Дневники Красной Шапочки, или Cказки на ночь для очень плохих девочек

Так что да, сомнений нет, это он: Митя Бильсон-Нирвана, сидящий сейчас по ту сторона монитора и континента, в дорогущей толстовке Prada (ну да, ему очень важно произвести на нашу компанию хорошее впечатление), а я его помню почти двадцать лет назад в футболке с Куртом Кобейном, рваных джинсах, черном пальто и длинными рыжими хайрами.

Мы оба тогда жили в Екатеринбурге: я только что поступила в институт на худграф, а он еще учился в одиннадцатом классе. На какой-то тусовке мы пересеклись своими подростковыми стайками: я была студенткой из богемной среды, а он играл на гитаре «Безобразную Эльзу» «Крематория». И мы действительно верили, что «…значит, надо добавить еще, чтобы стало светлей хотя бы на миг». Одним словом, глупые счастливые дети благополучных родителей, изобретающие себе конец света и трагические обстоятельства. Не знаю, почему в юности так все время хочется умереть…

Первый курс вуза по емкости равен десяти годам, и если честно, с Бильсоном мы как-то поначалу редко пересекались. Но так получилось, что он жил как раз рядом с моим институтом, а у меня как раз иногда были окна на первых парах, и я иногда заходила к Мите за книгами, потому что у него, как у любого воспитанного мальчика из хорошей еврейской семьи, была отличная библиотека. Мне было семнадцать лет, ему шестнадцать, и для него я была невообразимо опытной взрослой женщиной: ходила в черном длинном платье, ездила в Питер автостопом, курила длинный мундштук и рисовала злых страшных клоунов маслом. И еще я была не девственницей, что придавало мне дополнительную ценность в глазах всех его друзей-одиннадцатиклассников.

И вот мы сидели одни в его огромной квартире, пили кофе, обсуждали Кафку и Кастанеду, и просто так, между делом, как-то совсем по-детски начинали заниматься любовью. Сейчас это называется «друзья по сексу», а тогда, наверное, это никак не называлось. Мы просто и естественно, как молодые лисы, не переставая курить и смеяться начали вдруг целоваться, раздевать друг друга, свободно и без стеснения. Кстати, прожив после этого долгую и бурную сексуальную жизнь, у меня больше не было такого легкого и не скованного никакими условностями секса: тогда я не думала, как выгляжу со стороны, могла громко хрюкать, а он меня одергивал, и мы вместе над этим ржали, захлебываясь своими же глупыми шутками. На нём я училась делать минет, потому что, черт побери, ну кто умеет правильно делать минет в юности?! Почему-то кажется, что достаточно пару раз лизнуть, и у мужчины гарантированно наступает оргазм, а на деле приходилось долго и до крови стирать губы, потому что я делала все абсолютно неправильно, и в итоге это тоже было скорее мучением, чем какой-то усладой для обоих. Но нам было так легко и ненапряжно вместе, что все эти упражнения в прекрасном проходили весело и непринужденно: он старательно натягивал гондон перед каждым разом, а я старательно запрыгивала сверху, не переставая рассуждать о музыке Джона Боуи и творчестве Набокова. Наши разговоры перетекали в секс, а потом секс так же перетекал в разговоры, и было в этом все юное и бесконечно нежное: в его широкой веснушчатой спине, голубых глазах, его причудливо искривленном члене, даже его неумелой долбежке, после которой у меня сводило руки и ноги словно после удара электрическим током… Я даже не помню, как мы с ним расстались, потому что никогда и не встречались по-взрослому: просто мы поплыли каждый по руслу своей реки. И вот он сейчас, повзрослевший, но такой же рыжий и с веснушками на загорелом лице, не узнает меня и серьезно рассказывает по конференс-связи про радужные перспективы совместной работы наших компаний.

В конце видеоконференции, когда мы уже все обо всем договорились, и я окончательно уверилась, что бесповоротно изменилась внешне, я получаю в личный чат сообщение: «Машка, а ты стала еще красивее, чем раньше».

Теперь весь мой день озарен этими словами. Я не знаю, кто может привыкнуть к комплиментам: возможно, вылепленные пухлогубые и скулолицие инстакрасотки до такой степени задолбались получать постоянные подтверждения своей красоты и привлекательности, что их только раздражают постоянные восторги поклонников и покупателей. А я обычная женщина, со своими морщинками, возможно, недостаточно упругими ягодицами и недостаточно густыми бровями, и получить такой комплимент от бывшего любовника, помнящего тебя еще по налитой юности, для меня стоит миллиарда.

