Биф Веллингтон, или На..й готовку

– Отойди! – крикнула я мальчонке, но покрытая землёй рука уже схватила его за ступню.

Она появилась из темноты угла, из-под вороха скиданных тряпок. Она подстерегала его. Не хотела спугнуть. Мне даже в голову не пришло, что это за рука, как она могла оказаться на чердаке и где к чертям собачьим остальное тело? Но рука вцепилась в мальчика крепко, и принялась тянуть его в темноту образовавшегося за ней провала. Он заверещал так сильно, словно впервые в жизни испытал страх. Не могу сказать, почему кинулась на помощь, но бросила коробку на пол и схватилась за ржавый топор, что принесла вместе с гвоздодёром, просто на всякий случай, и принялась рубить ту руку, со всей возможной силой. Что-то в том тёмном углу сначала чавкнуло, а потом охнуло, когда отсечённая по локоть конечность упала на пол.

– Оставь её! – строго приказала я пацану, – Быстро с чердака. Мы и так тут задержались.

Когда мы кое-как спустились, мальчонку потряхивало от нескончаемых конвульсий, как будто что-то поселилось внутри него и терзало, не находя выхода наружу. Я глядела на подёргивающегося юнца и представляла тысячи бабочек, исчезнувших из своих деревянных рамок, а затем превратившихся в пыль.

Теперь они внутри него – почему-то думала я. Несмотря на всю абсурдность подобного предположения, я, почему-то верила, что это не так уж и далеко от истины. Верила, потому как, в рамочки они так и не вернулись. Я даже на всякий случай сфотографировала их, пустые прямоугольники, висящие вдоль стен. Был момент, когда я подумала, что неплохо было бы вообще поснимать их, и сжечь прямо посреди гостиной, устроив из них большой пылающий костёр, в котором сгорела бы и я, но я так и не решилась.

Всё чаще до меня доносилось его приглушённое бормотание и непрекращающийся стук зубов. Кажется, он замерзал, но это вовсе не мешало ему действовать мне на нервы, пока я изучала бабкины тетрадки, в которых, впрочем, не было ничего интересного. Лишь описания трав, фаз луны и естественно, насекомых обитающих в округе. Пока мне не попался ни один ритуал. Вообще ничего важного, что могло бы мне помочь. Но тетрадей в коробке оставалось ещё много. Рано опускать руки.

– Два утёнка. Два. К водной глади спешат. Точно глади? Почему они так долго добираются до пруда? Почему не замечают лису? Лису? Да, возможно. Глупые утята. Уф, Буф. Так, кажется их звали? Или это я их так назвал? Надо будет спросить у женщины. А, может, был третий? Может будет? Тогда где же он? Не помню. Глупые утята. Зачем сбежали от мамы? Зачем рвутся в пасть к лисе? Точно! К лисе. Или в конце всё же не лиса? Тогда кто же? Надо вспомнить. Надо дождаться женщину. Она напомнит, что с ними дальше случилось. Они вдвоём идут к пруду. Холодно. Ярко светит луна. Скалится лиса.

Иногда он прерывался и смотрел куда-то, сосредоточившись на одной точке. Разговаривал приглушенно, обращаясь к кому-то, но я не видела никого.

Там действительно кто-то есть? – размышляла я, поглядывая время от времени на него – Или пацан выдумывает, чтобы напугать меня? Мне не хотелось думать, что общается он с кем-то из тех людей, что окружали нас в видении под крышей из глицинии, но мысли такие приходили мне в голову всё чаще. Я отгоняла их от себя, опасаясь, что способна призвать кого-то ещё из мира мёртвых. Но терзало меня не только это. Ни разу в жизни ещё, я не испытывала столь всепоглощающее чувство голода, которое всё возрастало во мне, с тех пор, как я выудила на свет божий эту проклятую книгу.

Глава 4. Журек. Зашитые нитками руки

– Вот паршивая старуха! Эй, малец, признавайся, ты знал, что она разграбила кухню? Выкинула вообще всё. Буфеты, полки на которых раньше стояли крупы, холодильник. Везде пусто. Вот ведь стерва, чтоб её! Уму непостижимо, померла уж как пять дней назад, а всё продолжает гадить – крикнула я выходя из кухни.

Когда разум мой помутился от голода настолько, что я уже не могла соображать, что именно я читаю в старых бабулиных записях, я отправилась на кухню в поисках пропитания, но, к удивлению своему, обнаружила, что бабка перед смертью изрядно потрудилась, выбросив всё, чем можно было бы утолить голод.

