Тайные общества русских революционеров

И еще одно важное обстоятельство: тайное общество заговорщиков, построенное по принципу жесточайшей дисциплины, беспрекословного повиновения руководителям и стремящееся исключительно к разрушению без представления о последующих преобразованиях, которое стремился создать Нечаев, не укоренилось в России. Оно оказалось чуждым революционно настроенной русской молодежи.

В пространном письме к Нечаеву (2 июня 1870 года) Бакунин, узнавший о его преступлении, а также лжи и прочих мерзких поступках, отверг напрочь его методы: «Не подлежит сомнению, что Вы наделали много глупостей и много гадостей, положительно вредных и разрушительных для самого дела. Но несомненно для меня также и то, что все ваши нелепые поступки и страшные промахи имели источником не ваши личные интересы, не корыстолюбие, не славолюбие и не честолюбие, а единственно только ложное понимание дела. Вы – страстно преданный человек; Вы – каких мало; в этом Ваша сила, Ваша доблесть, Ваше право. Вы и Комитет Ваш, если последний действительно существует (об этом всероссийском Комитете Нечаев солгал. – Р.Б.), полны энергии и готовности делать без фраз все, что Вы считаете полезным для дела, – это драгоценно. Но ни в Комитете Вашем, ни в Вас нет разума – это теперь несомненно. Вы как дети схватились за иезуитскую систему… позабыли в ней саму суть и цель общества: освобождение народа не только от правительства, но и от Вас самих. Приняв эту систему, Вы довели ее до уродливо-глупой крайности, развратили ею себя и опозорили ею общество…»

В этом письме Бакунин демонстрирует свою искренность, благородство и наивность. Ведь Нечаев не только подло его обманывал, но и был, судя по всему, не лишен таких качеств, как властолюбие и честолюбие. Бакунину трудно было это понять еще и потому, что сам этих пороков не имел. Но для нас в данном случае важно иметь в виду другое. Поведение Нечаева, его попытка создать тайное общество на тех началах, о которых позже писал в «Бесах» Достоевский, полностью провалилась именно потому, что не нашла отзвука в душах русских революционеров – даже таких экстремистов, как Михаил Бакунин.

Политические убийства

Покушения на крупных государственных чиновников как метод революционной борьбы начались в России с выстрела в петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова. Но это объяснялось не кровожадностью террористов нечаевского типа и даже не желанием расшатывать общественные устои или «пробудить народ». Таков был ответ на унижение человеческого достоинства, глумление над заключенным.

Предыстория этого события такова. В июле 1877 года Трепов осматривал тюрьму и, выйдя во двор, увидел, что арестанты вышли на прогулку не поодиночке, а группами. Он сделал выговор смотрителю. В это время проходивший мимо Александр Боголюбов (его действительная фамилия была Емельянов) сказал, что все они осуждены и сговариваться им не о чем. Трепов повернулся к нему и закричал: «Шапку долой!» Боголюбов медлил. Обозленный градоначальник стал подпрыгивать, стараясь сбить с высокого арестанта шапку, но это ему не удалось. Тогда он крикнул: «Розги!» Боголюбова схватили, поволокли в карцер и произвели экзекуцию.

Заключенные принялись колотить в окна и двери, кричали: «Мерзавец Трепов! Палач! Вон, подлец!» Надзиратели стали врываться в камеры и жестоко избивать арестантов, бросали их в карцер.

Для тех читателей, которые полагают, будто в царской России процветала гуманность, можно добавить: А.С. Емельянова приговорили к 15 годам каторжных работ за участие в демонстрации перед Казанским собором в Петербурге. Полицейские избили его, а при обыске нашли револьвер. Тогда Емельянову было 23 года. Он входил в организацию «Земля и воля». После девяти лет каторги он сошел с ума.

Избиение политических заключенных, издевательства над ними не имели никаких законных оснований, что было отмечено даже прокурором судебной палаты. Но его записка дальше министра юстиции не пошла, виновные не были наказаны, а о случившемся пресса хранила молчание. В ответ на эту акцию Трепова группа народовольцев готовила на него покушение. Однако их опередила Вера Ивановна Засулич – из дворян, дочь капитана.

Она прониклась социалистическими идеями в Москве, посещая в конце 60-х годов собрания кружка народников под руководством Н.И. Ишутина. Он создал тайное общество «Организация», в которое входил Д.В. Каракозов, поплатившийся жизнью за покушение на царя. В том же 1866 году Ишутина приговорили к бессрочной каторге, где он и умер через 12 лет, не дожив до сорокалетнего возраста.

Веру Засулич пытался вовлечь в «Народную расправу» Нечаев, но она не согласилась. В начале 1878 года она приехала в Петербург с подругой М.А. Коленкиной, которая готовилась совершить покушение (оно не удалось) на прокурора Желяховского, обвинителя на «процессе 193».

24 января 1878 года Вера Засулич пришла на прием к столичному градоначальнику (он вышел с целой свитой). Когда он подошел к ней, она быстро вынула револьвер и нажала курок. Осечка! Опять нажала – выстрел! Она бросила револьвер на пол. На нее набросилась охрана, свалила и стала избивать. Перевели в комнату, усадили на стул. Связали сзади руки полотенцем. Жандарм, поставив у нее по бокам двух солдат со штыками на винтовках, предупредил перед уходом:

– Берегитесь, они и ножом пырнуть могут!

Удивленные солдаты только пожали плечами. Один солдат шепнул ей на ухо:

– Где это ты стрелять выучилась?

– Невелика наука, – ответила она.

– Училась, да недоучилась, – сказал другой солдат. – Плохо попала-то!

– Не скажи, – возразил первый, – слыхать, хорошо попала, будет ли еще жив.

Трепов был ранен в живот и остался жив. Большинство горожан относились к нему плохо. Он позволял себе самоуправство в делах города и был нечист на руку. По свидетельству известного адвоката А.Ф. Кони, «сочувствия к потерпевшему не было, и даже его седины не вызывали особого сожаления к страданиям».

В агентурном донесении от 25 января 1878 г. отмечалось: «Нельзя умолчать о том странном обстоятельстве, что хотя происшествие с Треповым и служит предметом разговоров целого города и многие из любопытства осведомляются о состоянии его здоровья, но решительно не замечается, чтобы постигшее г. градоначальника несчастье было предметом особенного соболезнования со стороны жителей столицы. Вообще этот случай вполне выяснил, что в петербургском населении число сочувствующих г. градоначальнику очень незначительно».

Судили Засулич как совершившую уголовное преступление 31 марта того же года. Поэтому вердикт вынесла коллегия присяжных заседателей: «Не виновна!» Ее освободили в зале суда, на улице встретила восторженная толпа молодежи. Жандармы попытались задержать ее, но их попытка не удалась. Засулич удалось скрыться и уехать за границу.

Не вполне ясно, почему власти позволили устроить над Засулич суд присяжных, считая ее уголовницей. Возможно, хотели показать Западу, что в России соблюдаются права человека. (В таком «малодушии» обвинил министра юстиции обер-прокурор Синода Победоносцев в письме наследнику престола.) Помимо этого, важно было сделать так, чтобы осуждение террористки произошло гласно и представителями общественности. Тогда можно было бы утверждать, что общественность страны выступает против революционеров и поддерживает царя.

Власти постарались воздействовать на председателя окружного суда А.Ф. Кони. Хотели назначить обвинителями двух наиболее авторитетных прокуроров, но они отказались. Пришлось довольствоваться услугами бесталанного товарища прокурора областного суда. Адвокат П.А. Александров произнес блестящую речь. Но главное, в чем он был абсолютно прав: у обвиняемой не было личных интересов, желания личной мести. Она, рискуя жизнью, выступила в защиту чести и достоинства незнакомого человека, не имея других возможностей выразить свой протест.

Возможно, власти пробовали хотя бы косвенно подсказывать присяжным «нужное» решение. Однако на них несравненно сильнее оказывало давление общественное мнение, которое было на стороне преступницы и против пострадавшего.

Царь, узнав об оправдании Засулич, приказал разыскать и арестовать ее (таким было его понятие о правосудии). К счастью, этого сделать не удалось (в ответ могли произойти серьезные выступления да и престиж царя упал бы слишком сильно).

…Вскоре после выстрелов Веры Засулич в Одессе тайный кружок народника И.М. Ковальского выпустил прокламацию «Голос честных людей». В ней в связи с покушениями Каракозова и Засулич говорилось: «Мы пойдем по следам наших лучших товарищей для уничтожения грабителей русского народа и наших тиранов».

Наиболее активно стали действовать революционеры на юге России. 1 февраля они убили полицейского агента Никонова. Затем произошло несколько покушений на представителей власти. При аресте революционеры в Одессе и Харькове оказывали вооруженное сопротивление жандармам.

Правда, поначалу руководители «Земли и воли» не поддерживали курс на террор, предпочитая пропаганду. Однако в ответ на жестокие репрессии со стороны властей решено было приступить к решительным действиям. После каждого террористического акта выпускались прокламации, объясняющие акцию. На них ставилась печать с изображением пистолета, кинжала и топора с надписью «Исполнительный комитет Социально-революционной партии».

Кравчинский С.М.

25 мая 1878 года в Киеве днем на одной из оживленных улиц был убит кинжалом барон Гейкинг. Так был приведен в исполнение приговор, вынесенный ему революционерами как наиболее активному руководителю политического сыска в городе. Убийца – студент Г.А. Попко – скрылся, отстреливаясь от погони.

4 августа народник Сергей Кравчинский в Петербурге на улице заколол кинжалом шефа жандармов Мезенцова. Это покушение подготавливалось долго. Не раз Кравчинский проходил, пряча кинжал, недалеко от Мезенцова. Но решился на убийство лишь после того, как 2 августа был казнен Ковальский. Как и предполагалось по плану покушения, Кравчинский скрылся на проезжавшей в этот момент коляске, запряженной призовым рысаком Варваром, где кучером был его сообщник.

Новый, 1879 год начался новыми выстрелами, главным образом при задержании революционеров. В начале февраля 1879 года в Харькове революционеры-террористы казнили генерал-губернатора Д.Н. Кропоткина (он приходился двоюродным братом князю-анархисту П.А. Кропоткину). Каких-то особых преступлений, заслуживающих смертной казни, он не совершал. Но террористы-народовольцы, встав на «тропу войны», уже не могли остановиться.

1 марта в Москве был убит кинжалом платный осведомитель охранки Рейнштейн. Через 12 дней произошло покушение (неудачное) на шефа жандармов Дрентельна. 2 апреля Соловьев стрелял в Александра II…

Однако в общественном мнении подобные акции стали расцениваться как излишняя жестокость, которая не сулит ничего хорошего. А у революционеров не оставалось ни сил, ни средств на другую деятельность, кроме террористической. Фактически она стала для них самоцелью, ибо все очевиднее было, что путем массовых революционных выступлений ничего не добьешься. Если желающих «идти в народ» среди молодежи было немало, то стать убийцами, пусть даже из политических соображений, соглашались далеко не все из них.

Революционному террору противостоял государственный террор, организованный в широком масштабе. Активными помощниками многочисленных жандармов, полицейских и их агентов были, в частности, дворники. Скрываться в таких условиях было чрезвычайно трудно. Силы были явно неравными.

Впрочем, мы уже перешли от «эпохи народников», представителей тайного общества «Земля и воля», к следующему этапу революционного движения. Он ознаменовался резким усилением террористической деятельности со стороны новой, строго законспирированной организации – «Народная воля». Речь о ней впереди. А пока проследим начало массового движения народников.

Надо лишь подчеркнуть: переход к целенаправленному террору был со стороны русских революционеров показателем их слабости, а не силы. Они вынуждены были пойти на такие крайние меры, так и не найдя для себя опоры в народе. А усилия для того, чтобы «разбудить» народные массы и поднять их на восстание, были приложены немалые.

«Что нужно народу?»

