– А что: пойдем в кутузку, там разберутся, должники и воры там не в чести в равной степени, – предложила кесарица.
– Не докажете, я никакой расписки не писал! – ляпнул староста и прикусил язык, поняв, что сморозил глупость.
– Ага, значит, все-таки деньги в долг брал?! – кесарице стало все ясно. Она обратилась к девочке: – Как тебя зовут?
– Ольга.
– Отдай ему его кошелек! С него тебе все равно прибытка не будет!
Девочка с неохотой протянула кошель соседу. Тот жадно, словно боялся, что кесарица передумает, схватил кошелек обеими руками.
– Возьми вот этот кошель, Ольга! Он лучше, с вензелем! – кесарица достала из сумки свое портмоне с кесарским вензелем и протянула его девочке: – Тут хватит и на лекарства, и на твоего младшего братика.
– Спасибо, госпожа, – девочка явно не ожидала такой развязки, но от подарка не отказалась.
– Да не за что, – улыбнулась Татьяна, а потом повернулась к одному из телохранителей: – Не забудь, Георгий, надо сменить старосту села Пайгарм. Слишком жаден. Запиши себе где-нибудь.
– Будет сделано, кесарица, – ответствовал тот.
И мужик, и девочка открыли рты от удивления. Вот уж чего не ожидали они, так это встретить в своей глуши саму кесарицу! А та поспешила дальше, оставив их стоять в изумленном оцепенении. Федор Епифанович, только кесарица скрылась из виду, подлетел коршуном к девочке, пытаясь отобрать портмоне, но только дотронулся до него, как тут же его рука повисла сухой плетью.
– Ведьма! – закричал он на девочку и со всех ног кинулся прочь. А девочка вертела в руках кошелек, совершенно не понимая, что произошло.
Чуть погодя, у источника Татьяна повстречала благообразную бабушку, которая навзрыд плакала:
– Богатая госпожа, дай мне, пожалуйста, хотя бы одну монетку, хотя бы медную… Я должна нашему старосте деньги, а он грозится, если не отдам, упечь меня в долговую яму. На старости лет в тюрьму садиться – позор-то какой!
– Этот хлюст и здесь напортачил! – ахнула Татьяна. – Зачем же вы у него денег взаймы просите, если он из-за гроша удавится?!
– А куда деваться? У меня муж помер, а денег схоронить нет. Мы люди бедные, на черный день даже не осталось ничего. Вот и пришлось просить старосту, а он деньги только в рост дает. У меня была денежка на долг, а под процент-то не хватило. Вот и хожу собираю, кто чем поможет. Лучше б Адонай меня прибрал к себе.
Татьяна хлопнула себя по карманам – вот ведь, кошель-то девочке отдала. Тогда она сняла с руки перстень, подаренный мужем в день свадьбы, и протянула бабушке:
– Денег у меня нет, бабушка, вот перстень есть. Продай его, здесь не только на долг этому старосте, но и на безбедную старость хватит.
Старушка поклонилась, стала вертеть перстень в руках, и вдруг мягко ухватила Татьяну за локоть:
– О чем молишь – сбудется.
– Кто вы? – кесарица с удивлением смотрела, как на ее глазах старица становится прекрасной статной молодой женщиной.
– Я – помощница Адоная, фея Эйлина. Адонай испытывал тебя, Он боялся, что твоя доброта непрочна и вызвана только личной бедой. Господь любит доброту бескорыстную. Если хочешь – я стану крестной матерью твоего будущего сына.
– Моего будущего сына?! – пришел черед удивляться кесарице. Теперь она была в роли той девочки-подростка, которую облагодетельствовала пять минут назад. – Да я об этом и мечтать не смела!
Эйлина вернула перстень Татьяне:
– Никогда не дари подаренное – нехорошо это.
Ольга ну никак не ожидала встречи с самой кесарицей. На самом деле, отчаявшись вернуть долг, она неудачно пыталась стащить злополучный кошелек, но, на ее счастье, поблизости оказалась кесарица Татьяна. Эти деньги пришлись очень кстати. Теперь их семья раздаст все долги, да еще про запас останется. Отец выздоровеет. А черный человек не возьмет за долги ее брата Яшку. Она прибежала домой вприпрыжку:
– Мама, тятя, у нас есть деньги, много денег!
Ответом было молчание. В доме стояла странная тишина. Или даже разлитая по всем углам и стенам пустота. Как будто люди покинули этот дом навсегда. Но почему «как будто»? Заподозрив неладное, девочка поспешила за околицу и там увидела родителей. Отец полуобнимал плачущую мать. Ольга все без слов поняла: пришел тот крысеныш и за долги взял с собой ее младшего братика Яшку, всего малость не хватило, чтобы спасти брата.
