Я делаю пометки в своей жёлтой записной книжке, сосредоточенно киваю собеседникам, но мои мысли блуждают совсем в другом месте и времени…
В то лето мои родители, озабоченные тем, чтобы я не болталась без дела, устроили меня по знакомству курьером в одно издательство. Девяностые были на излёте, жизнь в стране вроде как налаживалась, и вокруг стали появляться разные издательства и медиа, не убитые еще интернетом и блогерами.
В одном таком региональном журнале, пишущем о путешествиях, моде и, как ни странно, вопросах культуры, я и подрабатывала, заменяя штатного сотрудника на время летнего отпуска. Для девочки моего возраста это была самая простая и приятная работа: прийти утром к девяти утра в офис, посидеть какое-то время на диванчике, почитать и попить кофе, пока все собирали в кучу все необходимые отправления, а потом съездить по нескольким адресам из списка: кому то отвезти дискеты и бумаги, а у кого-то что-то забрать в ответ и привезти обратно в редакцию до вечера.
Лето и для издательств безмятежное время, поэтому бывали дни с одним-двумя адресами, после которых я была свободна делать, что вздумаю, а поскольку и мобильные телефоны тогда стали только появляться, меня вообще никто и нигде не смог бы достать, даже если бы и очень захотел.
Это могло бы быть самым беззаботным и свободным летом в моей жизни, если бы не одно происшествие…
Утром, как обычно, я пришла на работу, где мне выдали только один адрес и заявили, что доставив пакет, я смогу сегодня не возвращаться. В предвкушении целого свободного жаркого дня, когда я могла бы пойти на пляж или поваляться в парке с книгой, я свернула во двор с проспекта Ленина, слушая в плеере своего любимого Вилли Вало и его The Reaper.
Я зашла в подъезд старого сталинского дома, поднялась на последний этаж и позвонила в тяжелую деревянную дверь.
На пороге стоял молодой стройный мужчина в узких джинсах и футболке – автор издательства Щербатский Юрий – как у меня было написано в маршрутном листке, ему я должна была передать пакет и уйти.
– Привет, проходи, – пригласил меня внутрь мужчина. И я переступила порог.
– Я из «Мёбиуса», – протянула я ему папку с бумагами. – Я же больше ничего не должна вам отдать?
– Да-да, я тебя ждал. Как тебя зовут?
– Маша.
– Я Юра, – представился он в ответ. – Маша, ты знаешь, мне нужно только проверить макет и подписать его в печать, в принципе, чтобы тебе не мотаться два раза, ты можешь сейчас подождать, пока я быстренько все проверю, и сразу забрать подписанные бумаги с собой. Ты не против?
Конечно же я была не против! Воспитанная девочка в белых гольфах и с плеером в ушах. Тем более, мне сказали, что это быстро!
– Проходи, не стесняйся, – пригласил меня Юрий внутрь, и я прошла за ним в гостиную. – Сегодня очень жарко, хочешь пить? – спросил меня Щербатский, и, не дожидаясь от меня ответа, вышел из комнаты.
Я огляделась: это была просторная гостиная с высокими потолками с лепниной, поразившая меня своими необычными обоями с затейливыми узорами, каких я никогда не видела до этого. Я сидела на каком-то неимоверно роскошном бархатном диване, и это еще больше располагало меня к хозяину квартиры. Тем более, это был заслуженный автор статей, которому платили за публикации в журнале! Через приоткрытую балконную дверь раздавался крик стрижей, и виднелись верхушки раскидистых лип, уже отцветающих своим тяжёлым сладким ароматом. Тихо умирающий июнь наполнял все вокруг душной влагой, пропитавшей мои шорты и футболку, и я, как и стрижи за окном, уже предчувствовала дождь, собиравшийся пролиться к ночи.
– Вот, пожалуйста, – вернулся Юра с высоким стаканом в руке: даже вода в нем была голубовато-искристая, словно он только что набрал ее в альпийском горном ручье из рекламной картинки.