Да, как, чёрт побери, я этого не заметила? – кляла себя я, на чём свет стоит. – Ведь я же заходила на кухню в последний день её мирской жизни. Ну, да. И что увидела? Лужу крови расплывающуюся по столу от размороженного мяса, очистки от лука, пустую упаковку от грибов. На полки даже не посмотрела. Не заглянула в холодильник. Да и зачем мне это нужно было? Тот день был насыщен на события, потому я и не обратила внимания на отсутствующие продукты. А потом что? Потом ты ходила в придорожное кафе. Пошла туда впервые в жизни. Ела то, что не готовила для тебя твоя тётя. И да, тебе это понравилось, если не считать косых взглядов обслуживающего персонала. Ты ела и думала, о чём же они все шепчутся, так ведь? Да.

Ладно, допустим, ты не заходила на кухню всё это время, и совершенно не предполагала, что у тебя возникнет такая необходимость, но как же ты не заметила доверху набитые мусорные баки? Потому что, вряд ли бабка, могла утащить продукты куда-то ещё, да и не в том она была возрасте, чтобы таскать такие тяжести. К тому же, вероятно, она тогда уже знала, что выбрасывать их далеко не обязательно. Да и зачем, ведь я не могу покинуть дом.

Я прильнула руками и лбом к окну, выходящему в сторону калитки, и тут же увидела два рядом стоящих бака. Крышка одного из них была раскрыта, ветром вероятнее всего, а на верху его топталась собака, сжимающая в пасти здоровенный кусок мяса. Похоже псина размышляла над тем, как же ей спуститься вниз, не потеряв при этом добычу, ведь на земле её ждали ещё две голодных шавки. Одна из них усердно вылизывала контейнер, если не ошибаюсь один из тех вместительных, в которых тётя любила приносить лазанью или картофельную запеканку. Вторая же, напряжённо следила за тем псом, что сидел наверху бака.

Всё точно. Сомнений быть не могло, старая скинула продукты в баки, но их оказалось не много. Плотно закрытой крышки вполне хватило, чтобы я не заметила подвоха. Да и чтобы я стала делать, даже если бы заметила? Вряд ли я сообразила бы закупить что-то впрок, ведь я же не знала, в какой ситуации окажусь. Со злости, я ударила кулаком по стеклу. Оно задрожало, завибрировало, но не разбилось.

– Чё-то, я не поняла. Вы что, на пару со старухой решили меня голодом заморить, чтобы я поддалась и выполнила всё, что вы задумали? Так что ли?

– Лично мне… это не потребуется. Ты и так сделаешь всё… что нужно. Думаю, она просто хотела подкрепить твою мотивацию. – Теперь он говорил так, словно у него отваливался язык. Тяжело и протяжно.

– Что ты делаешь?

Вернувшись в гостиную, я увидела его склонившимся над коробкой с записями. Он действительно что-то жевал во рту и судорожно потряхивал головой, явно не контролируя это движение.

– Всё это… не поможет тебе – заявил он.

Это мы ещё посмотрим, мелкий ты гадёныш.

– В этой коробке нет, того что ты ищешь – зачем-то добавил он, вполне нормальным голосом и тут лицо его изменилось. Я увидела взгляд испуганного ребёнка. Взгляд человека, не ожидавшего, что он произнесёт то, что он произнес. Но это произошло, и пацан вдруг начал пятиться от меня прикрывая рот рукой.

В этой коробке нет того, что ты ищешь. Так ведь он сказал? Значит, есть другие. Значит где-то в доме, всё же спрятано то, что могло бы мне помочь. Чтобы не происходило с этим злобным мальчонкой, эту фразу произнёс точно не он. Я должна этим воспользоваться. Должна вспомнить. Так думай же тогда! Я постаралась расслабиться.

Сделав вид, что ничего не заметила, я попятилась на кухню, но до неё не добралась. Вновь уселась в обитое велюром кресло, которое так любил кот. Постаралась отключить мозг, что требовал еду немедленно, и представила себе бабулю. Практически увидела её перед собой. Вот она сидит перед телевизором и чему-то ухмыляется. На ней тёплая вязаная кофта и ритузы, на коленях банка с запертыми в ней мухами. Нет. Не то. Вспоминай. Вот она крадется в темноте по прихожей, возвращаясь из леса. Подол её тонкой ночнушки измазан в грязи, как и ноги. Взгляд пустой, отрешённый. Седые волосы взъерошены, и в них застряли сухие веточки. Она что-то бормочет себе под нос, но так тихо, что я не могу разобрать ни слова. Нет. Нужно ещё раньше. Видела ли ты её с коробкой? Хоть раз видела ли? Да. Видела! Озарение приходит так внезапно, что я чуть ли не вскрикиваю от восторга.

Однажды ночью, я видела её с коробкой. Помню, как встала тогда попить воды и натолкнулась на неё. Старуха, сгорбившись, сидела вот прямо на том стуле и как будто дремала, а рядом с ней в кресле, где сейчас сижу я, лежал её кот. Руками она сжимала коробку из-под обуви, но довольно большую, а когда услышала скрип половицы, пробудилась ото сна или может быть от транса. Я спряталась тогда за дверью и наблюдала, как она, оглядевшись по сторонам, прислушалась к тишине. Потом кряхтя, оперлась на свою клюку, и побрела к себе в комнату, шоркая тапочками.

Она отнесла её в комнату. Отнесла к себе в спальню – мысленно подтвердила я. Артур стоял в проходе с закатившимися глазами. Казалось, мальчишка шёл ко мне. Пытался помешать мне вспомнить, но что-то остановило его. Голова его металась из стороны в сторону, наводя на меня состояние дикого ужаса. Что-то происходило внутри него. Какая-то невидимая моим глазам борьба. Я решила воспользоваться моментом, и немедля шмыгнула к старухе в спальню. Заглянув под кровать, я тут же натолкнулась на вешалку, ту самую отсутствие которой привлекло моё внимание в день смерти старухи. Она засунула её под кровать, пытаясь ограничить доступ к тому, что скрывалось за нею.

– Ничего у тебя не вышло, глупая ты стерва.

Рывком я вытащила вешалку из-под кровати, понимая, что возможно у меня не так уж и много времени. Чтобы там не происходило с пацаном, вскоре это закончится. Я залезла под кровать всем телом, превозмогая жуткий запах мочи, что ударил мне в нос. Она была там. В самом дальнем углу. Пыхтя, я вытащила её и положила на кровать. Раскрыла и обомлела от того сокровища, что попало мне в руки. Она была доверху забита всевозможными ритуалами.

– Ритуал на обретение силы, – читала я, перекладывая жёлтые шершавые листки – ритуал на призыв духов, ритуал на создание связи с духом умершего, ритуал погружения в ненависть «Красная пелена». Так вот что старуха проделывала со мной. Ведьма. Не отвлекайся на эмоции Кира – сказала я самой себе и продолжила искать. – Привороты, привороты, снова привороты, ритуал для закрепления связи с любимым. Это всё не то. Как разрушить связь. Мне нужно что-то, что отправило бы гадёныша туда, откуда он явился.

В какой-то момент мне показалось, что я так и не найду, то чего искала. Бумажки стремительно заканчивались, а из гостиной теперь доносился какой-то подозрительный гул и этот гул медленно, но приближался. Когда в коробке из-под обуви оставалось всего то три листка я, наконец, нашла его – ритуал на изгнание. Облегчённо вздохнув, я прижала заветный листок к себе. Хотела прочитать, что на нём было написано, но что-то подсказало мне, что сейчас этого делать не нужно, и потому, я спешно сунула бумажку в карман халата. Скидала разбросанные записи обратно в коробку и пнула её обратно под кровать. Не прошло и двух секунд, как дверь спальни раскрылась, и я закричала, потому что кричал и Артур. Тот трубный звук, похожий на гул, как оказалось вырывался из горла малыша. Он стоял в дверном проёме, закинув голову назад под углом в 90 градусов. Рот его был широко раскрыт, а над лицом его, словно стая диких пчёл, летали бабочки, то влетая в рот к мальчику, то вылетая обратно.

– Не бойся его – успокоил меня голос матери – он и сам не знает, как сильно страдает.

О чём ты говоришь, Ута!? У него же сейчас башка отвалиться! – мысленно прокричала я, а потом увидела, как бабочки неспешно кружась, стали залетать к нему внутрь. Ещё через минуту голова его с треском позвонков вернулась на место, а мальчик, как ни в чём не бывало, сказал:

– Всё. Время вышло. Я больше не могу жать. – Секундой позже, он подошёл и коснулся моей руки.