Летом 1861 года статью с таким названием опубликовал в «Колоколе» Н.П. Огарев. Он дал простой и точный ответ: «Народу нужны земля и воля». Пояснил: «Рассыпавшись по России… молодежь скажет народу… что пришла пора соединяться, чтоб учредить всюду свое управление, выборное и ответственное, – на место казенного, чиновничьего, самовластного. Молодежь скажет народу, что она приносит ему в помощь все средства, которые дала ей наука, и не пощадит для него ни трудов, ни жизни».

Подобные идеи еще раньше провозгласил Н.Г. Чернышевский в прокламации «Барским крестьянам», где содержался призыв к восстанию. А в тот год проходили народные волнения и, казалось, вот-вот грянет крестьянский бунт, новая пугачевщина.

Все началось с эпохального события: 19 февраля были опубликованы манифест и «Положение», отменившие крепостное право. Это вызвало, как говорится в медицине, парадоксальную реакцию. Вместо всенародного ликования в ряде уездов произошли крестьянские волнения. У многих крестьян возникло подозрение, что от них скрывают подлинные указания царя о передаче им земли.

Наиболее крупное выступление произошло в районе села Бездна Казанской губернии. Крестьянин Андрей Петров, один из немногих, умевших читать, ознакомившись с «Положением», стал толковать крестьянам, что помещик их обманывает и не дает «настоящей воли». К нему приходили жители ближайших сел, и сравнительно быстро волнения охватили несколько уездов. Крестьяне отказывались отрабатывать барщину и вносить оброк помещикам, порой грабили помещичьи амбары.

12 апреля в Бездну прибыл с вооруженным отрядом граф Апраксин, генерал царской свиты. Он потребовал выдачи Петрова. Крестьяне отказались, окружив избу своего руководителя. Их было около четырех тысяч. По приказу Апраксина солдаты дали залп в безоружную толпу. Убили 91, ранили 350 человек. Через неделю Петрова расстреляли.

Русское общество было потрясено этими событиями. Многим показалось, что начинается революция (одни это воспринимали с воодушевлением, другие – с опаской, третьи – с возмущением). Студенты Казанского университета и Духовной академии провели панихиду по убитым. Выступивший перед студентами профессор истории А.П. Щапов сказал, что трагедия в Бездне «воззовет народ к восстанию и свободе», закончив речь требованием демократической конституции.

Правительство ввело «временные правила», ограничивая доступ в университеты разночинцам. Запрещались студенческие сходки, отменялось освобождение от платы за обучение нуждающихся студентов. В ответ начались студенческие волнения, а 25 сентября учащиеся Петербургского университета провели первую в России уличную демонстрацию.

Обращаясь к студентам, изгнанным из университетов, Герцен бросил призыв: «В народ! К народу!»

«Однако, – пишет историк В.Н. Гинев, – за все шестидесятые годы известно только примерно полтора десятка пропагандистских попыток. Их малочисленность и эпизодичность говорят о том, что в своей массе русская демократическая интеллигенция в 60-х гг. не была готова к сближению с народом. Ей понадобилось еще какое-то время для революционного саморазвития, для осознания своего долга и своих задач, для выработки способов практических действий».

Более существенно, пожалуй, другое обстоятельство, которое он отметил: «В первое время после отмены крепостного права у значительной части молодежи сохранялась иллюзия, что этот акт улучшил народный быт и положительно повлиял на крестьянское благосостояние».

Но все-таки самое главное, что по-прежнему образованные социальные слои Российской империи были чрезвычайно далеки от народа. Сказывалось не только общественное положение, но и различие в мировоззрении, знаниях, в самой манере излагать мысли. Для «выхода в народ» молодому интеллигенту приходилось становиться ряженым, играть новую для себя роль, едва ли не как артисту, вышедшему на сцену (один из характерных примеров будет приведен ниже).

По-видимому, летом того же 1861 года, во время поездки за границу поэта и редактора сатирической газеты «Искра» В.С. Курочкина при его встречах с Герценом и Огаревым возникла у них идея создания тайного общества «Земля и воля». Оно окончательно оформилось через год. Его организаторами и руководителями в России были, кроме Курочкина, братья Н.А. и А.А. Серно-Соловьевичи, А.А. Слепцов, Н.Н. Обручев. Большое идейное влияние на них оказывали труды Чернышевского.