От ненависти до любви

Он обнял ее и крепко прижал к себе. Но Кари хотела ощущать его еще ближе, и ее губы стали судорожно искать его рот. Через несколько нескончаемых минут ему с трудом удалось оторваться от нее.

– Что мы делаем! Боже, это безумие! – Он несколько раз поцеловал ее в шею. – Тебя надо бы задушить за то, что ты втянула нас обоих в такую кошмарную передрягу.

Кари потерлась щекой о щеку Хантера.

– Наверное, я этого заслуживаю. Я хотела встать на защиту права журналиста не раскрывать свои источники информации, но выяснилось, что я не создана для роли мученицы. Приходится признать тот факт, что я – обычная трусиха. Не представляю, как осужденные могут выносить тюремное заключение – днями, годами!

– Немногие из них отличаются такой чувствительностью, как ты, любовь моя.

– Когда-нибудь я обязательно сделаю репортаж о заключенных. Я изучу их…

Из горла Хантера вырвалось глухое ворчание.

– Давай сначала ты отсюда выберешься, а уж потом будешь думать о собратьях по несчастью и о том, как привлечь внимание общественности к их страданиям. – Хантер поднял подбородок Кари и посмотрел ей в глаза. – Почему ты не позволила адвокату телекомпании вытащить тебя из тюрьмы?

– А что бы это изменило? Ведь речь в данном случае идет о первой поправке. Я понимаю, ты считаешь меня занозой в пальце, упрямой ослицей и…

– Я с уважением отношусь к твоему поступку. – Видя, как удивленно раскрылись глаза Кари, Хантер пояснил: – Сейчас я говорю как мужчина, а не как окружной прокурор. Прокурор во мне по-прежнему негодует на тебя. Но я люблю тебя, Кари Стюарт, – тебя и все, во что ты веришь. – Он прижал ее голову к своей груди. – Разве стал бы я рисковать своей карьерой, приходя сюда и лежа на тюремной койке с заключенной, если бы думал иначе? Да если об этом узнают, меня просто насмерть затопчут.

– За сексуальные притязания по отношению к заключенной?

– Что-то в этом роде.

Она поцеловала его в подбородок.

– Обещаю не подавать на тебя в суд.

Влюбленные поцеловались еще раз. Это было так чудесно, что на некоторое время они даже забыли о том, в какой жуткой ситуации находятся.

– Кстати, тебя могут затоптать и по другой причине, – спокойно заметила Кари, вспомнив о журналистском столпотворении в коридоре тюрьмы после ее ареста.

– Знаю. Ваши когорты уже подняты по боевой тревоге. В заголовках сегодняшних газет меня рисуют настоящим циклопом, а ты затмила даже Жанну д'Арк и являешься теперь самой знаменитой мученицей. За твоей спиной – целая армия твоих коллег, которые провозгласили меня своим общим врагом и подступают со всех сторон.

– Извини, Хантер. Я, честное слово, меньше всего хотела навлечь неприятности на твою голову.

– И тем не менее мне теперь придется ходить в монстрах.

Она рассмеялась:

– И что же ты собираешься сделать для того, чтобы вновь обрести в глазах общественности благопристойное лицо?

– Выяснить, что приключилось с тремя крохами, и вернуть их родителям. Что-то подсказывает мне: они еще живы.

– Хорошо бы, – тихо откликнулась женщина.

На них снизошел покой. Кари лежала в объятиях дорогого ей человека и с любовью прислушивалась к тому, как бьется его сердце. Еще несколько минут назад все в этой маленькой камере пугало ее, сейчас же здесь было тепло и мирно.

– У меня отобрали часы. Сколько сейчас времени?

– Уже поздно.

– Ты с самого начала собирался ко мне прийти, да? Именно поэтому у меня нет ни одного сокамерника?

– Конечно. Не мог же я позволить, чтобы ты одна провела в тюремной камере целую ночь.

– А как ты объяснил цель этого посещения сержанту Гопкинс?

Хантер улыбнулся, и Кари поняла: если он одарил полицейскую матрону такой же улыбкой, то ее вопрос просто неуместен.

– Она – романтическая натура, и я апеллировал к этому ее качеству.

– Не является ли это разновидностью взятки?

– Разве что на уровне чувств.

– По-моему, еще немного – и ты превратишься в продажного блюстителя закона.

– Я уже являюсь таковым. Сама посуди: лежу в камере рядом с арестованной и мечтаю ею овладеть.

Женщина тихо засмеялась и прижалась к нему еще крепче.

– Тебе и вправду этого хочется?

– Прекрати, Кари, не то мы окажемся в еще более дурацком положении. Тебе тепло?

– Да… – вздохнула она. – Лежи, как лежишь, и не двигайся. Все-таки в узких кроватях есть своя прелесть.

– Да. Я, например, ощущаю твою грудь.

– Правда?

– Ага. Кстати, я уже говорил тебе, что у тебя чудесная грудь?

– Да.

– Когда в следующий раз мы займемся любовью, я намерен уделить ей особое внимание.

– Она будет с нетерпением этого ждать.

Рукой, которой Хантер обнимал Кари за талию, он притянул ее к себе еще ближе. Его губы целовали ее волосы.

– Мне так не хватало тебя! Я скучал по твоему телу, ночью протягивал руку и не находил тебя рядом с собой, а по утрам просыпался один. Это было очень тяжело. А помнишь тот день в Брекенридже?

– Я помню их все.

– Нет, тот, когда шел дождь?

– М-м-м, да.