В ярости и под солью

В ярости и под солью
Саша Карин

Разочарованный романтик отправляется в болезненный трип по ночной Москве – в побеге от друзей-наркоманов и от самого себя. Нервное повествование чередуется флешбэками-воспоминаниями: о передозах знакомых, побегах от полиции, путешествиях по России, а также – злобными рассуждениями об отношениях, одиночестве, борьбе с зависимостями, богемной среде, современном искусстве, войне и литературе.

Автор о книге: «"В ярости и под солью" – маленький злой роман, посвящённый самым стигматизированным порокам поколения миллениалов. Когда я писал этот текст, то повторял себе основную идею: "Это должен быть нежный удар читателю по лицу! Только честно: об одиночестве и химической ярости. Не книга, а пугающий визг на окраине"».

Издательство Чтиво и автор произведения предупреждают, что употребление наркотических веществ влечет за собой негативные последствия для здоровья. Распространение и хранение психотропных препаратов запрещено законом. Психологическую поддержку при борьбе с зависимостью можно получить бесплатно по телефону 88003027376 в АНО «Нонарко».

Книга содержит нецензурную брань

Саша Карин

В ярости и под солью

1

– Да тут, посмотри, всё уже, нахуй, взорвано! – ноет Жора и тоскливо оседает на трухлявый пенёк.

Он мнёт под кроссовком порванную изоленту. В эту минуту Жорик похож на ребёнка, которого забыли на кассе. Но сейчас мне не до него: все мои мысли заняты квестом. «Три поваленных дерева, ебучий папоротник, двулистный клевер…»

Задачка, знакомая каждому наркоману: как отыскать слишком хорошо припрятанный клад, не растеряв остатки гордости? Ответ – никак. И вот мы уже полтора часа торчим на каком-то болоте в Мещерском парке. Заряд телефона почти на нуле, и если мы в нашем уделанном состоянии хотим найти выход из этого ебучего лабиринта, то уже пора бы отчаливать.

Между деревьями, на велодорожке, то и дело мелькнёт велосипедист или женщина с собакой. Я жмусь по кустам и постукиваю зубами – жду, пока все пройдут. Я опасаюсь полицейского патруля – из тех, что ходят по лесам с фонарями и вынюхивают типов вроде меня по характерному запаху. Уверен: эти псы и сами плотно сидят на веществах. Мефедроновые ищейки. Я принюхиваюсь к своему воротнику, но мой забитый нос не способен уловить ничего – даже запаха пота, о котором я могу только догадываться по липким подмышкам. Может, зря я так напрягаюсь? Просто последствия третьей ночи почти без сна? Лёгкая паранойя?

Пока я по сотому кругу обхожу заболоченный лесоповал, Жора всем своим видом транслирует снисходительное осуждение. Вот бы он был таким здравомыслящим прошлой ночью, когда ему приспичило покурить свою альфу! Жора сидит на альфе. Это психостимулятор типа метамфетамина, только намного убойней и дешевле – взрыв мозга для бичей. Его ещё называют зомби-наркотиком. Если вы хоть раз слышали страшную байку про солевого наркомана, онанирующего в публичном месте, или сожравшего свою бабушку, или с истерическим криком выкинувшего с балкона кота, – вот это она самая, Жоркина порочная страсть: альфа-ПВП.

А я, как и многие мои знакомые торчки, предпочитаю меф. Мефедрон – это скорее девчачий наркотик, популярный на вписках. По факту это та же соль, хоть и не так стремительно превращающая мозг в печальную жижку. Но ничего не имею я и против фена. И закинуться кислотой или выпить на безрыбье парочку миллиграмм бутирата я тоже не против – по особому настроению.

Но если не вдаваться в подробности, то все мы – и когда я говорю «мы», то имею в виду всю нашу сторчавшуюся компанию – все мы любим скорость. Покурить гашиша для нас – это почти как выпить кефира и принять тёплую ванну. Приятно, но не сильно-то и вставляет.

Мы профессиональные лузеры, разочарование наших родителей. Мрачные призраки прошлого – для наших бывших. Я, Кока, Жорка и ещё пара типов, о которых я расскажу чуть попозже. Мы нашли друг друга легко, потому что наркоманы всегда легко находят друг друга. Цепляясь, мы тянем друг друга на дно. Яростно, не думая о завтрашнем дне, копаем общую яму.

