Зомби Кореи. Игра в «Сахалинский поезд»

– Нет, конечно, одна секция локомотива может весить сто тонн, а полный служебный вес может доходить до трехсот. А вот вагоны действительно весят около шестидесяти тонн. У четырехосного грузового полувагона грузоподъемность может доходить до семидесяти тонн, в то время как сам он в виде тары весит двадцать три. С цистернами, рефрижераторами и хопперами [12] та же история. В итоге весь поезд может весить пять тысяч тонн.

– И он упал с неба на Землю?

– Ну да, так поется в песне.

– Значит, если верить Библии, это падший ангел. Сатана. Сатанинский поезд?

Волчанка опять скривила губы и ничего не ответила. Похоже, счет подколок становился 1:2 в пользу Оспинки. Волчанке вновь захотелось послать куда-нибудь свою подругу, но никак не могла придумать куда.

Наконец придумав, она сказала:

– Иди ты в задницу!

Заиграла следующая композиция: AC/DC – Rock ’n’ roll train. Не минусовка, а оригинал. Видимо, Волчанка специально запрограммировала караоке-систему проигрывать все без разбора песни, в названии которых есть английское слово «train».

– Ну вот опять что-то про возбужденного ангела и хладнокровного дьявола, – заметила Оспинка, внимательно вслушиваясь в контратенор Брайана Джонсона. – Отдай все, что у тебя есть? Ты фантазируешь, живешь в экстазе? Поезд-беглец сходит с рельсов?

– Да заткнись ты уже, пожалуйста, – прервала ее Волчанка.

Оспинка замолчала, но про себя отметила и «сексуальную южную красавицу», и «потряси этим, потряси этим», и «ты знаешь, она делает это действительно сексуально».

– Ну ладно, – Волчанка откинулась на диван, держа в руках бутылку пива. – Я говорила тебе, что мой отец работал составителем поездов… Это и вправду очень похоже на игру «Тетрис». Представь себе, вагоны – это детали. Станция Иксан – крупный железнодорожный узел, который постоянно пропускает, сортирует, формирует и отправляет составы из таких вот «деталей», прибывающих из всех концов Кореи.

Она отхлебнула пива и продолжила:

– Сортировочные станции нужны, поскольку составы в пути формируются как придется: к вагону на Сеул цепляли хоппер на Мокпо, за рефрижератором на Чонджу следовала цистерна или платформа на Пусан…

Игра начиналась с того, что машинисту и сигнальщику на маневровом тепловозе, дабы распутать данный клубок, приходилось брать вагон-деталь, перемещать ее на нужный путь и, отцепив, отправлять в свободный полет с сортировочной горки. К примеру, кубик на Сеул. И тогда мой отец быстро вскакивал на подножку этого кубика, который, между прочим, весит как каменная плита из пирамиды Хеопса, и, обхватив руками специальные поручни, наваливался всем телом на расположенный под ногами тормозной рычаг, который постепенно опускался, и в образовавшийся просвет мгновенно вставлялся стержень-чека, после чего кубик-вагон наконец останавливался. Остановился в нужном месте, и игроку начислялись дополнительные очки.

Оспинка на мгновение отвлеклась от рассказа Волчанки, так как услышала странную мелодию. На мониторе высвечивалось название песни: Aquarium – Train on fire. Субтитры были на кириллице.

«Наверное, русская песня, – подумала Оспинка. – Странно, как она сюда затесалась, ведь у входа красуется табличка с надписью „Только для корейцев“ [13]. Ну прям мистика».

Волчанка тем временем принялась за вторую бутылку пива, ее язык уже слегка заплетался.

– Это была очень опасная работа. Если допустить ошибку, то при столкновении вагонов можно было получить ушибы, сотрясение мозга, переломы. Конечно, если удавалось устоять на подножке. А если кубарем свалился? Тогда не жди пощады от «деталей», летящих по параллельным путям. Они тебе и руку отрежут, и ногу, и даже голову. Не хуже ножа Би Су которым в старину пользовались наемные убийцы.

Опасная работа… Но отец любил ее больше, чем «разъединение» вагонов. Когда он являлся домой пьяным, то часто высмеивал «разъеденильщиков», называя их слабаками. И вправду, такая работенка – не бей лежачего: подлезаешь под соединительную муфту вагона, перекрываешь концевые краны пневматики, и остается только разъединить тормозные рукава. Плевое дело.

Так вот, отец являлся домой пьяный, подзывал меня к себе и начинал играть со мной в игру…

– Где находится станция Кенджу? – спрашивал он.

– Линия Донхэ.

– А Джиджанг?

– Там же.

– Точно. Унджон?

– Линия Кенгуи.

– Правильно. Юмсон?

– Что Юмсон?

Если я начинала испуганно переспрашивать, то, значит, забыла, на какой магистрали располагалась станция. Я должна была выучить их по карте железных дорог Кореи образца 2003 года, которую подарил мне отец на день рождения.

– Станция Юмсон, где находится?

– Юмсон… Юмсон…

– Не знаешь? – сердился отец.

– Не помню, папа. – начинала всхлипывать я.

– Ах, ты не помнишь… – шипел отец и бил меня ребром ладони по голове. – Да ты знать должна назубок! Линия Чунгбук! Дура! Повтори!

– Линия Чунгбук… – повторяла я, выдавливая слова через комок в горле.

– Ты у меня все запомнишь! Прочь с глаз моих!

Если он отпускал меня от себя без серьезных побоев, значит, мне еще повезло…

На минуту Волчанка застыла с мрачным выражением на лице. Но, увидев, что караоке-система выдала Jimi Hendrix – Hear My Train A Comin’, улыбнулась и немного послушала.

– I’m gonna buy this town… – промурлыкала она подпевая песне.

– И ты вызубрила все станции Кореи? – спросила пораженная до глубины души Оспинка. – «Значит, отец ее все-таки бил, – подумала она, – и это не было дурацкой шуткой».

– Да, пришлось вызубрить. – кивнула Волчанка.

– Всей Кореи?

– Да что там Кореи, бери выше… Всей Японии!

– Серьезно? – у Оспинки отвисла челюсть.

– Просто в один из вечеров к нашей игре присоединился дед. Он, как обычно, пьяным шатался по дому. Увидел, как я начинаю обыгрывать отца, и решил усложнить процесс…

– Каким образом?

– У него была карта железных дорог Японии образца 1943 года. Старая, потрепанная. Я же тебе говорила про «добрую семейную традицию»?

– Да, говорила.

– Пресловутой «традицией» была зубрежка. Зубрежка железнодорожных станций Кореи и Японии.