Он поднялся и пошел вперед, особо не разбирая дороги. Он слышал что-то на заднем плане, голос Носидэ, который ему порядком осточертел. Впервые он видел поле боя так близко, понимал, что будет смотреть на него еще не раз… в своих кошмарах.
Разве это мир, который он хотел? Разве это – плоды его трудов? Как гордыня одного человека может привести к таким последствиям?
Изобретатель больше не был так чист: лицо покрывал пот, а штаны и камзол измазались в грязи и пепле.
Он искал что-то глазами, не осознавал до конца, но все равно искал, пока не нашел…
Алсет застыл у разрушенного здания, крыша которого обвалилась, но в глубине, среди развалин, возвышалось нечто черное. Это оказался Голем. Он стоял на коленях, склонившись, будто защищал что-то… или кого-то.
Изобретатель бросился туда, подвернул ногу, пока взбирался вверх по глыбам, но даже этого не заметил. Оказавшись рядом с Големом, он опустился на колени и начал отбрасывать камни в сторону. Он молился, продолжая и продолжая копать, пока не смог подлезть под бота и рассмотреть, что тот так старательно пытался защитить.
Под завалом он обнаружил двух солдат: один совсем бледный – мертвый, но второй, с раной на голове… кажется, еще дышал.
Алсет заплакал, хоть и обещал себе этого не делать.
– Носидэ! Носидэ! Тут выживший. Надо ему помочь!
Разведчик сразу же показался из-за спины, словно стоял там все время.
– Рядовой, – брезгливо поморщился Носидэ. – Боюсь, от него будет мало толку.
– Подготовьте лабораторию и пригласите вашего лучшего нейрохирурга. Я сделаю так, чтобы он стал полезным.
– Правда? – искренне удивился разведчик. – Вы впервые проявили желание поработать. Что же, как я могу встать на пути у столь искреннего порыва? Не волнуйтесь, я все организую.
Алсет кивнул и вновь посмотрел на юношу, которого смог найти. Его персональную «надежду».
– Я не позволю тебе умереть. Чего бы тебе и мне это ни стоило.
Часть I. Границы
39-й год Эры Очищения. Архелон.
Военная академия Архелона являлась одним из самых охраняемых учреждений столицы, но человек в сером плаще без труда миновал все посты охраны. Ни один из очевидцев не смог запомнить его лицо, только эмблему удостоверения, – полый позолоченный круг на черном фоне. Это не казалось странным, хотя таковым и являлось. Его не попытались задержать или проводить, с ним просто предпочли не связываться.
В то время как перед человеком в плаще распахнулись все двери, ошарашенного профессора Тодорега выставили за порог ректорского кабинета.
Ему казалось, что он падает в какую-то черную бесконечную бездну, которая обволакивала его своим ледяным дыханием, делала из него пленника, тихого и безвольного. Он был один в целом мире, пока группа проходящих мимо курсантов с ним не поздоровалась, выдернув его из грустных дум. Медленно переставляя ноги, он направился в класс, всеми силами стараясь переварить полученную информацию.
Отрицание – первая ступень на пути принятия, но у Тодорега всегда возникали сложности с этим пунктом. В последнее время он много что отрицал, например, тот факт, что лысеет, зачесывая набок жидкие остатки волос; или что стареет, делая увлажняющие маски и хвастаясь дорогими и модными очками, надетыми на крючковатый нос. Отказывался платить алименты трем своим бывшим женам, а теперь еще не мог поверить в собственное увольнение.
Профессор был личностью известной, во всех плохих значениях этого слова. Скандалист и сноб, с замашками непризнанного гения, сумевший нажить множество врагов, но и весомые связи в правительстве. Он настолько уверовал в собственную безопасность, что полностью оторопел, когда его сбили с ног, и молча проглотил каждое слово ректора.
«Отнеситесь к этому по-мужски. Не сжигайте мосты», – ее вечно властный холодный голос по-прежнему звучал в его воспоминаниях. Он всегда ей не нравился, впрочем как и она ему. Старая тварь, списанная в запас, способная лишь лаять, но не кусать, так он всегда о ней думал, поэтому и проморгал тот момент, когда она вцепилась ему в глотку.
