Самое королевское убийство

– Джорджина уединилась там, будто героиня Диккенса, хотя ей было едва за сорок. Ездила охотиться и почти ни с кем не общалась. Она так и не простила кузену Ральфу, что он выгнал ее из Ледибриджа, когда умер ее брат и Ральф унаследовал поместье. Хотя что еще он должен был сделать, не представляю.

– Разве она не могла остаться вместе с ним? – спросила одна из младших принцесс.

– Может быть. Но нужно было знать Джорджину. Старшая дочь – единственная, у которой мозги были на месте, – она практически единолично управляла поместьем в последние годы. Она бы постоянно наступала новому барону на пятки, подвергала сомнению любой его шаг. Не удивлен, что Ральф фактически обанкротился, чтобы избавиться от нее. Нед тоже так и не простил его. Ральф умер сорок лет назад, но если бы это его рука оказалась в воде…

Королева многозначительно взглянула на мужа.

– Каким он был человеком? – хотела знать Камилла.

– Нед? Сумасбродным, – с некоторым неодобрением ответил Чарльз.

– Упрямым, – добавил Филип.

– В крыле для прислуги его называют первопроходцем, – сообщила Софи, и все головы повернулись к ней. – Передаю со слов миссис Мэддокс. Он затеял какой?то проект, чтобы превратить Эбботсвуд в заповедник. Собирался сделать там центр для вымирающих видов животных.

– Неужто? – нахмурился Филип. – Не слышал об этом.

– Это недавняя задумка. Миссис Мэддокс была очень воодушевлена. Как я сказала, она фанатка Неда.

Беатриса, которая сидела напротив королевы, выглядела удивленной:

– Если он жил так близко, почему ни я, ни Евгения с ним не пересекались?

– Я тоже, – поддержал Гарри.

– С годами мы потеряли контакт, – расплывчато ответила королева.

– Ха! – подал голос Филип. – Ты хотела сказать, он поспешил избавиться от нас.

– От нас? – переспросила Беатриса. – Серьезно?

– Он рос как маленький лорд Фаунтлерой[13 - “Маленький лорд Фаунтлерой” – роман писательницы Фрэнсис Ходжсон Бернетт для детей, впервые публиковался в 1885–1886 годах.] в Ледибридже, а после того, как его и Джорджину выставили, уехал в Грецию, там у него случилось псевдопрозрение, и вернулся он уже законченным коммунистом. Он считал нас отсталыми ханжами. Слишком занудными, на его богемный вкус. Он любил только твою двоюродную бабушку Маргарет. Нам же больше нравился сын Ральфа, Хью. Ничем не примечательный, но надежный. Ты знаешь Хью. Одевается как чучело, разводит овец и пишет о Джоне Донне[14 - Джон Донн (1572–1631) – английский поэт, один из самых известных представителей “метафизической школы”.]. Надо сказать, что любили мы по большей части его жену, Ли. Очень привлекательная блондинка из Йоркшира. Просто волшебница по части растений. Она умерла этим летом. Слишком рано.

– Мы были ровесниками, – заметил Чарльз, покрутил в руках бокал вина, осушил одним глотком и жестом попросил наполнить его снова. – Родились в один день. Всегда посылали друг другу корзину гиацинтов на день рождения. – Вид у него был скорбный. – Кажется, с Хью их познакомил как раз Нед. Слава богу, она не выбрала Неда.

– Мама, ты, кажется, говорила, что Нед звал тебя на свидание? – повернулся к Анне Питер Филлипс.

– Ммм, было дело, – признала Анна. – Со мной Нед не рвал связей. Но он был такой непредсказуемый. Эталонный “плохой парень”, ну вы представляете. В семидесятые Эбботсвуд был знаменит своими рок-концертами. Кажется, там как?то играли “Лед Зеппелин”.

– Ого! – Беатриса была впечатлена.

– Конечно, со временем он остепенился, – сказала Анна. – Последний раз я видела его на деревенской ярмарке пару лет назад, он стоял у прилавка с веганским кормом для собак.

– Я слышала, его исчезновение может быть как?то связано с наркотиками, – сообщила Евгения. – Об этом тоже упоминали в новостях.

– Это точно не про Неда, – твердо заявила Анна. – У его лучшего друга в Греции случилась передозировка, с тех пор Нед категорический противник любых веществ. Какое?то время Эбботсвуд был даже центром реабилитации для зависимых.

– Пока один из подопечных чуть не спалил виллу, – напомнил ей Чарльз.

– Пфф, – фыркнул Филип. – Нед умел находить последователей, только вот настоящего лечения им предоставить не мог. Вечно хватался за очередную безумную идею, и все шло наперекосяк. Наполовину Дон Жуан, наполовину Дон Кихот. Никогда не мог довести дело до конца.

– Звучит увлекательно, – улыбнулась Беатриса.

– Он и был увлекательным. Вот и доувлекался, – проворчал Филип. – В этом и проблема. Слишком старался впечатлить мать.

– Какой фрейдистский взгляд, – заметила королева, почти уверенная, что термин здесь уместен, а также что ее реплика заставит Филипа наконец сменить тему.

К ее удовольствию, именно в этот момент двери столовой открылись, и процессия лакеев внесла высокие шоколадные суфле, посыпанные сахарной пудрой и украшенные шоколадными листьями падуба. Раздался гул одобрения, и разговор перешел в новое русло. Этот вечер был одним из любимых в году для королевы, и наконец она смогла им насладиться.

Глава 6

Следующим утром королева почувствовала себя хуже.

Голова раскалывалась. Она списала боль на шампанское и, возможно, коктейль “Заза”. Королева едва могла открыть глаза.