Я взяла тонкий, как колба, стакан и начала пить из него ледяную воду, и капли тоненькой струйкой потекли по подбородку и шее, ниже к ложбинке между грудей, оставляя мокрую прозрачную дорожку на ткани футболки.
Юрий сел в кресло в углу проверять распечатанный макет, а я, чтобы сгладить молчание комнаты, подошла к балкону и выглянула в окно, где на детской площадке одиноко скрипели качели, на которых сидела девочка в платье и белых носочках. «Прямо как у меня», – подумала я перед тем, как комната немного покачнулась, стены сдвинулись в сторону, а заунывный скрип ржавых качелей стал последним звуком в мертвой тишине квартиры, который я услышала…
Мне показалось, что я очнулась в другой жизни. Сначала я решила, что уже утро, и я в своей комнате дома, но присмотревшись, поняла, что это чужие белоснежные стены с бесконечным потолком, а я лежу на какой-то огромной кровати с туго натянутыми, словно в операционной, простынями. В голове, словно забитой ватными шариками, медленными ударами стучал пульс.
Во рту было сухо и жестко, словно я прополоскала его песком. По всему телу разлилась такая слабость, что я едва могла пошевелить пальцами рук. Где-то в глубине квартиры играла тихая музыка, и, прислушавшись, я узнала Вагнера: я как любая отличница из интеллигентной семьи регулярно ходила в филармонию.
– Все будет хорошо, малышка, – вдруг я услышала рядом тихий голос, и начала припоминать, где я нахожусь. И, словно предвосхищая мой вопрос, который я еще не успела задать, он объяснил. – Видимо, тебе стало плохо от жары, ты упала в обморок, такое случается… Ничего страшного… Я тебя отнес на кровать. Полежи здесь немного, и тебе станет лучше.
И хотя я по-прежнему едва могла пошевелиться, я с трудом повернула голову и увидела, что Юрий сидел рядом со мной на кровати, но уже без футболки. Его можно было бы назвать привлекательным с подтянутым прессом, стройным загорелым телом и темными густыми волосами, но не в тот раз и не в этой жизни.
Для меня он был слишком страшным и слишком взрослым мужчиной, хотя, как я понимаю сейчас, разница в возрасте у нас была всего в несколько лет.
– Я хочу пить, – только и смогла прошелестеть я высохшим от жажды голосом, и он, словно ожидая этого, взял в руки тот же тонкий бокал и, приподняв мою голову, начал медленно вливать мне в рот ледяную воду. Жидкость прозрачной змейкой поползла по голой коже, и я с ужасом поняла, что на мне нет моей футболки, и я лежу на кровати только в белье: в своих белых девственных трусиках и бюстгальтере из хлопка, которые покупала мне мама.
Инстинктивно я попыталась прикрыться ладонями, но почувствовала, как чужие сильные руки жёстко и властно остановили меня:
– Не бойся, Машенька. Ты такая красивая, я хочу только полюбоваться на тебя. Ты уже, наверное, целовалась с мальчиками? – Я вспомнила потные поцелуи без языка со своим другом Гришкой в темном подъезде, с таким близким и знакомым, который сейчас был где-то за тысячи световых лет от этой постели с чужим мужчиной. – Хочу только поцеловать тебя в губы, можно? – спросил он, и, не дожидаясь моего согласия, стал спускаться вниз к моему животу, – в эти губы.
– Пожалуйста, не надо, – только и смогла выговорить я непослушным слабым голосом, и волна стыда, а не страха, захлестнула меня, когда он медленно и осторожно стал оттягивать резинку моих трусиков, и, спустив их на бёдра, впился своими губами в мои. И тут я ощутила, как его жесткий и шершавый язык заполз внутрь, сминая и ломая мои белоснежные крылья.
