ней и взглянешь в её глаза.

Такие близкие, такие тёплые…

Такие предательские…

И, конечно же, ты скажешь ей…

Ты скажешь ей: «Здравствуй, мама… Я тебя так ждал…»

* * *

(В оформлении обложки использована фотография с https://wallbox.ru/ по лицензии CC0)