Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим»,
которую решила непременно поставить в эпиграф свой ненаписанной книги.
«Поза жизни» побеждала бедную бабушку, и финал уже виделся предельно печальным.
Все должны были умереть…
Но до этого необходимо успеть канонизировать старину Ленина и придумать новую национальную идею, взамен лицемерного культа «Великой Пирровой Победы».
Намечалась одна теорийка: принять за основную задачу современности – открытие ВСЕХ тайн, всех государств и организаций. Но, в свете сложившегося миропорядка, задача представлялась неподъемной.
Труды предстояли тяжкие, дела скорбные…
___
Писцов как дите радовался удачно воткнутым в канву повествования шпилькам, и словно колдун вуду блаженствовал от каждого нового втыка.
В этот раз, добравшись, наконец, до «Дианы», он размышлял, как бы поэффектнее вписать в нее свои новые размышления о бренности бытия.
А бытие его никак не могло взять верх над сознанием, вопреки утверждению великого Карла Провокатора.
Да и вообще, по мнению Писцова, именно сознание определяет бытие и никак иначе!
Просто сознание у всех людей разное.
Кто-то с молоком матери впитывает постулаты повиновения всему, что утверждают старшие, даже и не задумываясь побороть в себе пагубную рабскую натуру, становясь старше.
А кто-то не довольствуется зубрежкой чужих писаний и совершает неожиданные открытия!
Да, «нестандартным» приходится крайне нелегко среди уверенного в себе общества – стада «разумных» и «цивилизованны» человеков, но жажда первенства духа над бытом поддерживает в них огонек бунтарства перед почти не выносимыми обстоятельствами…
«Закон человеческого общества – богу-богово, быдлу-быдлово. Человека напрасно называют «разумным», он, скорее – «дрессированный», по образу и подобию.
Любое быдло, конечно, может однажды низвергнуть богов и само стать богом, как в известном сказочном сюжете народов Юго-Восточной Азии о драконе, которого нельзя победить, потому что победитель сам обращается в дракона. Но, даже став Богом, быдло не перестанет оставаться рабом обстоятельств.
Именно рабское сознание подчинено бытию – только с такой оговоркой утверждение Маркса становится справедливым, но приобретает иной смысл его экономическая теория.
Зато встают на свои места мечты человечества о сильном государстве.
Ведь только рабы могут мечтать о благополучии под покровительством сильного господина! Под это дело не жаль пожертвовать и долю свободы… Да только господину нужна львиная доля…
Вот и маются бедолаги от кормежки… тьфу – от получки до получки, не замечая как из свободных личностей превращаются в загнанных рабов. И здесь не важно, каков размер дохода – график успешности/деградации для всех одинаков: за основные координаты легенды у «цивилизованных» граждан приняты: Х=материальная обеспеченность, У= время. Чем выше достаток, тем устроеннее плоть, удовлетворена скотская сторона натуры индивида. Но! Тем стремительнее уменьшается духовная составляющая. Чем меньше времени остается жить, тем стремительнее разум попадает в зависимость от алчности…
Таким образом, на современном этапе деградации человечества индивидуум испытывает зависимость не от степени личной свободы, а от материального достатка. Кто-то возразит – чем выше достаток, тем сильнее ощущение независимости от обстоятельств. Но это ощущение ложно! Достигнутое благополучие чаще всего не останавливает человека от стремления к еще большему достатку, все больше и больше отбирая его духовную свободу!
Приняв за аксиому, что большее количество накопленного, любыми средствами, имущества обеспечивает больший комфорт и независимость, человек на самой ранней стадии эволюции допустил ошибку, за которую приходится расплачиваться потомкам… Комфорт и независимость – условия, обеспечение которых невозможно без применения силы, ибо любой комфорт автоматически подразумевает посягательство на него извне и, соответственно – борьбу за выживание.
Лишь для духовно богатых жизнь – гармоничная вечность…
Множество бед современных хороших людей от того, что слишком старались учиться… Все очень хорошо учили плохие исходные данные, например – «труд облагораживает»… Но кого можно облагородить? – Только не благородного!.. То есть, труд облагораживает только быдло! А благородным от рождения – трудиться-то и ни к чему!
Поэтому герои народных легенд, русские «образцы» – либо везунчики, у которых всякие волшебные жабы и рыбы – невесты и/или помощницы, либо богатыри, которым на все плевать.
Грудь в крестах или голова в кустах. Была – ни была. На миру и смерть красна. Мы за ценой не постоим.
Русский живет либо надеждой на счастливый случай, либо ожиданием подвига. Тяжелый труд в обеспечение своих потребностей – не его удел. Устал русский бесплодно горбатиться на господ за тысячелетия…»
Писцов перевел дух и остановился.
Часы показывали «Пора» и муки творчества вновь прерывались на неопределенное время.
Диана оставалась ждать его возвращения…
___
22 июня, ровно в 4 часа утра, без предупреждения и прелюдий Диана предприняла попытку овладеть, застигнутым врасплох великим, могучим, никем непобедимым дотоле, Владимиром.
Протомившись с вечера мечтами о соседе, она была готова на все и придумала коварный план знакомства, начав в самое сонное время, стучать сковородкой по полу над спальней Сладкостонова.
Охота началась.
Недаром она была Диана Охочая.
(Это, конечно, был псевдоним. Когда она заводила страницу в сети, ник «Диана Охотница» был уже занят какой-то римлянкой, и находчивая студентка стала «Охочей»).
Ближе к пяти стали отваливаться руки и ручка сковородки.
Ошалевшие соседи орали что-то про полицию и Линча…
Сладкостонов как убитый дрых после тяжелой гонки… Причем в загородном доме своей любимой девушки…
Диана бесславно отступила.
Она водрузила тоскующую точку на оптимистичное кресло, включила ноут и, бросив взгляд на свое возбужденное тело, начала быстро набирать текст:
«Какие бездушные, черствые люди вокруг.
А ведь природа наделила их не только навыками смирения, но и инстинктами бунтарства!
Человек наг от рождения. И равен всякому другому.
Беды и несчастья сначала натолкнули людей на жизнь в сообществах, а затем начали делить их внутри сообществ на хозяев жизни и рабов обстоятельств.
Имеющий возможность – добывал себе жилье, пищу, одежду. Не имеющий – побирался при сильном. Одежда стала не столько защитой от внешних факторов (животные (и люди в том числе) спокойно обходились без одежды тысячелетиями), сколько символом социального и материального положения ее обладателя.
Презиралась не сама нагота, заключающаяся в видимости, естественных для всех животных, причинных мест, а низкое положение, занимаемое нагим в социальной иерархии «цивилизованного» общества. Помните, набившее оскомину: «Встречают по одежке»? Да и напыщенный «модный» или прочий особый дресс-код пока еще имеет место быть.