Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти

Liber secundus[40 - Книга вторая (лат.).]

Восстание Спартака

XXVIII

Бегство

Капуя, столовая гладиаторской школы

73 г. до н. э

Шестой час

Крикс и Эномай, двое галльских рабов, тихо переговаривались в углу столовой, где обедали бойцы, все до единого – мужчины. В других боевых школах готовили и гладиаторов-женщин, но Лентул Батиат, владелец капуанской школы, не верил, что женщины могут принести высокую прибыль, и держал у себя только мужчин. Рабынь он использовал на кухнях, в поле или для интимных утех, если к этому располагала их внешность.

– Надо захватить повозки с оружием, которое мы используем во время представлений, забавляя Батиата и его гостей. Это настоящее оружие, а не деревянные мечи, – шепотом говорил Крикс. – Учебные деревяшки не помогут сбежать: солдаты нас перебьют, у них-то мечи из железа.

– Я с тобой, – согласился Эномай. – Главное – напасть на повозки внезапно.

– Но когда и как? – задумался Крикс. – Стражники охраняют их днем и ночью.

Оба умолкли.

Рядом сидел фракиец, которого прозвали Спартаком, и молча уплетал свою кашу на козьем молоке. Этот человек ни с кем не разговаривал. Крикс и Эномай, как и прочие, не замечали его, как и он, казалось, не замечал остальных. Разумеется, после того, как он собственными руками убил наставника, никто не осмеливался ему перечить, даже говорить с ним презрительно или дерзко. Но также никто не пытался завязать с ним дружбу, в которой, похоже, он и не нуждался. Вот почему оба удивились, когда Спартак внезапно вмешался в их разговор.

– Кухня, – только и сказал он.

На Крикса, видимо, не произвело впечатления то, что он услышал голос Спартака впервые за несколько месяцев. Он сосредоточился на сказанном:

– Кухня?

Фракиец прекратил есть и пристально посмотрел им в глаза:

– Ни к чему нападать с деревянными мечами и кулаками на охранников оружейных повозок, в этом вы правы. Нам нужны ножи, железо, все, что имеет заточенную поверхность. С этим железом мы сможем перебить охрану и захватить повозки.

– Мы? – удивился Эномай. – С каких пор ты считаешь, что мы возьмем тебя с собой?

– С этой минуты, – отозвался Спартак.

Это не было намеком, предложением или просьбой. Его слова прозвучали решительно, будто он сообщал то, что не подлежало обсуждению.

Галлу не понравилось высокомерие фракийца, и он собрался было его ударить, но Крикс удержал руку товарища:

– Пусть будет так, Эномай. Мы все видели, как он сражается. Такой союзник нам не помешает. В побеге участвуем мы двое, а также кельты Каст и Ганник, остальные вряд ли сгодятся. – Эномай немного успокоился, и Крикс повернулся к фракийцу. – Что ты задумал?

Спартак беззлобно кивнул Эномаю и, пока остальные рабы доедали свою кашу, неторопливо изложил им замысел, над которым думал дни, недели, месяцы – с той самой ночи, как принес присягу гладиаторской школе.

– И когда мы это сделаем? – спросил Эномай, едва фракиец умолк.

Спартак быстро огляделся по сторонам и снова впился взглядом в глаза галльских воинов.

– Чтобы обрести свободу, сегодняшний день подходит, как любой другой, – сказал он.

Крикс и Эномай сглотнули.

Покои Лентула Батиата рядом с учебным лагерем

Шестой час

Было жарко, но Батиат не собирался отказываться ни от густых соусов, ни от кабанятины, приготовленной в огромной кухне его гладиаторской школы, ни от соития с красивыми рабынями, к которому приступал после обжорства, выходившего далеко за пределы, какие любой греческий врач счел бы разумными в раскаленный полдень. Он был доволен жизнью: в его школе обучались двести гладиаторов, а это означало деньги. Большинство рабов ни на что не годились, и со временем их придется перепродать богатым римским землевладельцам, которые отправят их на свои виллы обрабатывать землю. Однако два галла и два кельта обещали стать настоящими гладиаторами – благодаря им он в ближайшие месяцы рассчитывал получить значительную прибыль. А еще этот молчаливый, загадочный фракиец. Почему он молчит? За что вырезали всю его семью? Впрочем, с каждым из рабов случилось какое-нибудь несчастье. Этот фракиец… Как они его называют? Батиат силился, но никак не мог вспомнить имя. Этот фракиец возомнил себя особенным, а ланисте не нравились заносчивые рабы. Таким нельзя доверять.

Спартак, вот как его зовут.

Да, он храбр и ловко сражается, но доверия не заслуживает. Батиат был убежден, что в настоящем бою этот Спартак окажется трусом.

– Пусть приведут рабынь, – приказал он атриенсию.

Наконец-то он наелся досыта.

Теперь он желал других удовольствий.

Кухня гладиаторской школы

Седьмой час

Кухню охраняли всего двое – в отличие от повозок с оружием, за которым присматривали более двадцати стражей, вооруженных мечами и кинжалами.

Крикс и Эномай следовали за Спартаком, который согласился возглавить нападение. Вместе с ними отправились Ганник и Каст и еще полдюжины гладиаторов, на которых галлы тоже рассчитывали, готовя побег. Остальные рабы, которым они рассказали о своем намерении захватить кухню и все, что может пригодиться в качестве оружия, равнодушно пожимали плечами и до поры до времени не собирались присоединяться к восстанию, считая его безумным, но прежде всего – опрометчивым шагом. Им нужно было время, чтобы как следует все обдумать.

Спартак быстро приблизился к одному из стражников. Увидев его, тот угрожающе поднял меч, но фракиец быстро ударил его ногой по руке и обезоружил, затем повалил двумя ударами по лицу. Нападение было настолько внезапным, решительным и жестоким, что застало стражника врасплох: не успев сообразить, что происходит, он рухнул на землю без сознания.

Тем временем Крикс и Эномай обезоружили другого охранника, пустив в ход деревянные мечи, которые так и не вернули после упражнений. При помощи кельтов они молотили беднягу до тех пор, пока его голова с громким треском не лопнула; стражник затих навсегда. Другой, тот, которого Спартак сбил с ног, был еще жив, и Крикс с Эномаем вопросительно уставились на фракийца. Спартак понял, чего они хотят.

– В этом нет необходимости, – сказал он.

– Если ты не убьешь его сам, это сделаю я, – возразил Крикс.

Видя, что Спартак бездействует, Крикс воткнул деревянный меч стражнику в шею и с силой надавил; в конце концов тупой наконечник вышел с другой стороны. Землю вокруг несчастного оросила кровь.

Спартак ничего не сказал: он делал лишь то, что считал нужным, но пока что обращал мало внимания на других. Главное – достать боевое оружие. С лицами, забрызганными кровью, они выбили кухонную дверь и ворвались в просторное помещение, где готовились не только скромные блюда для гладиаторов, но и обильные яства для владельца гладиаторской школы.

– Берите все, что режет и колет! – приказал Спартак тоном прирожденного начальника.

Никто не спорил. Всеми владели нетерпение и страх, но, в конце концов, они ведь затем и явились в проклятую кухню. Они прихватили топоры, ножи с широким лезвием, которыми повара разделывали мясо и рыбу, а также длинные острые шампуры, на которых в большом очаге жарили туши кабанов и других животных. Повара и кухонные рабы жались по углам, не оказывая сопротивления. Гладиаторы сновали по кухне, не глядя на них, будто их и не было. Враги – не повара, а надзиратели, которых предстояло перебить, и восставшие не были уверены, что справятся.

Отныне всем им грозила смерть на кресте, и они это знали. Две мысли занимали их ум: одна – о грядущей казни, другая – о необходимости взять с кухни все режущие и колющие предметы.

Спартак, Крикс и остальные гладиаторы, вооружившись топорами, шампурами и ножами, вышли из кухни, готовые броситься на охранников, присматривавших за телегами с оружием. Но гладиаторов было всего пятнадцать. Когда они достигли столовой, где сидели десятки их сотоварищей, не принимавших участия в бунте, Спартак обратился к этим последним: