Воспоминания через размышления (на русском и татарском языках)

Воспоминания через размышления (на русском и татарском языках)
Рузаль Абдуллазянович Юсупов

Данная книга содержит воспоминания профессора, академика Академии наук Республики Татарстан, Международной академии информатизации, Академии гуманитарных наук Рузаля Абдуллазяновича Юсупова о его жизненном пути, административно-педагогической, научной и общественно-политической деятельности, а также его размышления о сегодняшних реалиях нашей действительности.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Рузаль Юсупов

Воспоминания через размышления…: воспоминания, публицистические и научные статьи

© Татарское книжное издательство, 2013

© Юсупов Р. А., 2013

Предисловие

У многих из тех, кто прожил большую и богатую событиями жизнь, появляется желание поделиться с собеседниками или читателями своими воспоминаниями.

Испытывая такое желание, я тоже решил описать отдельные этапы своей жизни и высказать свои соображения по некоторым животрепещущим вопросам сегодняшнего дня, которые не могут оставить равнодушным меня, вероятно, как и многих других.

В каждом деле имеются свои сложности. При написании воспоминаний трудность заключается в том, чтобы, перебирая в своей памяти многие эпизоды, среди тысяч деталей суметь выбрать лишь те, которые будут интересны, прежде всего, для читателя. Определить грань между тем, что важно для автора, и тем, что имеет значение для читателя, довольно сложно. И я как мог старался уловить её.

Что и как получилось, судить читателю. Если где-то увлёкся описанием сугубо личных или слишком мелких деталей, прошу меня извинить.

Детство и юношество

Моё детство, годы учёбы в школе и техникуме были полны лишений и суровых испытаний.

Родился я незадолго до Великой Отечественной войны в Заказанье, в селе Кышкар (Наянгуш) Атнинского (ныне Арского) района Татарстана в крестьянской семье третьим ребёнком.

Природа здесь небогатая: лесов, просторных лугов, полноводных рек нет, земля скудная. Люди жили бедно, сводили концы с концами благодаря своему самоотверженному труду. Жестокий колхозный режим военных и послевоенных лет не позволял крестьянам пользоваться благами своего неимоверного труда.

Отец, получив ранение в финской войне, вскоре ушёл на фронт Великой Отечественной, возложив участь четверых детей на плечи жены. Вернулся домой в конце войны с ранениями. Мать на него получила похоронку (это я уже помню), которая, к счастью, оказалась ошибочной.

Те военные годы сохранились в моей памяти как страшный сон. Вот лишь некоторые эпизоды.

Зимой нам с младшим братом Анасом нередко приходилось просиживать целыми днями голодными в холодном доме. Двое старших братьев – Равиль и Наиль – ходили к речке ломать ивовые ветки для растопки, собирали в поле торчащие из-под снега кустики полыни, тайком забирались в овин, чтобы надёргать сена и притащить его домой. Дров не было: печку топили соломой, сырыми ивовыми прутьями или такой же сырой полынью. От такого «топлива» печка не успевала даже прогреться.

Мама целый день пропадала на работе – «наматывая» раз за разом расстояние в 30 километров между Кышкаром и Арском, вместе с другими женщинами возила на санях колхозное зерно то ли на элеватор, то ли на станцию.

Нашей основной едой были картошка и суп из затирухи, сделанной из снятого молока – обрата. Летом – снова картошка и катык из того же обрата. Впрочем, долгое время и после окончания войны еды в доме хватало лишь на то, чтобы не умереть с голоду. Молоко полностью уходило на изготовление масла, которое вместе с мясом трёх-четырёх овец, куриными яйцами мы отдавали государству в виде налога: самим не доставалось ни масла, ни мяса, ни яиц. Если после уплаты налога и оставались какие-то крохи, их продавали на базаре: нам семерым (отец, мать, пятеро сыновей) надо было одеваться или хотя бы залатать ту одежду, которая была. В колхозе за работу с утра до ночи, разумеется, ни копейки не платили. За целый день работы записывали один трудодень, за который осенью полагалось от 500 до 800 граммов (а если год выдавался урожайным, то один килограмм) зерна. Потому всячески экономили и хлеб пекли с добавлением протёртого картофеля. Поскольку семья была большая, то и съедалось много (пища-то была некалорийная): каждую неделю с братом Наилем заготавливали каждый по ведру тёртой картошки. Работали на грубой тёрке, изготовленной при помощи напильника. Брат был старше меня на четыре года, а потому выносливее. Когда у меня не оставалось сил, я работал стоя, и пальцы от острых зазубрин тёрки расцарапывались в кровь.

В конце марта – начале апреля с полей начинал сходить снег и появлялись проталины, которые становились для нас дополнительным источником питания, обнажались поля, на которых осенью собирали картофель.

Наверное, многие знают или слышали, что в голодные годы картофель, перезимовавший в земле, весной считался довольно сытным продуктом. Из него пекли лепёшку. Калач из гнилой картошки в то время нам, голодным ребятишкам, казался вкусным.