Очнулась я уже в машине. Что это была за машина, мне было непонятно, но выглядела она так, как выглядит старое разбитое Вольво. Последнее что я помнила, было сильным ощущением жжения, как раз в том месте куда меня ужалила псевдобабочка. Рука моя и сейчас горела от ожога, но боль была меньшим из того, чего мне следовало опасаться на данный момент. Машина стояла припаркованной на какой-то незнакомой мне улице, с высаженными вдоль неё акациями, густо цветущими в это время года жёлтыми цветками. Где-то неподалёку громко лаяла собака. Я увидела женщину, копошащуюся на своём участке, что смотрела на меня с грустными припухшими глазами. Она махала мне рукой с зажатым в неё букетом каких-то красных цветов перемешанных с травой. Махала по-приятельски, словно рада была моему появлению здесь.

Как я оказалась здесь? Когда переоделась? Теперь на мне вместо неряшливо одетого халата, был надет зелёный кардиган и чёрные джинсы. Мальчик сидел позади меня, увлечённо играясь с какой-то бумажкой, из которой он соорудил самолётик. С бумажкой?! Я вдруг внезапно вспомнила, как спрятала листок с ритуалом в халат. Нет. Не может быть. Неужели я лишилась единственного шанса избавиться от мальчонки? Затаив дыхание, медленно, я опустила руку к карману, стараясь не привлекать внимания Артура, и нащупала в нём сложенную пополам грубую бумагу. Слава богу – выдохнула я, чтобы он со мной не сотворил, это всё же не отключило мою способность мыслить здраво. Ничего, ничего – подумала я – при первой же возможности, я испытаю на нём ритуал, а пока, просто буду делать то, чего он требует.

Книга лежала раскрытая на соседнем сидении. Как и продукты, закупленные вероятно мною же, в беспамятстве. Я потянулась за ней и прочитала: «Журек». Михалков Андрей Викторович, 1969 год. Откровенно говоря, я понятия не имела, что это за блюдо, и кто такой этот Андрей Викторович, но придирчиво прочла рецепт, раз уж мне предстояло его приготовить. Судя по всему – Журек, был обычным супом немецкой кухни. Всё бы ничего, да вот только внизу, под рецептом, я увидела приписку, сделанную бабулиной рукой:

«Бекон и ветчину подержи на солнце до тех пор, пока на них не появятся личинки. После обработай их в пиве, а затем в солёном растворе. Добавь в блюдо баварских колбасок, порезанных равными кусочками по сантиметру и чеснок. Их аромат перебьёт запах разлагающегося мяса. Зажарку из лука и морковки, приготовь на сале погибшей от старости свиньи. Не используй масло. А закваску для бульона, делай ровно сутки с добавлением крови месячного поросёнка».

Сутки на бульон?! Что же я буду делать целые сутки в доме незнакомого мне человека. От одной только мысли тошно – подумала я, решив, что, приготовив закваску, тут же уеду домой, а вернусь уже потом. Я же не знала, что мне и заботиться не стоит об этом. За меня уже всё решила судьба.

Что же ты наделала бабуля? Неужели ты накормила этого бедолажного человека блюдом по этому рецепту? Что он мог сделать тебе такого ужасного?

– Он один из тех людей, что стояли тогда в беседке? Я права?

– Не спросишь, как здесь оказалась? – мальчик выпустил самолётик из рук, и тот спланировал на пол.

– Нет. Не спрошу. Мне вообще это всё не важно. Просто не делай так больше. Попроси, и мы это обсудим.

– Ммм, – он скривил рожицу – хотел поиздеваться над тобой. Думал, начнёшь биться в истерике, умолять вернуть тебя обратно, а то и совсем потеряешь сознание от впечатлений.

– Жаль, что помешала твоим планам. Скажи мне только одно, ты уверен, что ты ребёнок?

– Конечно ребёнок. А что не похож?

– Рассуждаешь, однако, ты совсем ни как дитя.

– Наличие интеллекта вовсе не мешает мне оставаться ребёнком. Ты так не думаешь? Впрочем, не нужно. Не отвечай. У нас совсем мало времени… – У нас или у тебя? – Ни без удовольствия подумала я. Может найти какой-нибудь способ потянуть время? Может с ним что-то случится? – Лучше я отвечу на твой вопрос. Ты права, тот к кому мы приехали, один из тех восьми, что стояли тогда в беседке, но для тебя это ровным счётом ничего не значит. Могу лишь сказать, что мы пришли сюда, чтобы изгнать из его головы мух. Они прожорливые. Очень прожорливые.

– Мух? – Господи боже, что за херня здесь творится?

– Ага.