Берёзовый отец Саиды

Шенгерей стал дни проводить на огороде, поливая и пропалывая. Готовил сено. Ночевал в шалаше. Возил до деревни и обратно Латифу. Постепенно подружились. Как-то Шенгерей пригласил Латифу к себе в гости на огород. Был очень тёплый летний вечер. Шенгерей угостил Латифу чаем с мёдом и с малиной. Искупались вдвоём в речке. Латифа осталась ночевать с Шенгерем в шалаше. Эх-хе-хе, как было хорошо Шенгерею в эти ночи! Сам только знает.

Интересно, как бы жил Шенгерей все эти годы, если б не встретился тогда с Латифой? Сколько же лет прошло с этих событий? Шенгерей стал считать. Сейчас Кариму девятнадцать, значит, не менее двадцати лет. Да – а, всяко было за эти двадцать лет, но одно Шенгерей знает точно: если б тогда не встретил Латифу, он бы так и умер, не узнав, что такое любовь.

Были трудные времена!

В деревне очень быстро распространился слух, что Шенгерей распутничает. Первым делом узнали, конечно же, лесорубы. Остальные две поварихи в бригаде заметили, что Латифа поздно вечером куда-то исчезает и на рассвете появляется ниоткуда. Стали допытываться, где это она проводит ночи. Разве скажет Латифа, она оказалась очень умной и толковой женщиной! Но шило в мешке не утаишь – скоро все в бригаде узнали, куда исчезает Латифа. Как-то вечером Шенгерей в условленном месте среди деревьев ждал Латифу, гладя свою лошадь по морде. Вдруг выскочили на него трое лесорубов. «Что, Шенгерей абзый, Латифу ждёшь? Ну жди, жди. Понятно, оно дело молодое!» – сказал один, и все захохотали. Шенгерей промолчал. Пусть смеются! Ему всё равно. Бедные, у них нет такой любви, как у него! Если б знали, как он счастлив, они от зависти лопнули бы!

С этого дня в деревне пошли сплетни, разговоры. Бибинуру, наверное, тоже доложили. Но она никак не проявляла, что знает. А вот самый старший сын пришёл как-то вечером поговорить. Причину придумал: как будто бы у его амбара угол обшарпался, мел нужен, а у него кончился. У Шенгерея есть, вдвоём пошли в амбар за мелом. Когда зашли в амбар, спросил прямо: « Отец, в деревне про тебя всякие сплетни ходят. Это правда?» Шенгерей молчал. Чувствовал себя как маленький провинившийся мальчик перед грозным отцом. Покраснел так, что навернулись слёзы на глаза. «Отец, ты прекрати это ошибочное дело. Ты же мать обижаешь. Нас краснеть заставляешь. Ты что, молодой бабник, чтобы путаться с женщинами?» – сказал сын строго. Насыпал мела из большого мешка чуть-чуть, чисто для названия, и вышел из амбара. Шенгерей остался сидеть в амбаре на лавке. Вон, оказывается, как! Если самый старший пришёл, значит, знают и все остальные его сыновья: Хаджип, Ханиф, Хамит. Значит, все против, а отправили старшего. Да-а, дела. Шенгерея как будто придавили огромным камнем. Совсем раздавила его эта новость. Не хочет Шенгерей портить отношения со своими сыновьями. Он очень дорожит ими, гордится. Славные у него сыновья! Как на подбор, работящие, выносливые, немногословные, действующие обдуманно, как сам Шенгерей. Хороших детей они воспитали с Бибинур, нечего и сказать. Хорошие-то хорошие, а вот надумали отца учить, ему как жить. У старших троих есть жёны, у четвёртого – Хамита, есть любимая девушка. Взрослые мужчины, а вот отца понять не хотят! Он же не путается с Латифой, он по-настоящему влюбился!

Очень долго сидел в тёмном амбаре Шенгерей. И что потом? А потом вышел из амбара, запряг лошадь и поехал в лес к условленному месту встречать свою любимую, свою птичку, своё утешение и счастье – Латифу.