Этой лепёшкой из гнилой картошки мы питались ещё долгое время – и во время войны, и после неё. Обязанность собирать такую картошку лежала на мальчишках вроде нас. Взяв в руки вёдра, мы отправлялись в поле. На ногах у нас были лапти на своеобразной «платформе» – деревянной подставке, привязанной к подошве лаптей – или деревянные башмаки. Раскисшая земля проваливалась под ногами, засасывая в себя обувь, шагать было трудно. Чтобы облегчить передвижение, у края поля мы разувались и босиком ступали в это размякшее месиво воды, снега и земли. В некоторых местах под тонким слоем земли ещё оставался лёд, и там ноги разъезжались. Пока наполняешь ведро, проходит час, два, а то и три-четыре… Удивительно, как мы, проведя столько времени босиком на холодной земле, впоследствии не стали инвалидами. Наверно, нас уберёг Всевышний…

Когда земля покрывалась растительностью, для нас начинался сезон подножного корма – мы поедали растения. Щавель, тысячелистник, свербига, сныть, борщевик, козлобородник, щавелёк и ещё какие-то растения составляли нашу пищу. Всё это было настоящим кладезем витаминов, только слабо утоляло голод.

Нужда донимала нас неимоверно. Однажды летом (мне было лет 10–11), разбудив спозаранку, мама вручила мне свёрток шерсти. Мне предстояло отправиться за 15–16 километров, в село Атня, и продать шерсть за 30 рублей. Кое-как добравшись до Атни, я начал расхаживать по базару. Время от времени кто-нибудь меня останавливал, чтобы посмотреть товар, но 30 рублей никто так и не дал – все как один предлагали мне 25 рублей. Вскоре торговля начала сворачиваться, и я от безысходности продал шерсть какому-то человеку за 25 рублей – ведь не понесёшь же её обратно!

Дорогу я преодолел с грехом пополам: половину пешком, половину на телеге какого-то сердобольного человека. Домой я вернулся вечером… Реакция мамы меня огорошила – она рассердилась и начала кричать на меня: «Я же велела тебе продать за 30 рублей, почему ты отдал за 25?!» Даже сейчас, когда я вспоминаю ту историю, у меня больно сжимается сердце. Но я понимаю, что на маму грех обижаться: наверно, тогда нам очень нужны были деньги. Ведь время было жестокое…

…Немного отмотав время назад, расскажу ещё две истории, случившиеся в годы войны, да и некоторое время после войны. Люди тогда мучились без соли и спичек. Но мальчишки моего поколения обладали удивительной способностью к изобретениям. Мои старшие братья, например, научились высекать огонь при помощи кремня. Запомнилось, как иногда соседи приходили к нам за угольками, чтобы разжечь свои очаги. Поговаривали, что старушка Хасби могла нести горящий уголёк прямо в ладонях…

Ещё хорошо помню, как женщины в годы войны, собравшись у кого-нибудь в доме, при свете семилинейной лампы, а иногда и коптилки (керосин был дорогим, его не хватало) занимались рукоделием и обсуждали деревенские новости: на кого пришла похоронка, кто с ранением попал в госпиталь. Не обходилось без слёз, иногда, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами, женщины пели песни. У нашей мамы был красивый голос, поэтому её часто просили спеть.

Жизнь крестьянина в нашей стране и сегодня нелёгкая, а в 50-е годы прошлого века (о военных годах и говорить не приходится!) она была особенно тяжёлой. Это хорошо знают люди старшего поколения, выросшие в деревне, поскольку вынесли всё на своих плечах. Люди среднего поколения знают об этом понаслышке, из книг и фильмов. Невозможно описать все тяготы и лишения, которые пережил наш народ в те годы. Моё детство пришлось именно на это время.

…Природа вокруг нашего села, как уже было сказано, не богата: нет ни леса, ни реки, ни просторных лугов, так что условия жизни были достаточно суровы.

Правда, были три оврага. В один из них деревенское стадо не пускали: он был покосный для колхозной скотины. В двух других паслись и деревенское стадо, и колхозное. Трава там всегда была съедена под корень, и скотина возвращалась домой не насытившись. Поэтому нам с младшим братом Анасом приходилось вечерами до наступления темноты выводить нашу корову попастись возле деревни на небольших участках сохранившейся травы.

А как люди должны содержать скотину зимой и весной, пока нет и такой травы?..

Заготовка сена для скотины – сенокос – сама по себе была драматической эпопеей. И эта работа на протяжении нескольких лет лежала в основном на моих плечах и на плечах брата Анаса. Впрягшись в ручную тележку, мы уходили за четыре-пять километров от деревни и там, по краю полей, на межах, в закоулках, куда не мог попасть плуг, по стебельку выкашивали траву, грузили её на тележку и привозили домой. В некоторые дни мы совершали по два рейса. Затем, просушив траву, закидывали её на сенник.

