Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти

Геминий – друг и наемный убийца Помпея

Абра – домашняя рабыня Юлиев

Гиркан – царь Иудеи

Митридат Шестой – царь Понта, заклятый враг Рима на Востоке

Муция Терция – третья жена Помпея

Ороз – царь Кавказской Албании

Сервилия – сводная сестра Катона, мать Брута, любовница Цезаря

А также другие сенаторы, трибуны, консулы, рабыни, рабы, атриенсии, легионеры, римские военачальники, понтийские военачальники, врачи, безымянные римские граждане и так далее.

Principium[3 - Начало (лат.).]

Битва при Бибракте

Срединная часть Галлии

Холм рядом с крепостью Бибракта[4 - Сегодня считается, что город располагался на вершине горы Бевре в Бургундии (Франция), хотя о его точном местоположении ведутся споры. – Здесь и далее примеч. автора, кроме отмеченных особо.]

58 г. до н. э.

Замыкающий отряд римлян

– Надо отступать, проконсул! – воскликнул юный Публий Лициний Красс. – Клянусь всеми богами, враг хочет нас окружить!

Цезарь понимал, что сын Красса прав, надо отступать, и все же не спешил отдавать приказ об отходе. Сейчас он вел два сражения одновременно: одно видели все, другое разгорелось внутри него. Судороги приближались. Он знал, что сможет овладеть своим телом, только сохраняя полнейшее спокойствие, как настаивал врач.

Сражение началось хорошо: первые две шеренги ветеранов оттеснили гельветов и их союзников к лагерю. Но внезапно из вражеского тыла появился отряд бойев и тулингов, обошел поле боя и обрушился на легионы справа, чтобы взять их в тиски, – молодой Красс не ошибся.

Тит Лабиен, помощник Цезаря, поднимался по склону холма за указаниями. Предстояло обдумать, как правильно покинуть поле боя, превратившееся в мышеловку.

Заметив приближение Лабиена, Публий Лициний Красс немедленно посторонился. Молодой Красс надеялся, что бывалый легат, к тому же лучший друг проконсула, образумит его.

Лабиен тоже считал, что разумнее всего упорядоченно отступить, но он слишком много лет провел бок о бок с Цезарем, был рядом с ним в минуты величайшей опасности и в обстоятельствах, казавшихся безвыходными, и привык безоговорочно соглашаться с любым его распоряжением. Цезарь повелевал, и Лабиен твердо знал, что будет с ним всегда, до конца. Но он знал и другое: если они не отступят, конец неизбежен.

– Этих тварей в разы больше, – заметил Лабиен. – Да, надо отступать. Мы не можем сражаться на двух фронтах разом.

Цезарю удалось взять себя в руки и, несмотря на тревожные признаки, сдержать судороги. Он смотрел то вперед, в самую гущу сражения, то на правое крыло и тер подбородок, по-прежнему храня молчание. У него имелось шесть легионов. Четыре легиона ветеранов – Седьмой, Восьмой, Девятый и Десятый – сдерживали натиск гельветов в середине равнины. Два других, Одиннадцатый и Двенадцатый, не имевшие боевого опыта, находились в запасе. Можно было задействовать эти силы и попытаться остановить бойев и тулингов, терзавших правое крыло римлян. Но Цезарь им не доверял и не хотел преждевременно бросать их в бой, тем более против свирепых галлов, накинувшихся на римлян с безудержной яростью: после многодневного преследования гельветы обнаружили в его замысле слабое место и поверили в скорую победу. В сравнении с целеустремленными и опытными кельтами два легиона новичков выглядели бы как овцы среди волков. Нет, пока что Одиннадцатый и Двенадцатый годились лишь для того, чтобы создавать впечатление грозной силы, а также охранять поклажу и защищать водоносов, но не для решающего сражения. Возможно, он выпустит их позже, но… наступит ли это «позже», если они не отойдут сейчас?

Лабиен догадывался, о чем размышляет Цезарь, и решил его поддержать:

– Не думаю, что запасные легионы помогут одолеть бойев и тулингов.