Похудел Шенгерей в то лето здорово. И неудивительно. Целый день косит траву. Почти каждый вечер, когда стемнеет, едет на лошади за Латифой, на рассвете отвозит обратно. Питался плохо, чем ни попадя. Но всё равно он был счастлив в то лето, как никогда в жизни. Весь был переполнен чувствами. Иногда не выдерживал напора своих радостных чувств: громким криком наполнял лес и берег речки: «Э-ге-гей!» Лес и речка отвечали ему таким же радостным эхом. Казалось, что вся природа ликует вместе с ним. Когда вспоминал прошлую ночь или какой-нибудь разговор с Латифой, её ласковые слова, душа утончалась, на глаза наворачивались слёзы, и он начинал скакать, как молодой жеребёнок. Вот тебе старик!

Но в этом мире всё временно. Счастливое, прекрасное лето быстро прошло. Дыни поспели. Ночи стали холодные. В шалаше ночевать стало нельзя. Шенгерей растерялся. Что делать? С Латифой расстаться он не может! Бросить её он не в силах! Он согласен умереть, но не согласен расстаться с ней! Нет, умереть он тоже не согласен, потому что это – тоже расставание с ней! Одурел Шенгерей от разных дум. Развестись с Бибинур и жениться на Латифе? Что скажут четверо сыновей и дочь Фатима? Они совсем не обрадуются этому! Аллах храни, из-за того, что влюбился, на старости лет лишиться пятерых своих детей – это ли не беда? А что станет с Бибинур? Каково будет ей! Когда тебе уже шесть десятков, муж оставляет тебя и уходит с молодой женой! Как? Разве он собирается оставить свой родной дом? Он родился в этом доме, тут родились его отец и деды, и он теперь оставит родное гнездо и куда-то уйдет с молодой женой? Надо быть совсем дураком, чтобы оставить нажитое своим трудом богатство и уйти в пустоту в шестьдесят лет. И надо быть совсем бездушным, чтобы так поступить с Бибинур. И что тогда с ней делать? Куда её девать? А что делать с Фатимой? И Хамит же есть ещё дома. На самом-то деле хозяин этого дома – Хамит. Он должен остаться здесь жить после Шенгерея. Если Шенгерей уйдет с молодой женой, так будет уже сейчас. Не-ет, не может Шенгерей уйти из родного дома. Он должен дожить свою жизнь в этом доме и умереть здесь же! Он должен жить в этом доме с Латифой! Но Хамита, Бибинур и Фатиму тоже не выгонишь. Один единственный выход – всем вместе жить в этом доме. Ай, Аллах, какие мысли приходят в голову Шенгерея! Собрался жить с двумя жёнами и со взрослыми детьми в одном доме! Почему в одном доме? Можно поставить ещё один небольшой дом на огороде. Но ведь есть еще закон! Советская власть запрещает жить с двумя жёнами! Посадят за многожёнство.

Думал и думал Шенгерей о том, как быть. Ничего не мог придумать. А вопрос решился сам собой. Когда встретились в следующий раз в шалаше, Латифа сказала, что беременна. Шенгерею чуть плохо не стало. Ай, старый дурак, ему же и в голову не пришло, что такое может случиться! После этого он принял твёрдое решение привести Латифу в свой родной дом.

Шенгерей вздрогнул, услышав гул трактора в дальнем лесу. Прислушался. У каждого трактора свой звук. Гул трактора своего сына Карима Шенгерей узнал бы среди гула сотни тракторов. Родной звук, привычный. Гул приблизился. Да, это его сын Карим возвращается с работы. Когда подумал про сына, внутри разлилось приятное тепло. Любит своего самого младшего сына Шенгерей. Карим – вся его надежда. Хоть бы был счастлив его сын! Вон Шенгерей ему отличную жену нашёл: девушка по имени Саида из деревни Кызылтау, дочь уважаемого человека – старика по имени Поляк Фазылджан! Шенгерей как-то не сомневался, что Поляк Фазылджан не откажется отдать свою дочь невесткой в дом Шенгерея, также не сомневался, что девушка не откажется. Но в душе что-то свербило: лишь бы сын согласился!

Горькие воспоминания Бибинур

Бибинур прошлой ночью не могла уснуть. Промучилась. Какие только мрачные мысли не приходили в голову! Упрашивала Аллаха, чтобы послал смерть. Вчера эти опять скандалили из-за неё. Шенгерей хочет заставить свою молодую жену Латифу ухаживать за Бибинур. Да не будет никогда такого! Латифа даже близко не подойдет к Бибинур, не то, чтобы за ней ухаживать! Вот вчера Шенгерей с утра куда-то ушёл, и пришёл только вечером. Целый день Бибинуру никто не подавал воды, а ведь вчера день был более душным и жарким. Бибинур совсем обессилела. На лицо садились мухи – было мучительно. Хоть и не пила целый день, постель промочила. Сегодня тоже лежит в мокрой постели. Никак не подняться ей самостоятельно. Вот такие дни настали для Бибинур. Никто, кроме Шенгерея, за ней не ухаживает. В таких случаях, как заведено, за стариками ухаживают дети. А сыновья Шенгерея и Бибинур погибли на войне. Трёх сыновей, трёх её богатырей отняла проклятая война. Только один, средний, Хаджип, вернулся живой. Но, когда Бибинур вспоминает про Хаджипа, сердце ещё сильнее начинает болеть и стонать. Хаджип женился неудачно – попался в ловко расставленные сети одной дряни, и всё в его жизни пошло не так. Он – здоровый, высокий, как отец, а его жена Бану – маленькая, ростом, как одна его нога. Чернявая, как цыганка, языкастая и дерзкая, Бану оказалась ещё и бездетная. Хаджип трудолюбивый, работает шофёром, после войны построил новый дом. Поставил новый сарай, баню, и всё крыто не соломой, а досками! Жизнь у них – полная чаша. Только детей нет.

Но, самое обидное и невыносимое – во время войны ходили слухи, что Бану погуливает. Бесстыжая! Какой позор! Когда Хаджип вернулся с войны, кажется, Шенгерей пытался уговорить сына расстаться с этой недостойной его женщиной. Хаджип не бросил. Как-то удалось этой хищной женщине притянуть и крепко привязать к себе их сына. С самого начала Бану не понравилась Бибинур. И вот как теперь пойти к Бану с поклоном, чтобы она ухаживала за ней? Это невозможно. Да Бану и не будет ухаживать за Бибинур ни дня! А сын редко дома бывает, он всё время в дороге. Но, если б даже Хаджип не работал так много, всё равно не мог бы ухаживать за матерью – разве мужчины ухаживают за лежачими старухами? Вот если б только была жива дочь Фатима! У Бибинур была бы счастливая старость! Но с девочками ей не повезло. Сначала всё мальчиков рожала. Сыновья рождались здоровыми и крепкими, как на подбор. Кушали хорошо, болели редко, с ними не было хлопот. А вот дочь родилась больной. Маленькая была, слабая, всегда без настроения, худая. Врачи сказали, что не могут помочь. Думала, что дочь Фатима ей будет помогать. А дочь сама нуждалась в помощи. Чем старше, тем слабее становилась. Потом и вовсе слегла.

Когда представила дочь, покатились по щекам слёзы. Фатима восприняла привод отцом молодой жены как ужасное происшествие. Как сегодня помнит Бибинур этот день. Это был один из самых тяжелых дней в её жизни.

Наступал вечер. Бибинур вытянула кочергой вперёд горячие угли в печке и пекла блины из кислого теста. Дочь Фатима сидела в постели, вся обложенная подушками, и вязала. Сын Хамит куда-то вышел, его не было дома. Бибинур услышала, как хлопнула калитка, опёрлась локтями на подоконник и прижалась лбом к стеклу, чтобы увидеть, кто к ним идёт. И упала бы, если б не подоконник. Во двор вошли Шенгерей и Латифа. Слышала, конечно, Бибинур, что к Шенгерею в огород ходит женщина –повариха из бригады лесорубов. «Когда молодой был, не гулял. Был хорошим и верным мужем. Если в старости стал развратником, тут уж ничего не поделаешь. Ничего, погуляет и остепенится!» – решила Бибинур. Как бы не горела изнутри, как бы не переживала, никому – ни сыновьям, ни дочери ничего не сказала. Жалела дочь. Очень уж любит Фатима своего отца. Будучи грубым, суровым человеком, Шенгерей в жизни на неё не повысил голос, не то чтоб ударить или шлёпнуть. Не уставала Бибинур удивляться, слушая, каким голосом разговаривает Шенгерей со своей дочерью: « Откуда у этого жестокого и сухого человека такой мягкий и нежный голос?» Прожив более трёх десятков лет с ним, Бибинур никогда не слышала, чтобы Шенгерей разговаривал с ней самой таким голосом. Радовалась Бибинур, что Шенгерей любит дочь. Но, когда Фатима слегла, как всем было понятно, уже навсегда, Шенгерей как-то не очень сильно переживал. По нему не видно было, что он горюет. Как жил, так и продолжил жить. А Бибинур сдала. Для неё белый свет стал не мил. Обижалась на Аллаха: неужели ему жалко здоровья для этой девочки, для её крошки? Иногда с интересом украдкой присматривалась к Шенгерею. Удивлялась. Дочь больна, а он вроде как очень даже доволен жизнью. Думала: «Мужчины, видно, совсем по-другому скроены». Когда узнала, что муж гуляет, стало всё понятно. Бибинур терпеливо стала ждать, что муж образумится. А муж вместо этого привёл свою потаскуху к ним во двор! Какой позор! Какое невиданное дело! Как насмехается Шенгерей над Бибинур! К живой жене привёл вторую жену!

Бибинур выбежала на крыльцо, раскрыв руки и вцепившись в косяки, встала на пороге. Истошно заорала: «Ты что, собираешься эту распутницу в дом пустить? Не пущу! Обоих не пущу!» Шенгерей сжал губы так, что вместо губ осталась только складка. Стиснул кулаки и вплотную приблизился к Бибинур. Встал над ней, как коршун над цыплёнком и прорычал: «Это – моя вторая жена. С сегодняшнего дня она будет жить у нас!» «Не-ет! Не пущу! Не пущу!» – душераздирающим голосом закричала Бибинур. На голоса встала из постели Фатима, стояла во внутренних дверях и удивлённо наблюдала за происходящим. Шенгерей изо всех сил ударил кулаком Бибинур в грудь. Бибинур спиной полетела к стене чулана. Пролетев, ударилась головой о стенку. Правая рука ударилась о край железного ящика, который стоял тут же, и с громким хрустом сломалась пополам. Из-под черной сухой кожи появились страшные белые кости. Брызнула в разные стороны кровь.

Когда Бибинур пришла в сознание, дочь, сын Хамит и Шенгерей склонились над ней, что-то делали, а та женщина сидела на лавке возле печки и плакала. Шенгерей и Хамит кое-как соединили кости. Рану обработали йодом и завязали чистой белой тряпкой. Со двора принесли две доски, руку привязали к этим доскам. Хамит отнёс мать на руках в кровать. Бибинур снова потеряла сознание…Когда мать лежала без сознания, Хамит сбегал за фельдшером. Фельдшер сунул Бибинуру под нос тряпку с нашатырным спиртом. Вот тогда только она очнулась. Та женщина, встав у печки, пекла блины, которые не успела допечь Бибинур….

Вот так Бибинур, совершенно неожиданно для себя, стала старшей, вернее, старой женой Шенгерея. Со сломанной правой рукой кушать готовить она не может, в огороде работать не может, стирать и убирать не может, вот и стала всё больше времени сидеть возле дочери в комнате. Хамит в тот же день, когда отец привёл вторую жену, ушёл жить к старшему брату. Он никогда и ни разу не заговорил с молодой женой Шенгерея, очень жалел мать. Сама не слышала, но Фатима рассказывала, что Хамит поговорил с отцом очень сурово. Сказал Шенгерею, что больше не считает его своим отцом, жить с ним и с его новой женой в одном доме не намерен, поэтому пока переезжает к брату Хатипу, а потом, когда выздоровеет мать, уедет в город – навсегда. Хамит и раньше рвался в город, по просьбе отца и матери только соглашался жить в деревне, а тут уж его никто не мог удержать. Навещал маму, пока болела – приходил тогда, когда отца дома не было. Не здорововался с этой женщиной, не смотрел в её сторону. Никогда не думала Бибинур, что Хамит так может обидеться и рассердиться на отца! Может быть, он больше рассердился на то, что отец ударил мать, сломал ей руку? Да, с рукой всё вышло очень плохо. К тому же – правая рука! Зато той женщине пришлось впрячься и тянуть воз жизни по полной. Четырём человекам – Шенгерею, Фатиме, Бибинур и себе надо готовить еду, стирать, ухаживать за скотиной, работать в огороде. Пусть работает, пусть показывает, какая она работящая и умелая, молодуха же! «Так тебе и надо, нечего было зариться на чужого мужа, – смеялась про себя Бибинур. – Гляди-ка, оказывается, не так уж и плохо, если муж приводит молодую жену!» Да, было даже забавно. Во-первых, вдруг, ни стого, ни с сего появилась бесплатная, очень старательная молодая здоровая работница. Во-вторых, если что-то не по его, Шенгерей теперь, выпучив глаза, орёт не на Бибинур, как раньше, а на неё. Смешно! Иногда цепляются и ссорятся. «Скоро, похоже, начнут и драться!» – злорадствовала Бибинур про себя.

