А ты не падаешь, конечно.
Ты не только наглый. В тебе тьма хитрости. За этими озорными улыбками. Беспечными ходами задом наперед. И успехами, которые за ними приходят. Твоя ладонь под моим пальто… Я совсем неосознанно вдыхаю воздух и забываю выдохнуть. …Надавливает на поясницу. Это похоже на то, как резко встряхивает тело неожиданно ледяная вода из душа. И я все еще сжимаю твой локоть остатками тревоги и щекой касаюсь холодного плеча.
Надо вырваться и одернуть. Надо.
Но ты держишь откровенно крепко, а потом парализуешь – зарываешься носом мне в волосы. Вдыхаешь. А ладонь медленно вверх, по ровной тропе позвоночника. Хорошо, что не видно, как я закрываю глаза, измазанный цветными пятнами нежно-розовых искр. Хорошо, что ты не знаешь, сколько у тебя власти. Хорошо, что незаметно, как от одного твоего вдоха у меня под кожей сыпется сахар – россыпью мурашек. Как объяснить, что я все это тебе позволяю? Чоннэ.
Чоннэ?..
А ты молчишь. Ложишься щекой мне на макушку. Какой же ты упрямый. Хитрый. Неугомонный. Дотошный. Добрый. Своевольный. Смешной. Отзывчивый. Оказывается, ранимый, оказывается, нежный. Оказывается, теплый.
Что чувствуешь и почему? Чем пахнут мои волосы, и тепло ли твоей ладони. Чоннэ. Ты же мне совсем-совсем не нравишься, знаешь? Мне нравится твой друг Юнин. Он самобытен, добр, раним и не по годам мудр. Мне нравится Лиен. За отходчивость, дружескую преданность и откровенность взгляда. Мне нравится твой сосед Коди. И то, что с него спрашивают, сколько ты спал и почему не высыпаешься. Нравится, что он сам забывает спать, потому что не отлипает от манги и своего графического планшета, который ты прозвал Занозой. Мне нравится твой друг Доминик. Как он хмурит свои широкие брови и спрашивает с тебя всякий раз, если Коди забывает выпить прописанные ему седативные.
Мне нравится шутка про заклятие, наложенное на вашу комнату, где «один спать не хочет, а другой – всегда и очень-очень». Нравится Дакота. Ей дарован буйный нрав и прорывной характер. Мне нравятся мои родители. За чувство юмора, сострадание и самую кристальную доброту. Мне нравится моя сестра. Она себялюбива, раскрепощена и пытлива умом. Нравится, какие широкие у тебя плечи, когда ты лежишь на сложенных руках и размеренно дышишь во сне. Мне многое нравится. В мире, себе, людях.
Но любить ведь – это совсем не то же самое. Правда?
Правда в том, что в дверь стучатся всю жизнь. Случайно или намеренно. А я просто никому не открываю. Правда?
Правда в том, что однажды среди сотни громких звуков, музыкальных нот и голосов я услышал твои шаги. Они стучали о порог, как кулаки в дверь. Особым шифром. И я тебя узнал. А если кого-то знаешь, как же его не впустить?
– Итан. – Тихо-тихо. Звуки блуждают в белоснежных джунглях, теряясь. – Ты пахнешь, как медовый пряник.
Но я все слышу.
Я же эльф. Эльфы слышат и видят лучше людей. Больше и иначе немного. Они влюбляются, принадлежат и испытывают влечение лишь единожды и только к представителю своего вида. Правда?
Правда, я не учел, что не один могу рождаться снова. Снова и снова – это не только для эльфов-самоубийц. Это для всех, кто есть и будет. У каждого фэа всегда есть аэф. Это закон.
Люди не научены искать. Или ждать. А эльфам дана природой способность узнавать по шагам. Хорошо, что я наконец признаю. Правильно, что тебе не слышно. Ведь разницы никакой, понимаешь, Чоннэ? Даже если.
Любое «даже» – ничто в сравнении со всеми «вопреки». Даже если человек может полюбить и быть преданным кому-то одному, должно быть желание этому одному быть верным. Даже если умеешь любить, думал ли ты хоть раз, каково это – быть верным самоубийце?
Каково это – его любить? Давай еще раз уточню: нравится – это не то же самое. Тебе во мне многое не понравится. Сбежишь из пряничного дома и никогда больше не вернешься.
А я же эльф-самоубийца. Знаешь, что мы с собой делаем, когда нас бросают?
8
Когда-то давно, в двадцатом веке, Ричард Фейнман на своих лекциях по физике говорил, что у запаха фиалки есть структурная формула. У всех запахов есть. Не только фиалки.
Когда я узнал о них впервые, прежде всего задумался о планете и вероятности того, что ее предварительно начертили архитекторы. Жизнь ведь – игра? Шекспир в силу своего времени видел ее театральной постановкой. Я – в силу своего – склоняюсь к видеоиграм.
Где-то там, куда я всегда смотрю ночами, есть студия. В ней большой штат сотрудников, и у каждого своя задача.
Допустим, художники. На них фон, текстура, местность. Облик планеты, анимация, кинематика, создание полигональных сеток для трехмерной графики. Вот она такая круглая, цветная и объемная благодаря им. И апельсины оранжевые, а арбуз внутри розово-красный тоже их стараниями.
Потом геймдизайнеры. Они задумывают правила и структуру прохождения. Модели диалогов, поведения, упаковку и подсказки. Подсказки очень важны. Иными словами, геймдизайнер отвечает за интуицию. Тот самый дар, который люди не понимают.
Еще они ответственны за кат-сцены – те фрагменты нашей игры, в которых мы не способны влиять на происходящие события. Иными словами, судьбу.
Дальше определенно инженеры-программисты. На них – вся работа с исходным кодом. Движения объектов, симуляция. Все то, что мы здесь зовем физикой. И структурная формула запаха фиалки в том числе. Все формулы. Всех фиалок. Всех нефиалок тоже.
Ты пахнешь древесным одеколоном и фруктовым дезодорантом, в основе которых часы кропотливой работы нескольких душ.
Есть еще геймдизайнеры уровней. На них задачи, миссии, этапы игрового процесса. То есть там все те, кто спроектировал рождение и смерть – начало игры и конец, а посередине набросал миссии и задачи. Например,
«закончи школу»,
«получи высшее образование»,
«найди работу»,
«создай семью»,
«заведи ребенка».
К счастью, из века в век приходят обновления. Вариации развития сюжета, учет личной воли игрока, массы дополнительных миссий и сотни скрытых концовок.
Есть в команде и звукорежиссеры. Они отвечают за звуковое сопровождение и звуковые эффекты на протяжении всей игры. Словом, мой и твой голос, вероятно, чей-то личный проект. Вода шумит в трубах, шины медленно шуршат по сухому асфальту, воздушный шар налетает на иглу. Услышал? Все это работа звукорежиссеров.
Там, конечно, еще продюсеры и издатели.
Но самая занятная работа у тестировщиков. Они пробуют играть, анализируют, фиксируют найденные дефекты и ошибки, осуществляя процесс контроля качества. Ты же не думал, будто все одинаковы за пределами этой игровой платформы? Потому что вся команда разработчиков – это десятки фэа разного класса. Последние – тестировщики – это души-исследователи. Они оценивают исходный результат. Анализируют. Проверяют. Пробуют. Экспериментируют. Находят дефекты. Иными словами, живут.
Разобрался? Должен.
Оглянись – тут в аудитории студенты с трех потоков – у всех совпадает предмет.
Сколько их среди красно-коричневых трибун? А во всем Бостоне? Штатах. Континенте. Планете. Миллиарды. И все – твои и мои коллеги. Души-исследователи. Тестировщики самой крупной видеоигры.
Знаешь, в чем смысл жизни? В контроле качества. Ошибки – не порок. Ошибки – в какой-то степени наша задача.
Знаешь, в чем суть дороги к самому себе? Когда начинаешь видеоигру, у тебя другое имя. Ты – другой персонаж. Нужно дойти до конца. Пройти полностью. Как только игра заканчивается, ты – это снова ты. Вот и все.
Игра – это от себя к себе. А жизнь – путь. Одно из сотни возможных прохождений.
Уровень сложный, без дополнительных жизней, жетонами разбросанных в укромных местах, и возможности начать с контрольной точки.
Да и тестировщик – ничего выдающегося, простой игрок, но, если задача остальных – работать, у него при любом режиме – играть.
Если ты пришел снова, значит, еще не наигрался. В точности, как и я. Если ты опять оказываешься подле меня, игра еще продолжается.
– Привет.
Эти шесть букв всегда творят одно и то же. В щипцах грудная клетка и небольшая паника в легких.
– Твои друзья не против, что ты такой непостоянный и скачешь с места на место?