– У меня еще не было мужчины, – тихо заплакала я, ощущая, как вместе с горячими слезами меня навсегда покидают мои чистые и беззаботные дни… Я попыталась оттолкнуть его голову руками, вцепившись в густые волосы, но это только возбудило его еще сильнее, как и мое признание, и я слышала его гулкое тяжелое дыхание и едва сдерживаемые глухие стоны.
Простыни подо мной намокли от его слюны, мне было больно и неуютно, но мужчина, видимо, решил, что подготовил меня. Он встал надо мной на колени, расстегнул ширинку и достал красно-лиловый член, с влажной круглой головкой, словно причудливое экзотическое растение с другой планеты.
– Подержи его, малышка, ты ему так понравилась, – обращаясь то ли к нему, то ли ко мне, сказал Юра и сам положил мою руку на свой член. И накрыв и сжимая мою ладонь сверху своей, стал двигать ей вниз-вверх по своему скользкому от смазки стволу. Это был мой первый в жизни член, который я увидела так близко вживую, и я, с полностью парализованной волей лежала на жестком матрасе, воображая, что это происходит совсем не со мной.
Но моего мучителя это все явно очень возбуждало: и моя немая неподвижность, и мой безмолвный плач, и гулкая тишина этой огромной пустой квартиры. Взяв в руки свою налитую дубинку, он начал медленно водить ей по моему животу, поднялся к груди, осторожно отодвинул в сторону лифчик и начал скользить влажной горячей головкой вокруг крошечных горошин моих сосков. Поднялся еще выше и, нависнув над моим лицом, стал плавно выписывать узоры по моим скулам, подбородку, губам, размазывая мои слёзы по пылающему лицу влажным шариком своего пениса.
– Хочешь его, Маша? – в исступлении шептал он, проталкивая свой тугой, словно отлитый из резины, толстый член в мои крепко сжатые губы. Закрыв глаза от стыда и бессилия, и все еще бесконечно слабая от непонятного накатившего на меня морока, я только сжимала крепче вместе колени и цеплялась за складки натянутой простыни, как за последнее доказательство реальности происходящего и снова проваливалась и проваливалась в вязкий молочный туман летнего марева…
Видимо, я опять потеряла сознание, потому что очнулась, когда почувствовала, как безумно острая, словно удары ножом, боль пронзает мое тело, все сильнее и сильнее. Открыв глаза, я увидело над собой лицо своего насильника, ритмично качающегося живым маятником под «Вхождение Богов в Вальгалу» Вагнера, и поняла, что он уже внутри меня и раздирает на куски моё нежное розовое мясо, с каждым новым толчком загоняя остриё все глубже и глубже в тело.
Словно в кошмаре, когда ты хочешь закричать, но едва можешь разлепить сухие губы, я только лежала и хватала ртом воздух, и мои хриплые стоны отскакивали от стен…
Мне показалось, что эта пытка и Вагнер длилась часы, дни и годы, мои руки и ноги свело от бесконечной боли, но тут, издав громкий стон, под завершающие аккорды увертюры, мужчина резко остановился, и еще пару раз проткнув меня насквозь своим ножом-членом, всей тяжестью навалился на меня и замер. Я до сих пор помню его свистящее дыхание, когда, просунув свой длинный язык мне в ухо, он облизал мою ракушку и прошептал:
– Хорошая девочка, – и перекатился на бок. Он взял в руки свой полуобмякший пенис, и, как мне почудилось, снял с него окровавленную кожу, но потом я поняла, что это был гондон, который он предусмотрительно успел надеть перед тем, как стать моим первым мужчиной.
– Попей еще воды, и все пройдет, – прошептал он, снова вливая мне в рот уже успевшую стать тёплой жидкость. Я жадно пила её, благодарная ему уже только за то, что это мучение наконец-то закончилась. Он встал, потянулся всем своим стройным хищным телом и вышел из комнаты, а я поняла, что даже не могу приподняться, чтобы забрать свои вещи и уйти.
На изысканно-бирюзовом кресле с позолоченными ручками белой пенкой висели мои трусики с бюстгальтером. Подо мной было расстелено мягкое огромное полотенце, сейчас мокрое и липкое от моей крови.
– Я приготовлю тебе ванну, малышка, – сказал Юра, словно проявившийся из чёрной фотоплёнки длинного коридора. – Тебе было очень больно, правда? Прости, котёнок, – сказал он с улыбкой, мягко положив руку мне на лобок и устраиваясь между моими раздвинутыми ногами. – Сейчас все будет хорошо, обещаю, – прошептал он, перед тем как очень осторожно и бережно начать теребить мой глянцевый бугорок кончиком своего языка. И хотя все моё тело саднило и болело, эта неожиданная ласка вдруг тёплым маленьким вихрем закружилась внизу моего живота, расправляясь и набухая ярким алым цветком.
Мои бёдра начали невольно двигаться навстречу его языку и губам, влажным от слюны и вязким от вытекающей из меня смазки, все быстрее, быстрее и быстрее, в какой-то бешеной скачке, стараясь поймать пугливую бабочку наслаждения, трепетавшую своими хрупкими крылышками на кончике моего клитора. Еще секунда, и я закричала от острого наслаждения, гулкими толчками пульсировавшего во мне, и одновременно от боли, вернувшейся с новой силой. Последнее, что я увидела, перед тем как начать проваливаться в новые слои забвения, был маленький черный паук, яркой кляксой выделявшийся на белой стене у изголовья кровати…
Юрий резко перевернув меня на живот, зубами разорвал квадратик гондона, точным движением раскатал его по своему возбуждённому члену и быстро вошёл в меня сзади, с каждым ударом раздирая мне внутренности и усиливая волны оргазма, все ещё плескавшегося внутри…
Рабочий день ещё не закончился, когда Юра отвёл меня в огромную белоснежную ванну, тщательно отмыл меня от всей налипшей на меня крови, слизи и пыли, залезая своими тонкими ухоженными пальцами и душем во все мои складки, затем насухо вытер меня мягким полотенцем и отдал мне мою одежду.
Сложил аккуратно подписанный макет в мой рюкзак и со словами: – Нам ведь было хорошо, малышка, ? мягко вытолкнул меня за порог своей квартиры. – Ах, да, подожди, – сказал он, засовывая мне в кармашек джинсовых шорт смятую пятидесятидолларовую купюру, – купишь себе фруктов.
Разомлевшая, на непослушных ногах я добралась в тот вечер до дома и проспала крепким сном до утра: молодое тело легко прощает любые обиды, и на следующий день все случившееся казалось мне каким-то мутным сном. Лишь боль внизу живота и смятая купюра напоминали о вчерашнем…
Жизнь продолжалась, и я практически не вспоминала об этом эпизоде: в конце концов, большинство моих подруг и знакомых теряли свою девственность в более суровых условиях, поэтому всё было перемолото и напрочь забыто.
Пока через какое-то время профессор Щербатский, как он сам себя называл, не начал мелькать поначалу на обложках книг и журналов, продаваемых у метро, и в разделах книжных магазинов «Психология и самопознание», а затем – и на центральных каналах телевидения.
Красивый, стильный, интеллигентный и ироничный он очень легко и доходчиво объяснял читателям и зрителям как правильно строить отношения, добиваться успеха в любви и карьере или как развивать свои скрытые таланты.
Казалось, не осталось ни одной сферы человеческой жизни, которую бы он не затронул в своих научно-популярных трудах. Женщины страны зачитывались его опусами из серии «Полюби себя счастливой», «Гармония секса и отношений» и прочей душеспасительной фигнёй…
Я снисходительно слушала рассказы подруг о его лекциях и тренингах, понимая, что все они не стоят и выеденного яйца, точнее, и пятидесяти долларов… Мои знакомые вокруг женились, разводились, рожали детей и снова выходили замуж, жаловались на своих мужей и бесконечно ныли, а я спокойно и уверенно сначала училась, потом строила карьеру, предпочитая не погружать себя в тухлое болото ежедневной рутины отношений.