В коридоре возле ее покоев дети носились взад и вперед, победно выкрикивая “Он тут!”, затем на них так же громко шикали. Между тем королеве необходимо было что?то сделать. Что бы это ни было, она была на это не способна.

Лежа в постели с закрытыми глазами, она постаралась сосредоточиться. Дело не могло быть в алкоголе. Не так уж она и налегала на коктейли. Во всяком случае, не настолько сильно, чтобы чувствовать себя так паршиво. Простуду тоже нельзя было винить. Что же ей нужно сделать? Филип заболел на день раньше, а прошлым вечером выглядел и чувствовал себя намного лучше. Он даже сказал, что ему не терпится подышать свежим воздухом сегодня на утренней службе.

Глаза королевы широко распахнулись. Жидковатый утренний свет был ослепляюще ярким.

О нет!

Она резко села и тут же снова опала на подушки, совершенно сбитая с толку.

Служба! Сегодня воскресенье, да к тому же Рождество. Ей надлежало быть в церкви Святой Марии Магдалины к девяти для закрытой службы, а затем еще раз к одиннадцати, чтобы показаться публике. Это была не просто традиция, это был долг, и каждый год своего правления королева обязательно посещала одиннадцатичасовую службу здесь или в Виндзоре. Просто невозможно было представить, что она не появится. Что бы сказала бабушка, королева Мария?

Она снова села и попыталась позвать горничную. У нее все еще было около часа, чтобы собраться. Но она осипла настолько, что пришлось позвонить в колокольчик. Тут же по видеосвязи вызвали врача, оперативно поставили диагноз (грипп в самом разгаре) и запретили ей выходить из дома. Филип, который уже оделся и позавтракал, бросил на нее один взгляд и согласился с врачом, что было самым большим разочарованием. То же самое сделал и Чарльз, который был так поражен известием о недееспособности матери, что ему пришлось подняться и убедиться в этом самому. Королевская спальня превращалась в площадь Пикадилли или сцену из “Безумия короля Георга”[15 - “Безумие короля Георга” – драматический фильм режиссера Николаса Хайтнера, выпущен в 1994 году.]. Если бы королева не была лишена способности говорить, она обязательно сказала бы, что думает по этому поводу.

В конце концов, после сытного завтрака и небольшой прогулки, которая помогла детям сжечь энергию, накопившуюся после утренних находок в чулках, остальные члены семьи предоставили королеве пару блаженно тихих часов, отправившись в церковь, чтобы посетить службу и поговорить с народом. Если бы Ее Величество могла чувствовать себя еще хуже, то мысль о посетителях, которые часами ждали ее при минусовой температуре у ворот, безусловно, причинила бы ей боль. Вместо этого она неторопливо оделась в компании горничной и рождественских гимнов по радио.

Она воспользовалась возможностью написать короткое письмо Мойре Вестовер, чья дочь Астрид так загадочно исчезла, и Хью Сен-Сиру, двоюродному брату Неда из Ледибридж-холла, выразив сочувствие по поводу “несомненно, тяжелых времен для вас всех”. Она хотела было написать о “вашей тяжелой утрате”, но никто не знал наверняка, имела ли место утрата. В любом случае, бедному Хью недавно пришлось пережить уход куда более близкого человека: его любимая жена умерла незадолго до золотой годовщины их свадьбы. А с Недом Хью, насколько было известно королеве, не говорил уже много лет. Интересно, не сложнее ли терять кого?то, кто уже давно исчез из вашей жизни? Нет ни теплых воспоминаний, ни утешения общими делами. Легко сказать, что это не имеет значения, но так ли это?

Позже прибыл настоятель, чтобы лично обеспечить королеве причастие – иногда удобно быть главой англиканской церкви, – и все снова собрались в столовой, чтобы пообедать жареной индейкой, семью видами органических овощей с различных королевских ферм и садов и рождественским пудингом, который обливали ромом и поджигали. Те гости, чей желудок был достаточно силен, могли также насладиться хорошими винами и шампанским. Все были в бутафорских коронах, с непокрытой головой по традиции осталась только королева. В детстве ее страшно веселило, когда отец оказывался единственным человеком в комнате без короны. Они закончили как раз вовремя, чтобы собраться у телевизора в салоне и посмотреть обращение, которое королева записала еще в Букингемском дворце.

– Здесь я выгляжу абсолютно здоровой, – заметила она с дивана.

– Это было еще до того, как к нам приехали маленькие “рассадники”. А ну, кто из вас, негодников? – вопросил Филип, оглядываясь.

– Ты и сейчас чудесно выглядишь, – учтиво отозвалась Софи. Софи всегда находила нужные слова, даже когда опровержение было у всех прямо перед глазами.

Королева уже знала, что скажет ее телевизионная копия нации и Содружеству, поэтому перевела взгляд с экрана на небольшую щель в панелях стены – она отмечала потайную дверь. Комната, где она разговаривала с начальником полиции. Здесь ее отец и дедушка записывали свои рождественские послания для радио. Их транслировали в прямом эфире на всю империю, которая, казалось тогда, управляла миром. Как быстро эта идея стала историей. Королева и ее отец оба потратили жизнь на управление переходным периодом.

На мгновение она снова представила его рядом с собой, его руку, успокаивающе лежащую на плече. Ощущение не поблекло полностью даже спустя столько десятилетий. Он умер в спальне наверху, в возрасте всего лишь пятидесяти шести лет, а она была далеко, в Африке. На другом конце света.

– Мамочка, ты в порядке? – спросила Анна.

– Да, это все мерзкий грипп. Передай мою сумочку, я возьму платок.