Караев положил трубку. Сенин, внимательно слушавший разговор, глумливо произнес:
– Ето хто ето? Журналистка? Ай, как интересно, – он выпил, съел лимонную дольку и завистливо продолжил: – Слушай, да ты нарасхват у женского пола. Как же хорошо быть неженатым, Господи боже!
Он налил себе еще одну рюмку. Было заметно, что он захмелел:
– Двадцать семь лет семейной жизни – и что хорошего? Вот, к примеру, ты один живешь, вынужден себе сам готовить. Вроде как неудобство – приходишь домой усталый, жрать хочется, а тут еще готовить надо. Но с другой стороны, ты себе что хочешь, то и готовишь, правильно? А я прихожу вечером домой, говорю жене: хочу, мол, жареной картошки – я люблю с солеными огурцами – а она передо мной тарелку с макаронами – хрясь, и говорит: «Еще чего, буду я для тебя отдельно готовить! В ресторане, что ли? Ешь, а не нравится – иди телевизор смотреть» – нет, ты представляешь?
Вновь раздался зуммер телефона. Караев нажал на клавишу и услышал взволнованный голос Веры:
– Патрон, на рынке омоновцы.
Караев стремительно поднялся и со словами: «Извини, друг» – вышел. Сенин так же стремительно поднялся, выпил, но остался на месте. «Ничего, – крикнул он вслед, – я подожду».
Идентификация
Омоновцы рассредоточились по всему рынку. Рослые, вооруженные автоматами, в черных трикотажных масках на лицах, бойцы сгоняли всех торговцев в одно место и выстраивали у стены. Караев обратил внимание на то, что среди задержанных были и покупатели, у которых не оказалось при себе документов. Те же, кто не вызвал у омоновцев подозрения, наблюдали за происходящим – кто с любопытством, кто с жалостью, а кто со злорадством. Омоновцы, маясь от избытка власти, с задержанными особо не церемонились: ставили их лицом к стене, ноги на ширину плеч, руки на стенку. Все это выглядело настолько нелепо – средь бела дня, в мирное время, в столице страны – что казалось, идут съемки фильма по роману-антиутопии Оруэлла. Под ногами катались фрукты с лотка, который то ли нечаянно, то ли нарочно опрокинул на землю один из бойцов. Караев поднял с земли яблоко и, держа его в руках, громко спросил:
– Кто здесь старший?
К нему подошел один из омоновцев в звании лейтенанта.
– Я директор рынка, – представился Караев, – что здесь происходит?
– Проверка документов, – заявил офицер, – плановая.
– Вы что, их расстреливать сейчас будете? – спросил Караев.
– Расстреливать? – удивился офицер. – Нет.
– Зачем же вы их к стенке поставили в таких позах, и к чему этот маскарад?
– Предъявите документы, – потребовал офицер.
– А может быть, вы сначала маску снимете? Как-то неловко разговаривать, не видя лица собеседника.
– Документы, – грозно повторил лейтенант.
Караев усмехнулся:
– Уважаемый, вас что, в милицейской школе учат только этой команде? – Он полез в карман за паспортом, затем в другой, и с досадой вспомнил, что как раз сегодня оставил его дома. Достал бумажник, извлек из него визитку и протянул офицеру.
Омоновец изучил визитку и спросил:
– Паспорт у вас есть?
– Паспорт лежит у меня дома, разве я обязан носить его с собой? Я его забыл.
Лейтенант покрутил в руке кусочек картона.
– Здесь нет штампа о регистрации. Придется вас задержать до выяснения обстоятельств.
– Задержать меня? – возмутился Караев. – На каком основании?
– На основании закона. При подозрении в совершении преступления я имею право задержать вас.
– А почему вы не задерживаете этих людей? – Караев указал на зевак, с любопытством наблюдающих за этой сценой. – Вы их не подозреваете в совершении преступления? Или моя внешность – достаточный повод для этого?
– Ладно, хорош болтать, умник, – рявкнул офицер и скомандовал: – Взять его! Туда же, к стенке!
Два дюжих омоновца схватили Караева за локти и повели к стене. Сопротивляясь, он выкрикнул с долго сдерживаемой яростью:
– Ты маску-то сними, блядь! Что ты, как трус, лицо прячешь?
После этих слов двое омоновцев скрутили его и поволокли в автобус.
Век воли не видать
Ночь Караев провел в «обезьяннике», в компании бомжей. Бессонная ночь спровоцировала приступ мигрени, и мозг его раскалывался от боли. Дежурным был офицер по фамилии Дзгоев – так он представлялся, отвечая на звонки. По всей вероятности, он был осетин. Дзгоев разрешил Караеву позвонить адвокату. Но мерзавец адвокат оказался на даче и приехать не мог, так как был выпивши. «Ты уволен», – сказал ему Караев и ПОЛОЖИЛ трубку. Капитан с сочувствием смотрел на него.
– Может, отпустишь? – спросил Караев. – Другом стану.
Капитан покачал головой:
– Если бы из нас двоих кто-то был русский, это еще сошло бы с рук, а так – нет, – тихо сказал он.
– Понимаю, – согласился Караев и вернулся за решетку.
Но утром его неожиданно отпустили. Выйдя на крыльцо, он с наслаждением вдохнул холодный осенний воздух – на улице моросил дождь. Неуверенно ступая, прошел через двор мимо перекуривающих возле патрульных машин милиционеров. У ворот отделения милиции стояла женщина под зонтом.
– Пустите под зонтик, – попросился Караев и в следующий миг узнал Севинч.
– Конечно, – ответила она, – подходите.
– Вот так встреча! – изумился Караев. – Как вы здесь оказались?
Женщина пожала плечами.
– Я виноват перед вами, – заговорил Караев, – обманул. Правда, это был форс-мажор, но все равно простите меня, – засмеялся, – мне это напоминает сцену из американского фильма: герой выходит из тюряги, а на улице его ждет женщина, которую он и не надеялся увидеть. Меня это всегда умиляло. Однако я готов искупить свою вину и дать вам интервью прямо здесь.
Знаете, каким был основной принцип древнегреческой философии? Здесь и сейчас! У меня даже есть оригинальное название для него: «Репортаж с петлей на шее». Как вам? Нравится?
– Это уже было, – сказала Севинч.
– Как – было? Я только сейчас его придумал! Надо же, на ходу подметки рвут, что ты будешь делать? Недавно я рассказывал историю одной знакомой, придумал такое хорошее название, «Любовь и голуби», а мне говорят, – уже было. Прямо как вы сейчас. Обидно, да!
– Ну и вид у вас, – заметила Севинч, – а вам не холодно?
Караев дотронулся до своего лица, затем сделал несколько движений, отряхивая брюки. Вчера он выскочил из офиса без пальто.