– Мама, тятя, у нас есть деньги! – повторила она тише и скорее по инерции.
– К чему они сейчас? Поздно, дочка, – пробормотал отец и сам заплакал. Это была цена его ошибки, допущенной семь лет назад.
Третья глава
Началось все с того, что купец Трифон поехал за товаром в далекую Тридевятьземелию, где не ведают мокшанийского языка, зато товаров дешевых полно, на любой вкус, выбирай – не хочу. Немного задержался в пути. И когда уже был почти у дома, в Пензинском краю, ограбили его разбойники. Пензинский край недаром считается краем обманщиков и разбойников, за что его и прозвали древние мородины «Пензя» (пути нет), а всех местных жителей полупрезрительно – пензюками. И ведь можно было обойти-объехать, так нет, Трифон понадеялся на авось. Вроде и охрана у его обоза была, а получилось – как и не было ее. Разбежалась охрана, и самого чуть пензюки-разбойники не прирезали. Оказавшись в чащобе без единой монеты в кармане, купец горько заплакал. Дома его ждали жена и маленькая дочка, кредиторы требовали отдачи долгов. Он рассчитывал расплатиться с ними товаром, однако человек предполагает, а Адонай располагает. Вышел купец к какой-то мельнице и нанялся в батраки к мельнику, чтоб хотя бы плату взять мукой, а потом ее продать. Почти месяц проработал у него. Но мельник был пензюк, и, следовательно, тоже обманщик и плут. Обманул, заплатил только за неделю работы. А когда Трифон стал возмущаться, хозяин велел своим двум дюжим сыновьям выгнать его взашей.
Совсем отчаялся купец от таких жизненных передряг. Сел на берегу реки и подумал вслух: «Жизнь всегда дает выбор: утопиться или повеситься?! Эх, да я бы сейчас все на свете отдал за то, чтобы вернуть свое богатство. Отдам хоть Адонаю, хоть карачурту». В этот момент он почувствовал, что на него кто-то пристально и неотрывно смотрит. Обернулся – и увидел странное существо: полухорька-полукрысу.
– Ну, что уставилось, глупое животное? – купец еще не сообразил, кто перед ним.
– Да вот, смотрю на умного человека и думаю: если он такой умный, то почему такой бедный?! – неожиданно на чистейшем мокшанийском языке произнесло странное существо.
– Ты… разговариваешь… – остолбенел от такого поворота купец.
– А почему бы мне не разговаривать?! Ты же разговариваешь, и никого это не удивляет, – хмыкнуло существо.
– Но я же человек, а ты… животное.
– Сам ты животное – прямоходящее и говорящее, – не уступал зверь, волчком обернулся вокруг своей оси и в один миг превратился в маленького и очень некрасивого человечка, одетого в дымчатый плащ. – Будем знакомы: Сатир.
– Кто ты?
– Кто я? Я и сам не знаю. Я один из тех, кто хочет одно, а творит совершенно другое, или как там сказал один алеманский поэт. В цитатах я не силен, – голос у Сатира неожиданно сорвался, перейдя с тенора почти на детский фальцет. С ним всегда такое бывало, когда он «начинал» работу с потенциальным «блюдом».
– Ну, и какое благо ты можешь мне сделать?
– Богатство тебе верну, которое у тебя украли пензинские воры. Ведь украли, я прав?
– Откуда ты знаешь? Ты чародей?
– Вроде того…
– И как же ты вернешь мне мои товары? Неужели пробудишь в ворах совесть, и они принесут мне мое добро да еще и извинятся?! – усмехнулся купец, не веря в подобное чудо.
– Нет, зачем же. Что с возу упало, то не вернуть. У меня есть более радикальное средство: неразменный кошель. А по-умному – неразменное портмоне.
– Чего?
– Чего-чего! Народные сказки читать надо! Дам тебе кошелек, в котором деньги никогда не будут переводиться. Причем не только наши, но и заморские: там, фрязинская лира или тридевятьземельская евра, – человечек щелкнул пальцами и на его ладони возник как бы сам собой кошель-портмоне. В золотисто-серебряных бусинах, с изображением чертика с кредиткой в руках, одетого в красную маечку с белой поперечной полосой, на этой полосе в ромбе буковка «С» (то бишь – Сатир). – Только за это…
– Я должен продать свою бессмертную душу? – купец боязливо поежился.