Он умолк, даже не заикнувшись об отступлении, которое предложил и он сам, и молодой Красс.

– Третья шеренга ветеранов еще не вступила в бой, – произнес Цезарь, нарушив затянувшееся молчание.

Лабиен и Красс переглянулись. Легионы сражались в три шеренги. Третья состояла из наиболее опытных легионеров – их обычно оставляли напоследок. Первые две бились с гельветами на передовой, третья пока не участвовала в сражении.

– Нет, они не вступили в бой, – подтвердил Лабиен, не понимая, о чем думает Цезарь.

– Что, если вместо отступления мы оставим первую и вторую шеренги на поле боя, а третью отправим прикрывать правое крыло и сражаться с бойями и тулингами? – спросил Цезарь.

Молодому Крассу это показалось безумием.

Лабиен понимал, что Цезарь хочет услышать его мнение, его оценку.

– Это вынудит нас сражаться в двух местах, нарушив построение в три шеренги. – Он вдумчиво разбирал предложение Цезаря. – Две шеренги против гельветов, и только одна против бойев и тулингов… так что мы не сможем произвести замену.

– Но она составлена из ветеранов, – возразил Цезарь; от волнения верхняя губа его приподнялась, был виден кончик языка. – Они сражались в Испании против лузитан, и я привел их к победе. Они верят в меня, – добавил он, имея в виду поход, который солдаты Десятого легиона совершили вместе с ним в недавнем прошлом.

Лабиен помедлил секунду, другую… и в конце концов моргнул и промолчал.

– Легионы никогда не сражались одновременно на два фронта, – после паузы сказал он, подняв брови; в его руках был меч, капли вражеской крови стекали по серебристому лезвию. – Я хочу сказать, что ни одно римское войско никогда не сражалось одновременно на два фронта. Такого не было в Лузитании. В подобной ситуации консул или проконсул, начальствующий над войсками, всегда отдавал приказ об отступлении. – Он провел рукой по лбу, осматривая поле битвы. – Твой дядя Гай Марий никогда так не делал. При Аквах Секстиевых, сражаясь с тевтонами и амбронами, он изо всех сил старался сохранить единый фронт… Римские легионы не сражаются на два фронта, – повторил он в заключение.

– Если чего-то никогда не делали, это не означает, что так делать нельзя, – возразил Цезарь.

Публий Лициний Красс собрался что-то сказать, но Лабиен поднял левую руку, и молодой начальник умолк. Цезарь воспользовался минутой тишины и заговорил – горячо, страстно:

– Гельветы, бойи, тулинги и их союзники сражаются с большим воодушевлением, поскольку думают, будто, обойдя нас справа, увидят, что мы отступаем, как всегда делали римляне в таких случаях. Но мы докажем, что не собираемся отходить, и посмотрим, сохранят ли они бодрость. Если мы будем сопротивляться, сражаясь на два фронта, их запал вскоре иссякнет, и… мы победим.

Лабиен вложил меч в ножны и поднес руку к затылку. Молодой Красс покачал головой, глядя в землю.

– Ты со мной, Тит? – спросил Цезарь у своего помощника и лучшего друга.

Лабиен пристально посмотрел ему в глаза и ответил:

– Ты безумец.

Цезарь улыбнулся: друг не сказал «нет» – досадовал, но не говорил «нет».

– Безумец, говоришь? – ответил он. – А для тебя это новость?

Лабиен уронил руки.

– Если третья шеренга ветеранов не справится, галлы нас перебьют, – заметил он.

– Они справятся. – Цезарь верил в своих легионеров; глядя на поле битвы, он повторил: – Справятся… особенно если ими будешь руководить ты. Забирай Десятый легион. Это наши лучшие солдаты.

Лабиен стоял неподвижно, глядя на Цезаря.

– Готов ли ты сражаться на правом крыле с третьей шеренгой ветеранов, Тит? – спросил Цезарь.

Лабиен набрал в легкие побольше воздуха, выдохнул и решительно ответил: