– Чего-чего? – старенький управдом поднес испачканную в бурой известке руку к уху. – А, да, правильно… Господин Цой рассказывал, что ее снова открыли, но только для военных.
– Когда вы видели Цоя или его родных в последний раз? – спросила Оспинка.
– В прошлый вторник.
– А эти пятна стали проступать на потолке с прошлой среды. Может, у них что-то случилось? Например, кофемашина протекает.
– Ох, меня терзают смутные сомнения. Тут не протечка, а целая экосистема… – вздохнул Бум Шик, несколько раз сфотографировал на смартфон потолок, сложил стремянку и ушел.
– А когда мы выходили из дома, то видели, как управдом в своей дежурке ругался с двумя полицейскими. Какой то нервный он был, растрепанный. – сказала Оспинка.
– Ты обратила внимание на его пальцы на руке и ухо? Они были перебинтованы. Он ведь трогал эти разводы на потолке. – сказала наблюдательная Волчанка. – Может, они токсичные? И что случилось с Цоем? Он жив?
– Ты о нем беспокоишься потому, что он работает сигналистом, как и ты в прошлом? – усмехнулась Оспинка.
– Ну, да, – согласилась с ней подруга, – профессиональная солидарность.
Однажды Волчанка рассказала, как после школы прошла технические курсы и по протекции отца работала сигналистом и механиком на станции Иксан. Раньше, пока эти двое были живы. Вначале попала в бригаду «слабаков-разъединителей», потом – «криворуких ремонтников». Каждый день она сталкивалась с косыми взглядами и неуместными комментариями со стороны коллег-мужчин и даже пассажиров. Они думали, эта деваха просто «белая ворона» на мужской работе. Но Волчанка каждый день доказывала, что они все неправы, демонстрируя хорошие навыки работы с сигнальными системами и механизмами железнодорожного подвижного состава. И все же девушка не могла избавиться от постоянного напряжения. При виде ее некоторые пассажиры иногда начинали оглядываться в поисках скрытой камеры или близлежащего цирка. Рабочий день Волчанки проходил так, словно она была заперта в клетке, вокруг которой постоянно кружили хищники. И что самое худшее? Ее начальники-мужчины закрывали на все это глаза. Как будто это просто «часть работы». Но Волчанка не позволяла их токсичной маскулинности помешать ей заниматься любимым делом.
– А потом, когда все мои родные умерли, я попыталась вместо отца устроиться играть в «Тетрис с вагонами». – сказала Волчанка, заканчивая рассказ. – Но меня не допустили, поэтому пришлось уволиться. Ой, да пошли они! Иксан мне надоел, поэтому я переехала в Сеул, поселилась недалеко от станции метро Ихва, там, где притоны и бордели.
Когда принесли заказанный ими имбирный чай с блинчиками хотток, Оспинка достала из кармана смартфон.
– Я перевела свой телефон в «авиарежим». Чтобы меня не беспокоили во время нашей поездки.
– А если они еще раз захотят обследовать потолок в твоей квартире?
– У управдома есть дубликат ключа. Все ценные вещи я забрала с собой, – Оспинка похлопала ладонью по фиолетовому дорожному чемодану у своих ног. – Я все равно собиралась переезжать из Сондона в Каннам [34].
– Каннам? А ты потянешь? – Волчанка хитро прищурилась. – Ты же после ссоры с родителями теперь в свободном плаванье. На их денежки можешь не рассчитывать.
– Если мой сегодняшний стрим на Yeogi-Toron [35] обретет популярность, – мечтательно сказала Оспинка, откусив блинчик. – Тогда смогу.
– Ну да, ты же мне рассказывала. Блогер, блин. На завод иди работать, вместо того чтобы тупо подражать фильму «Поезд в Пусан». – поморщилась Волчанка, посвященная в планы Оспинки.
– Придется подражать – это эффективно с точки зрения вовлечения аудитории. Я уж не говорю о рекламодателях.
– Да, зомби-тематика нынче в тренде, – кивнула Волчанка, шумно отхлебывая чай. – Но скоро она всем надоест.
– Вот я и хочу запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда хайпа [36].
Глава 3. Станция «Сеул». Платформа №7. Оспинка
Волчанка уверенно шагала по седьмой платформе. Время от времени она оборачивалась и бросала насмешливые взгляды на плетущуюся позади Оспинку. Десять минут назад Волчанка отлично (по ее мнению) разыграла подругу у билетной кассы.
