Правила одиночества

Ислам покачал головой:

– Каков интриган, а ведь он не был таким! Молчать столько времени и ничего не сказать мне!

Он жадно вглядывался в ее лицо.

– Я изменилась, не смотри так на меня.

– Да, но ты по-прежнему такая же красивая.

– Тридцать семь лет для женщины еще не критично, но я много пережила за это время, – не думаю, что это лучшим образом сказалось на моей внешности. Ты тоже изменился, совсем седой.

Она провела рукой по его волосам.

– Неужели это ты? Я так рада тебя видеть! Одевайся, пойдем, изобьем этого гада.

– А может быть, ты разденешься?

Он сказал это намеренно, чтобы устранить неловкость, перебросить мостик через временную пропасть, разделившую их. И не ошибся. Лана улыбнулась совсем другой улыбкой, погладила его по щеке и повторила:

– Одевайся, мы поговорим об этом позже.

Нет ничего лучшего для женщины, особенно для женщины в возрасте, чем понимание того, что ее желают физически.

Ислам оделся и вслед за Ланой вышел из комнаты. Она провела его по коридору, открыла другую дверь. Это был ее кабинет.

Виталик сидел, развалившись в кресле, и ухмылялся.

Фырыллаг[43 - Интриган.], – сказал Ислам, – тебя убить мало!

– И это благодарность? – ответил Виталик. – Ну как после этого делать добро людям?

Лана села за свой стол, в кресло, нажала кнопку на телефоне.

– Какие будут пожелания? – спросила она.

– Выпить надо за встречу, – предложил Виталик.

– Возражений нет, – согласился Ислам.

В дверь заглянула Оксана, приветливо улыбнулась Исламу.

– Принеси нам кофе, ликер, – распорядилась Лана.

– Он пьет текилу, – заявил Виталик.

– Принеси нам текилы, – сказала Лана.

– Текилы нет, кончилась.

– Пошли кого-нибудь – пусть купят.

– Я одна на ресепшен.

– Не надо текилы, – вмешался Ислам, – я с удовольствием выпью ликер.

Все происходящее здорово походило на сон и, чтобы не спугнуть его, Ислам готов был пить все что угодно. Как это бывает во сне, любая мелочь могла помешать развитию событий, разбудить. Но разговор не клеился даже после того, как принесли ликер и мужчины выпили. В прошлой жизни они все знали друг друга, но никогда не бывали вместе.

Виталик вскоре поднялся.

– Ребята, я поехал спать, не хочется с вами расставаться, но времени уже три часа. Ислам, я тебя завтра жду, позвони часов в двенадцать, договоримся. У меня завтра с утра стрелка забита, разборка серьезная. Или я тебе позвоню. Ну, хоп.

Виталик ушел. Ислам остался наедине с Ланой.

– Сказать, чтобы тебе еще принесли выпить? – спросила она.

К своей рюмке она почти не притронулась.

– А ты?

– Я же на работе, извини. Я бы выпила с удовольствием за встречу.

– Тогда и я не буду.

– Ты давно в Москве?

– Лет десять, наверное, будет.

– Один или с семьей? Ваши мужчины любят жен дома оставлять.

– Я не женат.

– Как, до сих пор? Только не вздумай сказать, что ты из-за меня не женился.

Ислам засмеялся.

– БЫЛ бы помоложе, обязательно сказал. Но какое-то время я действительно ждал тебя.

– Как это трогательно, – грустно сказала Лана, – и какая я свинья! Даже не знаю, что сказать в свое оправданье. Ты получил мое письмо, тем летом. Но ты не знаешь, что я написала два письма. Второе перехватила мать – оно было более откровенным. Я как дура оставила его в книжке на столе и пошла на речку. Не думала, что она будет рыться в моих вещах. Ох, и влетело же мне тогда! Я думала, что она меня убьет. Нагнала она на меня страху, поэтому я и не стала искать тебя – такого она мне наговорила про азербайджанских мужиков! И жен своих за людей не считают, не работают! Целый день в чайхане пропадают, а жена – и с детьми, и в огороде. А что я? Маленькая была, к тому же сколько раз видела ваших женщин с огромными тазами на голове… Потом отец получил новое назначение, и мы уехали.

Я вышла замуж за офицера. Он служил в Германии. Потом Шеварднадзе вместе с Горбачевым сдали нас, и мы оказались в России-матушке, жили в казармах, бараках, месяцами воды горячей не видели. Потом началась перестройка, инфляция, нищенское существование, муж запил. Его можно было понять: кадровый военный, майор – и не имеет возможности содержать семью! В Германии мы очень хорошо жили: двойной оклад, один в марках, другой – рублевый в России на книжке. Была приличная сумма, тысяч тридцать, денежные реформы превратили их в труху. Кончилось тем, что я забрала дочь и уехала. Она здесь, в Подольске живет, с мамой.

Я открыла салон, денег у меня не было, в долгах оказалась, пока раскручивалась, клиентуру набирала… А тут еще бандиты появились: плати, говорят, десять процентов, это наша территория. Я вспомнила про Виталика – я о нем все время в курсе была, с подругой переписывалась, знала, что он сидел. Нашла его, и вот с тех пор он – моя крыша. Тут такие разборки были – чуть до стрельбы не дошло! Он объявил, что это его салон, и послал всех. Хотя это против воровских правил. Но что правила, если они нас дружбы лишают?

– Это ты хорошо сказала, – согласился Ислам. – Ну а как с личной жизнью? Не думаю, что ты одна.

– Ты прав, я не одна. Почему-то трудно говорить тебе об этом: такое чувство, словно я виновата перед тобой. Надеюсь, ты не ревнуешь?

– Вовсе нет, это было бы смешно и глупо, – сказал Ислам.