Пока я безнадёжно роюсь под деревом, Жора хватается за сердце. Я знаю: сейчас у него такая фаза – себя пожалеть. Под глазом у него здоровенный синий фингал, нос чуть-чуть свёрнут в сторону – всё это последствия его неудавшегося предыдущего квеста.

Солевых наркоманов не любят. Их боятся и презирают. Их считают за животных. Их избивают до полусмерти ни за что ни про что. На той неделе, по словам Жоры, его измутузили шесть ментов, когда он, уделанный, попёрся вместе с «другом» за кладом. Этот таинственный «друг», некий Серёга, как потом выяснилось, добрался до дома без приключений, то есть сдристнул, оставив Жору в беде. К тому же очень удачно – и достаточно избирательно – забыл о событиях той ночи.

Пока я ищу закладку, мне придётся рассказать обо всём понемногу. Начать хотя бы с того, как Жора оказался в этом лесу вместе со мной.

С Жорой меня познакомил мой друг детства – Кока. Какое-то время они жили вместе, потому что Жоре больше не к кому было вписаться. Совместная жизнь наркоманов – это вечная драма: дичайший коктейль из непонимания, признаний в любви, ссор и истерик. Вы орёте друг на друга после беспонтового ненахода, чтобы этим же вечером, куря на балконе, обняться, помириться и забыть обо всём.

Всё началось примерно неделю назад, когда Жора, внезапно разругавшись в пыль с Кокой, исчез на несколько дней. Он перестал отвечать на сообщения, и Кока стал обзванивать его мутных знакомых. Тогда-то мы и вышли на некоего Серёгу. Этот тип, у которого Жора, судя по всему, долбил всю ночь, уклончиво ответил, что он якобы «был не в себе» и не знает, куда делся наш упоротый авантюрист.

Весь этот разговор происходил при мне. Мы тогда сидели у Коки в его убитой двушке, доставшейся, как и всё, что у нас есть, от родителей. Химический запах так въелся в ковры, покрывала и шторы, что один из наших общих знакомых однажды пошутил: «Эту хату уже не спасти. Сжечь её нахуй!» У нас под ногами весь вечер носился Кокин пёс, Рин, и увлечённо трахал подушку. А по углам поднимались и опадали от бодрых Кокиных шагов дремучие заросли линялой шерсти…

– Вы поехали вместе, – давил Кока, бродя с телефоном туда-сюда по комнате и нюхая мефедрон, – только ты уже дома, а до него не дозвониться. Подозрительно, тебе так не кажется?

– Ну, мы были уделанные, – продолжал говниться Серёга; я слышал только обрывки этого разговора из Кокиной трубки. – Говорю: даже не помню, как сам до дома добрался.

– Ты был на машине?

– Да.

– И ты не помнишь, как ехал обратно один?

Кока давил. Кока допытывался. Потом обзванивал спецприёмники и больницы. А пару часов спустя этого мутного Серёгу удалось расколоть, и он вдруг припомнил кое-какие подробности. По его версии, всё было так: они встретились с Жорой, посидели, как видно, под альфой, и поехали за добавкой. Только вот к Жоре при выходе из парка подошли несколько мусоров, и он якобы махнул Серёге рукой: типа езжай, я разберусь. Серёга в этот момент уже был в машине, так что сразу дал по газам. Странная история: по всему выходило, что Серёга явно недоговаривал.

Тогда мы с Кокой поспорили о моральной стороне вопроса. Я топил за то, что этот Серёга – тот ещё мудак и ему нужно было впрячься за друга. Кока был другого мнения:

– В такой ситуации каждый сам за себя. Если повяжут не только тебя, а сразу всех, – то сядете по другой статье.

Он объяснил: типа это уже сговор нескольких лиц, что намного серьёзней. Сколько в таком случае дадут? Десять лет строгача за пакетик дури? Об этом думать я не хочу.

В общем, как бы там ни было, на той неделе Жору отпиздили в Щербинке, где-то в Новокурьяновском лесопарке, и несколько дней он провёл в психдиспансере, а потом – в больничке. Оттуда он и дал знать о себе: отправил Коке фотку с подбитым глазом. Теперь у него нет ни паспорта, ни телефона. Он объявился у нас на районе так же внезапно, как и исчез. Только теперь Жора сменил место жительства и торчит у меня. Уже второй день – после того, как мы проводили Коку на его спонтанный детокс в Сербию. Та ещё история, но о ней я расскажу чуть попозже.

К сожалению, добиться от Жоры собственной версии произошедшего невозможно. Поток его слов неудержим, фляжка у него знатно свистит. Представьте, что вы на концерте, на котором пьяный световик то устраивает фаер-шоу на медляке, то вдруг вырубает освещение в разгар припева. Ты просто не знаешь, что и думать. Это шутка, дружище, или ты пытаешься мне что-то сказать на полном серьёзе?

Когда сегодня, ещё по дороге от моего дома до станции, я спросил, что всё-таки тогда произошло и куда делся этот Серёга, Жорка стал затирать очередную параноидальную дичь:

– Меня хотят убить. Мне пиздец страшно.

– Кто? – спросил я. – Кто хочет убить?

– Потому что я внук Подольного, – заявил Жора многозначительно. – Бывшего начальника управления внутренних дел по Западному административному округу. Ага, понял? – И тут же его опять переклинило, прямо закрутило в настоящее комбо: – А… Я ночью подумал… Тебе на окнах на кухне нужны тяжёлые шторы, у тебя с будки во дворе, на антеннах, мигают красные камеры. Это полная хуйня, так жить нельзя.

– Ничего не понял. Всё нормально, Жор, успокойся. Большой брат не следит за тобой.

Он вдруг вспыхнул и упёрся в меня невидящим взглядом.

– Жора, блядь, Жора! – злобно повторил он, крича, покачиваясь на лесной тропинке. – Ты всё время зовёшь меня Жорой, когда хочешь звучать снисходительно. Снисходительный, блядь! Я знаю, что ты шаман, да, но так нельзя. Я потому ваших имён не помню, потому что вы постоянно: Жора, Жора! Сука, я своё имя помню, не надо звать меня Жорой!

Иногда он говорит мне «вы» – и я без понятия, кого ещё он имеет в виду. Может быть, Коку, который накануне улетел в Сербию, чтобы окончательно слезть? Ну и как мне с ним говорить? От Жоркиных загонов слишком быстро устаёшь. У меня и своих проблем хватает, без него. И я прекрасно знаю, что ему нравится, когда его зовут Джошем. Но я никогда его так не зову – чисто из принципа. Чтобы он наконец понял, что он не какой-нибудь модный чел из туманного Сан-Франциско, а просто сторчавшийся Жорка, свалившийся к нам на голову из зоны отчуждения. Он, кстати, и правда чернобыльский.

– Ой, смотри, белочка! – так же внезапно сменил тему Жора и расплылся в мутной улыбке; он сразу обо всём позабыл. – На дереве белочка! Ещё одна, видишь? В дупле!

– Вижу, – сказал я.

И мы, два дебила, стояли и смотрели на белок в лесу… Насчитали четырёх.

И вот мы с Жорой на квесте. Кока улетел в свою Сербию… И что я здесь вообще делаю? Зачем копаюсь под деревом в этом бесконечном Мещерском парке? Через два часа мне ехать в центр, на «Ночь музеев»! Только не смейтесь: я пытаюсь наладить отношения со своей бывшей – Соней. Всё ещё надеюсь, что что-нибудь выгорит…

Кока перед отъездом уже успел вынести мне мозг на эту тему:

– Не унижайся, Сань. Нахуй она тебе нужна? Тебе просто нужно потрахаться.

Это я знал и сам. Почти полгода без секса – это не шутки. Но тут я не мог сдаться – пусть даже все вокруг твердили мне одно и то же: «Сохрани гордость, Сань, забей на неё. Она крутит тобой и относится как к говну. Ну замутите вы с ней снова – и что дальше-то? Опять будет ездить тебе по мозгам?»

На это ответить мне было нечего, кроме того, что гордость в гроб с собой не возьмёшь.

– Куда её поведёшь? – спросил тогда Кока, смягчившись.