Работа эта была сопряжена с элементом опасности: если председатель колхоза увидит тебя с сеном, то заставит сдать его на ферму, а тележку могут и сломать. Наказание могло быть осуществлено и в любой другой форме: любые попытки сельчан заготовить сено были категорически запрещены под предлогом того, что корма не хватает колхозной скотине. Поэтому, чтобы не попадаться председателю на глаза, сено мы привозили не по улице, а украдкой, по дну глубокого оврага, тянувшегося вдоль деревни.

В процесс заготовки сена свой вклад вносила и наша мама. В те годы существовала традиция полоть сорняки на хлебных полях. Эту работу выполняли женщины. Из собранной травы они отделяли ту, которую могла съесть скотина – «благородную» траву, связывали её в снопы и на плечах приносили домой. Поле, на котором работали женщины, располагалось от деревни на расстоянии трёх-четырёх километров или больше. Известно, что сырая трава бывает очень тяжёлой. Как можно было пронести на себе такой груз за четыре-пять километров?! Середина лета, солнце печёт нещадно, а женщины полуголодные, к тому же некоторые держат пост – уразу (наша мама тоже никогда её не пропускала).

Вот почему нельзя осуждать суровость людей того времени…

Участие детей моего поколения в заботах по дому и в колхозной работе – само по себе весьма поучительное явление, и знать об этом было бы очень полезно для сегодняшних детей…

И какой только работы мне не пришлось выполнять на протяжении тех 14 лет, которые я прожил в деревне с момента своего рождения до поступления в техникум в Казани…

Нас в семье росло пятеро мальчишек (четверо родились до войны, пятый – после). Поскольку я был средним, то домашняя работа чаще доставалась мне. Соседские тётушки в шутку называли меня «дочерью Лотфикамал» (это имя моей мамы). Лето было для меня особенно «горячим сезоном». Мама – весь день на колхозной работе, отец тоже. Впрочем, у меня был хороший помощник – брат Анас, который был младше меня на два года. Невозможно перечислить тех дел, которые тогда входили в наши обязанности. Назову для интереса лишь некоторые из них.

Утром, встав спозаранку и наскоро перекусив, надо было вымыть посуду, подмести полы, затем отвести телёнка на выпас и привязать его там. Затем начинались приготовления к обеду. Осторожно нащупав клубни картофеля, надо аккуратно вытащить те, что крупнее. Потом тщательно закопать корни: пусть растёт себе дальше.

Почистив картошку и разведя огонь в печке, мы клали картошку вариться в казан. Затем ставили самовар, доставали из погреба катык и накрывали на стол.

После обеда мы должны были убрать со стола, помыть посуду, подмести полы. Иногда, заперев двери, мы мыли полы (запирались, чтобы нас не увидели соседи – почему-то тогда считалось, что пацанам стыдно заниматься женской работой). Воду с родника мы привозили на самодельной тачке (опять-таки полагая, что мальчишкам носить воду с коромыслом и несподручно, и стыдно).

Накосив у речки конского щавеля, мы мелко нарубали его топором и, добавив отрубей, готовили корм для кур и гусей.

А тут уж и вечереет, а значит надо снова набрать на огороде картошки и почистить её. Тем временем пора привести телёнка, развести огонь в очаге и сварить суп. А там уже и стадо возвращается… Так что, получается, на игры у нас времени вовсе не оставалось.

Не представляю, как нашей маме удавалось и хозяйство вести, и нас, пятерых детей, обслуживать: стирать одежду и постель, кормить, воспитывать. Нередко ночами она, борясь с дремотой, латала нашу одежду.

С 9–10-летнего возраста мы во время летних каникул начали ходить на колхозные работы. Рано утром приходил бригадир Хафиз-абый и давал наряд. Мне доставалась работа на лошади, чему я был очень рад. Потому что мелкая домашняя работа очень надоедала, а работать на лошади было и интересно, и почётно.

Мне едва исполнилось 14 лет, когда я, по окончании семи классов, уехал учиться в Казань. К тому времени у меня за плечами уже был 4–5-летний опыт летних работ в колхозе. Не знаю, будет ли это интересно читателям, но мне всё же хочется перечислить виды работ, которые в те годы поручали мальчишкам вроде нас. Пусть хотя бы останется для истории.

Сначала, когда мы были ещё совсем маленькими, сев верхом на лошадь, месили жидкую глину вперемешку с мелкой соломой. Когда масса становилась однородной, её раскладывали в формы и сушили на солнце – получался саманный кирпич. Из него складывали стены фермы. Правда, надолго такого кирпича не хватало, через несколько лет он разрушался от дождей.

Во время уборки урожая работы выполнялись следующим образом. Поскольку в те времена комбайнов не было, поспевшую рожь косили при помощи лобогрейки, которую тащила лошадь. Скошенные стебли женщины связывали в снопы и укладывали в копны. Эта работа называлась «вязать снопы».