Со временем его оцепенение стало сходить на нет. Прокручивая в голове их недавнюю встречу, где он выглядел как побитый щенок, Тодорег смог преодолеть жалость к себе и перескочить на следующую ступень принятия, – его обуял гнев.
Класс военной истории, находившийся на первом этаже здания и выполненный в виде старого доброго амфитеатра, потихоньку заполнялся народом. Ступенеобразные возвышающиеся ряды и полукруглая форма помещения давала возможность оратору особо не напрягать связки, позволив акустике сделать за него всю работу. Темнота застланного тучами неба, раскинувшегося за окном, развеивалась благодаря электрическим лампам, висящим под самым потолком и придававшим помещению теплый рыжеватый оттенок. Но, каким бы ярким ни казался этот свет, он не смог искоренить тьму полностью, а лишь загонял ее в угол, где она мирно ждала своего часа, чтобы освободиться и вновь заполнить собой все пространство.
Именно в одном из таких углов и расположился человек в сером плаще. Его никто не замечал, и неудивительно, ведь в этом заключалась большая часть его работы. Он внимательно разглядывал лица, приметы, фигуры, ища ту самую, когда в класс ворвался возбужденный Тодорег.
– Курсанты, всем сесть! – проорал профессор, быстро спускаясь по лестнице между рядами. – Живо! Живо! Не заставляйте меня повторять!
Воспитанники академии поспешили выполнить указание. Из-за возникшей суматохи человек в плаще не сразу почувствовал на себе чей-то взгляд, лишь знакомые мурашки, пробежавшие по телу, дали понять, что за ним кто-то наблюдает.
С другой стороны аудитории на него пристально смотрела девушка. Он не мог разглядеть цвет ее глаз, хотя и знал, что они серые; ее светлые волосы, едва касающиеся плеч, скрывали уши, одно из которых покалечило шрапнелью.
Незнакомец улыбнулся и пониже натянул черную шляпу с широкими полями. Девушка же следила за ним до тех пор, пока Тодорег не занял место за кафедрой и не начал выступление.
– Сегодня мы немного изменим тему лекции, – произнес профессор и провел рукой над сенсором. – Карту, пожалуйста.
Свет в аудитории начал меркнуть. Из небольшого отверстия в полу вырвалась струя едва различимого дыма, который медленно поднялся вверх. Включился проектор. Появившиеся миражи заплясали в воздухе, стараясь приблизиться друг к другу и слиться воедино.
Спустя мгновение картинка стабилизовалась, возникли очертания Старшего материка – огромного участка суши, размером тридцать два миллиона квадратных километров, со всех сторон окруженного океаном.
Это была старая карта, как минимум десятилетней давности, с четкими границами всех двадцати трех государств, когда-то существовавших на континенте. От нее веяло ностальгией и грустью, ведь каждый сидящий в зале прекрасно понимал новую расстановку сил: все, что не находилось под защитой «Грозового неба», то есть земли Архелона и нескольких близлежащих территорий, полностью принадлежало Кунэшу.
– Война, – громко возвестил Тодорег, задействовав всю силу диафрагмы, – поприще злодеев, героев и невинных жертв. Война, погубившая миллионы и миллионы человеческих жизней. Война насущная, поэтому и безымянная. Позже ей обязательно придумают очевидное прозвище, чтобы как-то отличать от конфликтов былых и грядущих.
Курсанты – юноши и девушки, уже давно привыкшие к драматическим вступлениям профессора, наградили его перешептыванием и скучающими взглядами.
– Сегодня вы узнаете ответ на два вопроса, – произнес профессор, поднимая вверх указательный палец. – Первый: за что умирают солдаты? Второй: кто развязал пока что безымянную войну?
Дымовая проекция изменилась, карта уменьшилась и сдвинулась в правый бок, а в левом возникли даты и изображение седого мужчины во фраке с большим носом и ушами.
– Все началось еще триста лет назад, когда Зигнис де Завир изобрел первый в истории двигатель внутреннего сгорания. Революционное открытие, толкнувшее мир в новую транспортную эру, сделало Завира богатейшим человеком на планете, а его родину, Федерацию Кунэш, главным экспортером нефти и древесного угля. Даже спустя несколько веков первенство Кунэша на материке являлось неоспоримым, сырьевые двигатели казались вершиной технологического процесса, поэтому никто не мог себе представить, что в скором времени это кардинально изменится.