В общем, его слова и невинные приписки в рабочих чатах теперь превращаются для нас в изнурительно-восхитительную игру-ожидание: мы оба знаем, что неумолимо приближается день Х, когда состоится наша деловая встреча в Москве для подписания контракта. Все мои увлечения, знакомые и любовники отступают на второй план, и мне начинают сниться солнечные сны с каким-то полусумеречным сексом с Митей Бильсоном, который всегда только начинается, но ни к чему не приводит, и я просыпаюсь во влажных утренних простынях, разгоряченная и голодная. Я вдоль и поперек изучила его инстаграм: знаю, что он женат, у него двое взрослых детей, но это не мешает ему писать мне утренние сообщения из серии «…помнишь, как ты прогуливала пары у меня дома… голая… Очень скучаю по тем завтракам…» И да, это не мешает мне отвечать ему: «Приезжай. Вместе прогуляем работу…»

В общем, летнее время тягучее и пластичное, как светлый цветочный мёд, и, несмотря на все свои остальные встречи, дела и заботы, в моей затылочной части головы постоянно свербит мысль-предвкушение, которая не отпускает меня.

В день подписания контракта я долго думаю, что же мне надеть, а потом решаю, что кого я хочу удивить?! Из духов сегодня на мне будет ароматное яблоко Nina от Nina Ricci, а из одежды ?- потертые джинсы, топ с открытой спиной и уже в офисе – дежурные лабутены и скромный черный пиджак от Sonia Rykiel, который у меня всегда висит в кабинете на случай деловых встреч. В нашей шикарной переговорной уже собралась вся команда топов, и я на самом деле очень волнуюсь, переступая порог. И я очень надеюсь, что это не заметно. Я не переживаю за исход встречи, я уверена в силе своего слова и профессионализме, но я очень боюсь, что новый Дмитрий не увидит во мне прежнюю семнадцатилетнюю Мари, как меня все звали тогда в тусовке.

Ну что ж. Бильсон как всегда остроумен, умен и разговорчив. Я уверена, что наша компания в его лице приобретает прекрасного партнера в Израиле, а он, в свою очередь – многомиллионный контракт с нами. Мы делаем вид, что нас связывают только тесные узы взаимовыгодного договора, и я временами ловлю на себе его любопытный взгляд. Впереди у нас по протоколу заказан деловой обед в модном ресторане, небольшая afterparty для руководства, а завтра он улетает, значит, у нас есть одна ночь…

Наша компания закрыла целиком небольшой ресторан в центре Москвы под нашу встречу, и его владельцы были очень рады частному мероприятию после полосы карантина, разорившего ни одно заведение столицы. Мы начинаем с небольших закусок: устриц, фуа-гра и креветочного мусса на подушке из кервеля. Мой босс, а по совместительству и управляющий компании FYA, входящей в первую десятку рекламных агентств страны, Артем, произносит короткий тост за подписанный контракт, и встреча перестает быть протокольной.

Я поливаю устрицы лимоном и с наслаждением пью их соленый сок, заливая его ледяным rose. За столом сидят примерно тридцать человек моих коллег, пиджаки уже сняты, галстуки ослаблены и кондиционированный воздух ледяными струями бьет в мою голую спину, но мне так жарко, что я почти не чувствую холода. Тем более рядом сидит нью-бизнес, рассказывает мне о своих новых крутых клиентах и как бы ненароком, якобы по-дружески, постоянно приобнимает меня за талию. Но я его почти не слушаю и не обращаю внимание на его навязчивые ухаживания, а слежу за Димой: он сидит на другом конце банкетного зала и ведет какую-то с виду важную светскую беседу с коммерческим директором.

Подают горячее: оленина с брусничным соусом для наших заморских гостей, стейки из аргентинской мраморной говядины и лепестки из стерляди и дальневосточного лосося с крошкой из кедровых орешков. На заднем фоне играет расслабленный ди-джей микс, беседа за столом течет все свободнее и непринужденнее, мужчины с азартом пьют водку из ледяных стопок, лица у всех раскраснелись, я почти не слышу, о чем мне говорят, и только улыбаюсь всем в ответ. После пары бокалов мне становится легко и свободно. Как в юности, когда мы пили дешевое болгарское вино в подворотнях.

И вот зал наполняется гулом человеческих голосов и смехом, в углу зала уже вовсю работает ди-джей, выставляя звук на все большую громкость, и посмотрев в окно, я вдруг замечаю, что Москва уже укуталась в шаль своих летних сумерек. Больше нет смысла ждать, ведь я всегда была самой взрослой и опытной из нас двоих: я прошу поставить Soul Kitchen the Doors, подхожу к Мите, беру его за руку и увожу на танцпол, где мы танцуем, как делали в детстве под дождём на пьяных улицах Ёбурга под нашего идола Джима Моррисона. Я отшвыриваю свои дурацкие каблуки в сторону и босиком, разгоряченная и свободная танцую в центре зала, куда сразу начинают высыпать и остальные гости, и вот уже весь ресторан движется в ритме Break On Through. Митя прижимает меня нежно к себе, гладит мою прохладную спину, и мы с ним проваливаемся в другое измерение этого дня…

Московский вечер погасил огни, веранда ресторана расцвечена светлячками сигар и хрусталем женского смеха, а мы с Митей обнявшись уходим в еще совсем юную ночь. По дороге мы заходим в винный магазин, берем ледяное просекко из холодильника, заворачиваем его в бумажный пакет и отправляемся по моим любимым маршрутам: Замоскворечье, Китай-город, Маросейка и Солянка…

Мы делаем остановку в первой подворотне (на карте Москвы еще остались такие белые пятна), пробка бьется об обшарпанную стену, душа вина с легким шипением вырывается из бутылки, и я делаю прямо из горлышка глоток все еще холодного просекко, затем второй и, впившись в губы Мити долгим поцелуем, вливаю ему в рот искрящийся напиток. В ответ его сладко-соленый язык шустрой рыбкой проскальзывает мне в рот и пробегается, словно по клавишам, по моим зубам, и я начинаю смеяться: я помню, как он это делал много лет назад! Жадно, словно только что научившийся целоваться мальчишка, он исследует каждый уголок моего рта, я хватаю кончик его языка и начинаю его посасывать, а внизу моего живота теплым зверьком начинает пульсировать желание, и мне уже не сдержать стонов от острого наслаждения, которое волнами прибоя бьётся внутри меня.

Митя делает еще один глоток просекко, и я тоже: мы всю юность были пьяны какой-то неимоверной дрянью, и сколько бы мы не зарабатывали теперь и какое дорогущее бы вино мы не пили, ледяное горлышко одной на двоих распитой бутылки в запыленной подворотне стоит самого дорогого Dom Perignon.

Меня обнимает совсем взрослый мужчина, а я вижу семнадцатилетнего мальчишку, запускающего руку мне под блузку и до боли сжимающего мою грудь. Он наклоняется и кусает мой сосок прямо через тонкую ткань, расстегивает джинсы и его рука спускается все ниже и ниже по «сладкой дорожке», нежно поглаживая мою кожу, пока не оказывается у самого входа в мою лисичку: он облизывает палец и проталкивает его внутрь, где внутри меня уже обжигает раскаленная лава.

Митя встает на колени прямо на раздолбанный асфальт заброшенного двора и снова застегивает мои джинсы: очень осторожно, пуговичка за пуговичкой, и его каждое движение пульсирует у меня внутри. И это обещание секса возбуждает намного больше настырных и жестких толчков пениса внутри.

Разгоряченные и пылающие мы выходим из двора и вливаемся в русло многолюдно-ночной Покровки. Бильсон рассказывает мне байки из своей жизни в Израиле, о том, как основал свое рекламное агентство, мы вспоминаем наших общих знакомых из детства. Я приглашаю его сесть за один из высоких столов у ирландского паба, выставленных прямо на тротуаре: ночь ласкает нас своими бархатными ладонями, и кажется, что у нас еще вся наша юность впереди. Мы поддерживаем беседу со случайными посетителями за ближайшим столом: то ли итальянцами, то ли бельгийцами, и, не отрываясь от ничего не значащего разговора с ними, я незаметно под столом просовываю свою руку Мите в ширинку. Мои пальчики спускаются вниз по его туго натянутому стволу, задерживаются на мягкой коже головки, мягко гладят ее по кругу, затем скользят по влажной смазке и туго обнимают за основание. Я стою к нему спиной, пока он сидит на высоком барном стуле, и тут я уже чувствую, как он оттягивает мои джинсы сзади и осторожно заводит свой палец мне в попку. Наши собеседники тоже подшофе, они просят у меня визитку: свободной рукой я копаюсь в сумочке, не переставая ласкать Димин член. И ощущаю, как его палец очень аккуратно продвигается все глубже и глубже в моем заднем проходе…

Я наконец-то нахожу несчастные визитки, протягиваю их своим новым знакомым, прощаюсь с ними, и, оставив на столе несколько купюр, поспешно утягиваю Бильсона за собой в темноту старинных московских закоулков. Не в силах больше сдерживаться, мы останавливаемся в первом же попавшемся проходе между домами и начинаем с исступлением целоваться. Я залезаю рукой ему в штаны, и начинаю мягко сжимать его яички, которые в моих руках превращаются в упругие мячики, а он все глубже пальцами проникает в мое влажное влагалище.

И тут я кое-что вспоминаю, хватаю Диму за руку и увлекаю его за собой в знакомое лоно порочной бывшей Хитровки, подхожу к нужному мне дому, все как я и запомнила: мне надо немного подтянуться, и я окажусь на пожарной лестнице, расположенной вдоль темной стороны кирпичной стены. Дима подсаживает меня, а затем забирается вслед за мной: всего пять этажей, и мы оказываемся на крыше под одиноким небом большого города.

Мы словно провалились в Екатеринбург двадцатилетней давности: садимся на прогретый за день толь и начинаем срывать с себя нашу немногочисленную одежду. Дима проводит языком вокруг моих заострившихся сосков и посасывает их, а я стягиваю с него штаны, из которых вонзается в небо его возбужденный длинный член, который я уже давно готова принять в себя. Но за эти годы если чему-то мы и научились, так это растягивать удовольствие: мы знаем, что жизнь коротка, и второго шанса может не быть. Бильсон укладывает меня на теплую крышу на живот и сильным движением рук подтягивает к себе. Уже предвкушая его сладкое вторжение, я вдруг понимаю, что он начинает нежно и поначалу осторожно меня вылизывать: от ануса к самому носику моей лисички и обратно, очень медленно наращивая скорость и проникая своим острым языком все глубже и дальше… Я лежу расплющенной грудью на раскалённой крыше, в то время как Дима пощипывает и пошлепывает мои ягодицы, двигающиеся в одном ритме с его виртуозным языком. И когда я уже на грани и готова взорваться мелкими осколками, он быстро переворачивает меня на спину, раздвигает ноги, отхлебывает оставшееся просекко из прихваченной нами из бара бутылки и вливает своим ртом прямо в мою устричку перемешанный с его слюной пенящийся сок…

Я больше не могу ждать: я отталкиваю Диму, и он опрокидывается спиной на пахнущую дёгтем и железной дорогой крышу. И повернувшись к нему задом, медленно насаживаю себя на его взвинченный кожаный штык. «Ох, Мари», ? лишь прерывисто шепчет он, и я вгоняю в себя его член по самое основание. Закрыв глаза, я двигаюсь в своем замедленном ритме, шлепаясь голыми ягодицами о его живот, а Митин большой палец уже наполовину крепко зажат колечком моего ануса. С каждым толчком его члена, плотно заполнившего меня до краев, я все ближе становлюсь к теплым летним звездам, стразами Swarovski рассыпанным по ночному куполу, укрывающему Китай-город. Наконец сладкие судороги начинают сотрясать мое тело, я ложусь спиной на Диму, и мы вместе выплескиваемся млечным путем в нашу единственную ночь в Москве. И теперь я лишь только могу тихо всхлипывать: «Ох, Дима-Нирвана»…

Голая и словно разбитая на мелкие осколки, я лежу на широкой Митиной груди, обнимаю ногами его сильное тело, а вокруг нас по всей крыше разбросана одежда, и ласковый июнь укрывает наши утомленные любовью тела своим нежным пледом. Диме приходит сообщение, быстро глянув на меня, он начинает строчить что-то в ответ, видимо, жене, а я понимаю, что отныне нас будут связывать только рабочие отношения. Мы взрослые самодостаточные люди, и все наши секреты навсегда заперты в нашем общем детстве… Как и тогда, двадцать лет назад, каждый из нас садится в свою лодку: Дима возвращается в респектабельную семейную жизнь, а я снова отправляюсь на случайном такси в свое неоконченное путешествие.

Глава 3

Красота нужна нам, чтобы нас любили мужчины; а глупость – чтобы мы любили мужчин

– Коко Шанель

Я вбегаю в свой кабинет: после стремительной поездки от дома до офиса на велосипеде мне надо немного остыть и сменить свои кроссы на деловые каблуки, а свободные джинсы на узкую юбку-карандаш. На самом деле у нас в FYA, как и во многих креативных агентствах, нет строгого дресс-кода, но мне самой проще настроиться на рабочий лад, зная, что на мне моя офисная «спецодежда».

Пока я подвожу глаза и закрашиваю губы матовой алой Chanel – последний штрих образа а-ля «деловая сучка», в мой кабинет заглядывает моя ассистентка Марина со словами:

– Маша, привет, у Артёма Викторовича через десять минут встреча с очень важным клиентом, – на этих словах она многозначительно закатывает глаза, – просили позвать тебя!