К тому моменту, когда они подошли к билетным кассам, Волчанка закончила длинный рассказ о том, с каким трудом ей удалось достать для Оспинки бесплатный билет в вагон класса «Люкс». По ее словам, она получила его через профсоюз железнодорожников, а это оказалось сложной задачей, сопряженной с бюрократией и волокитой. Волчанка столкнулась со сложной системой правил и предписаний, которые, как оказалось, могли поменяться в любой момент. Кроме того, наличие жадного босса, который ставит прибыль выше блага сотрудников, только усугубляет проблему. В итоге то, что должно было быть инструментом поощрения работников, превращается в длительную борьбу с системой. Но Волчанка, по ее словам, вышла из этой борьбы победительницей, потому что она победительница по жизни. И такие неудачницы, как Оспинка, должны держаться ближе к таким замечательным людям, как она.
– Короче, подходишь к этой кассе, – сказала Волчанка в заключение, – делаешь, как я тебе сказала, и все будет в ажуре. На, держи. – она протянула подруге пачку жевательной резинки.
Оспинка боязливо потянулась к торчащей из пачки пластинке. Она опасалась, что Волчанка подсунула ей «Shocking gum» и ее сейчас шандарахнет током. Но, к счастью, этого не произошло.
Оспинка тщательно разжевала пластинку с сильным мятным вкусом. Подойдя к кассе, она достала изо рта белый липкий комок и аккуратно впечатала его в стекло прямо напротив того места, где сидела молодая девушка-кассирша в униформе. Волчанка сказала, что это тайный знак, по которому Оспинке должны были незаметно выдать заветный билет.
Но дело обернулось иначе…
– Эй, гражданочка, – возмутилась кассирша. – Вы что это хулиганите? Как не стыдно!
Оспинка покраснела, как свекла, когда поняла, что Волчанка ее жестко разыграла (скорее всего, в отместку за болезненный щелбан). Она поспешно отлепила жвачку от стекла и протерла его влажной салфеткой, которую лихорадочно выудила из сумочки. При этом она извинялась, как сумасшедшая.
В итоге оказалось, что для получения заветного билета Оспинке всего лишь нужно было предъявить удостоверение личности…
– Я отведу тебя прямо к тому месту, где остановится твой вагон, – сказала Волчанка. – А потом пойду на платформу для персонала. Поезд прибудет из депо в Кояне [37]. Там пункт формирования. А пункт оборота в Пусане.
– И чем отличаются эти два пункта? – из вежливости спросила Оспинка (она еще немного сердилась на подругу).
– Пункт оборота обходится меньшим геморроем для поездной бригады. В основном мы быстро делаем, что положено, и отдыхаем. В пункте оборота поезд только моется, меняет номер и едет, как он есть, в Сеул. А вот в пункте формирования его сперва разбирают на части, а потом заново собирают для нового рейса.
– И ты работаешь помощником машиниста?
– Ну да, я же тебе рассказывала…
Волчанка окончила курсы помощника машиниста в расположенном в Ыйване [38] Корейском национальном железнодорожном колледже. Работать устроилась на поезда KTX [39], которыми заведовала корпорация «Korail». Скорее всего, ее назначили помощником машиниста, чтобы эффективнее контролировать работу женского персонала. Именно она наводила дисциплину среди проводниц и в вагоне-ресторане. Обычно ей хватало двух-трех хлопков в ладоши, чтобы заставить всех умолкнуть и вернуться к работе. К грубому физическому воздействию прибегала крайне редко.
Волчанка заметила на платформе знакомую. Ею оказалась работающая в поезде лоточница. Звали ее Хэ Ын Чжу, она была долговязой девицей с лошадиной челкой. Наверное поэтому все звали ее Кобылой.
– Эй, Кобыла! Что там у тебя сегодня? – поприветствовала ее Волчанка дежурной фразой.
– Все как вчера, – огрызнулась та.
– А пиво есть?
– Пиво только для пассажиров.
– Я не имела в виду, для кого. Я имела в виду, какое.
– Тэдонган [40]. – неохотно сказала лоточница.
– Не брешешь? Северокорейское?
– Брешет пес, а я…
– Знаю-знаю, а ты ржешь, как кобыла. Ну давай, колись, почему у меня на борту коммунистическое пойло?
– Хотят угодить какой-то важной делегации с Сахалина. – все также неохотно ответила лоточница.
– А что на закуску?
– Сушеный минтай с острым соевым соусом.