Тодорег сделал небольшую паузу, стараясь вернуть в норму сбившееся дыхание, после чего продолжил:
– Началась новая эра – Эра Очищения. Ее постулаты гласили следующее: ископаемые ресурсы конечны, а их бездумное использование привело к изменениям климата, нехватке пресной воды и тотальному загрязнению. Миру понадобился новый источник энергии – чистый и легко возобновляемый, и это позволило молодому и амбициозному изобретателю Лукасу Алсету взойти на сцену и перевернуть все с ног на голову.
Старые миражи растаяли, а их место заняло черное непроглядное облако, внутри которого сверкали молнии.
– Электричество – фундаментальная энергия цивилизации – первородная, божественная сила, несправедливо заброшенная и забытая. Материк оказался слишком очарован мощью сырьевого двигателя, оставив грому и молниям роль второго плана, но менее полувека назад Лукас Алсет произвел революцию в электромеханике: электромобили, огромные генераторы, постоянно заряжающиеся от искусственно созданных гроз, защитные катушки и многое-многое другое. Новые технологии пришлись по вкусу странам Старшего материка, несмотря на все препятствия, чинившиеся Федерацией Кунэш. Политическая картина мира менялась на глазах: Архелон становился новым центром, а Кунэш погружался в долги.
Сделав паузу, Тодорег смог расслышать кое-что интересное. Тишину, абсолютно гробовую тишину, которая просто не могла существовать в помещении, набитом полусотней молодых людей, едва достигших совершеннолетия. Их неподдельный интерес подстегнул профессора продолжать, что сразу отразилось на его интонации, – она стала более величавой.
– Федерация пребывала в отчаянии. Стараясь удержаться в седле, ее руководители пошли на крайние меры – попытались обуздать атом, завладеть самой огромной и опасной энергией во Вселенной. Взрыв, произошедший на их исследовательской станции, стоил им тысячи жизней и потери значительной части восточных земель, а Алсет в это время представил миру свой величайший шедевр. «Грозовое небо» – полностью управляемое наэлектризованное кучевое облако, способное накрыть целый город и защитить от любой атаки с неба и земли. Абсолютный щит, который Алсет, следуя своему бескорыстно-эгоистичному порыву, собирался распространить по всему миру в обмен на полное разоружение. Это стало последним ударом по экономике Кунэша, страны, что жила не только ископаемым сырьем, но и производством оружия, – констатировал профессор и перешел к заключению.
– Итак, вот мы, наконец, и подобрались к событиям десятилетней давности. Федерация Кунэш официально обратились к Алсету с просьбой стать второй страной, после Архелона, получившей «Грозовое небо». Трудно сказать, какие причины сподвигли его согласиться. Ясно лишь одно – это стало первой и последней серьезной ошибкой во всей его жизни. Его личный самолет сбили еще на подлете, в тот же самый момент, когда войска Кунэша вторглись в соседние государства. Архелон не успел или не захотел передать технологию Алсета союзникам, поэтому все оставшиеся страны, кроме нас, пали под гнетом варварской военной машины.
Человек в плаще молча слушал лекцию Тодорега и про себя прикидывал: считается ли прилюдное развенчание культа личности Алсета, горячо поддерживаемого и любимого руководством страны ученого и деятеля, государственной изменой? Подумав, решил, что нет. Тем более немного голой правды никому не повредит, особенно подрастающему поколению военных.
Взглянув на часы, человек в плаще понял, что уже опаздывает на встречу, поэтому развернулся и направился к выходу.
– Курсанты, настало время ответить на два вопроса, прозвучавших ранее. За что умирают солдаты? Ответ – деньги! Может, они и думают, что жертвуют собой ради Родины, семьи или чести, но правда не такая сладкая. Война всего лишь инструмент экономики. Во-вторых: кто развязал войну? Ответ: самый глупый гений во Вселенной – Лукас Алсет!
Тодорег вновь провел рукой над сенсором, отключив дымовой проектор.