– Спасибо, Марина, а что за клиент, ты не в курсе?

– Слушай, мне просто назвали имя, Юрий Щербатский, я даже не знаю, тот самый, или просто однофамилец…

– Ты думаешь, это профессор Щербатский? – мгновенно напрягаюсь я.

– Вполне возможно, у него сейчас стартует огромная кампания, насколько я слышала… – рассуждает вслух Марина. – Слушай, попроси меня принести вам напитки, ну пожалуйста! – умоляет меня помощница. – Если это он, я хочу его разглядеть поближе! Я почти все его книги прочитала! И пару тренингов прошла!

– И как, помогло тебе это в жизни? – спрашиваю я с иронией, хотя все мои внутренности словно сковало ледяной стужей.

– А как же! – довольно восклицает Марина. – У меня теперь лучший босс и самая лучшая работа!

– Ах, спасибо, дорогая, ну тогда ты будешь носить кофе в кабинет не переставая, – смеюсь я, и чувствую, как мне становится немного теплее от слов моей ассистентки: эта милая кудряшка не просто очаровательная девчушка, она еще, между прочим, абсолютная отличница факультета журналистики, где она сейчас учится на предпоследнем курсе, и я просто не сомневаюсь, что её ждёт прекрасное будущее.

Тщательно примеряю перед большим зеркалом в кабинете свой образ: медно-рыжие длинные волосы собраны в конский пучок сзади, серо-зеленые глаза слегка подведены черным карандашом, а матово-алые губы в дуэте с черным костюмом только придают строгости прямым линиям кроя.

Ничего лишнего: черная юбка до колен, пиджак с низким вырезом, но не настолько, чтобы быть вульгарным, и босоножки на шпильке с полностью открытой стопой, держащиеся на ремешке-колечке вокруг большого пальца и кожаном браслете вокруг щиколотки. Огромные плетеные серебряные серьги-сетки до плеч: единственный вольный аксессуар, который лишь еще раз подчеркивает креативность арт-директора компании.

Делаю глубокий вдох. Я готова. Выхожу из кабинета, прихватив свой Moleskine в жёлтый обложке (я старомодна), одним взглядом спрашиваю свою верную помощницу «ну как тебе?», на что она в ответ поднимает большой палец вверх и тихо смеётся:

– Маша – чистый секс! Не забудь про кофе!

Я захожу в нашу прохладную переговорную, где уже сидят мой генеральный Артем, коммерческий директор и двое клиентов, при взгляде на которых словно тонкая натянутая до предела нить наконец-то рвётся у меня внутри.

– Знакомьтесь, наш самый талантливый арт-директор на всю Москву – Мария, – представляет меня мой босс гостям, пока я, с похолодевшим мгновенно животом, но с приветливой улыбкой на лице, прохожу на свое место рядом с коммерческим и протягиваю посетителям свои визитки. Теперь я точно знаю: это он.

– По всей видимости, Юрий Антонович в представлении не нуждается, – продолжает генеральный с ласковой улыбкой, и я послушно киваю.

– Личный советник профессора Щербатского – Николай Витальевич, – и второй посетитель протягивает мне свою карточку.

– Очень приятно, – отвечаю я. – Все общение с Юрием Антоновичем, я так понимаю, мы будем осуществлять через вас? – киваю я помощнику.

– Можно просто Юрий, – приветливо поправляет меня профессор Щербатский. – Все общение по рабочим вопросам обычно проходит через моего ассистента, если это не какие-то личные моменты, – подтверждает Юрий Антонович. – Но я так понимаю, что в рамках нашей рекламной кампании могут возникнуть разные… Нюансы…

– Да, конечно, я все понимаю, – отвечаю я. – В процессе рекламной кампании может возникнуть все, что угодно, – я делаю едва заметную паузу между фразами. – Но я обещаю, что мы вас не подведём. Кстати, для вас я тоже просто Маша. Очень рада наконец-то познакомиться лично со знаменитым профессором Щербатским! – я внимательно слежу за реакцией собеседника, но не улавливаю в его взгляде ни малейшей тени узнавания. Выдыхаю.

Зато я отлично помню тот день, как раз примерно в этих числах июня, больше двадцати лет назад… Помощник Щербатского Николай рассказывает о тех задачах, которые они ставят перед нашим агентством: в ближайшее время Юрий Антонович выпускает очередную книгу, просто обреченную на успех, и запускает в интернете эксклюзивный инфопродукт, который, как показывают их предварительные расчёты, должен выстрелить суммой с восемью нулями…