Самое сложное время для Бибинур была ночь. С самого первого дня те стали уходить ночевать в амбар. Особенно тяжело, невыносимо тяжело было Бибинур в то время, когда те двое исчезали в дверях амбара. Именно только в эти мгновенья, изо дня в день, чувство потери затмевало разум Бибинур. Приходилось силой удерживать пытающиеся вырваться наружу рыдания. Какая насмешка судьбы, а? Муж живёт рядом, а ты – безмужняя жена! Никогда раньше не приходило в голову Бибинур, что она в шестьдесят лет станет нелюбимой женой Шенгерея. Теперь ей, что, всю оставшуюся жизнь наблюдать, как муж наслаждается жизнью с молодой женой, и всё? Больше – ничего? А что будет с их дочерью Фатимой? Она всё плачет и плачет, с отцом не разговаривает, отворачивается. Кажется, она ещё сильнее ревнует отца к молодой жене, чем Бибинур. Состояние её ухудшилось. Раньше она садилась в постели, положив за спину подушки. Сейчас вообще не садится. А Шенгерею – всё равно. Его глаза застланы. Начал строить дом в огороде. «Самим строит новый дом», – решила Бибинур, и ошиблась. Оказалось, что Шенгерей маленький домик ставил для самой Бибинур.

В первые морозы Фатима умерла. Те всё еще ночевали в амбаре. Когда похоронили дочь, Бибинур осталась одна в огромном доме. Несколько ночей провела она одна в доме без сна. В одну из бессонных ночей кто-то тихонечко стукнул в окно возле кровати Бибинур. Очень сильно испугалась Бибинур, но встала и приподняла занавеску. Шенгерей стоял под окном. «Открой, пожалуйста, дверь, Бибинур! – шепнул Шенгерей. – Мне нужно что-то тебе сказать!» Бибинур пошла к дверям. Только успела поднять щеколду, Шенгерей рывком открыл дверь, ворвался в сени и быстро схватил Бибинура в объятия. Бибинур не могла ни закричать, ни вырываться. Так и замерла в объятиях мужа. Долго так стояли, обнявшись, в холодных сенях. Правда, Бибинур совсем не мёрзла – Шенгерей был большой, сильный, тело его было горячее, до боли знакомое и желанное. Обнимал он её с желанием, крепко, с любовью.

Эту ночь он провёл с Бибинур. Попросил прощения у жены за то, что тогда сломал ей руку. « Я же не отказываюсь от тебя. Ты тоже моя жена. Я и тебя люблю. Как же я соскучился по тебе», – бормотал Шенгерей, крепко обнимая и тиская её. Бибинур молчала. Что же ей на это было сказать? Только из глаз не прекращая текли слёзы. Шенгерей их не видел – было темно.

Почему оставил Шенгерей беременную жену одну в холодном амбаре и пришёл к ней в ту ночь? Поссорились? Пожалел Шенгерей Бибинур? Смерть Фатимы была причиной того, что он пришёл? Бибинур до сих пор не знает. Да теперь и не узнает никогда.

Весной случилось два больших события. Латифа родила сына. Назвали Карим. Бибинур переехала в маленький свежевыстроенный дом. Латифа с сыном переехала в большой старый дом. Шенгерей, нисколько не стесняясь людей, как будто так и должно быть, стал жить то там, то тут.

Перед сабантуем очень поспешно почитали Шенгерею и Латифе никах, пригласив муллу. Мулле что, почитал. Ислам разрешает мусульманину иметь четырёх жён. Бибинур понял причину поспешности только в день сабантуя. Шенгерей велел красиво одеться обеим жёнам. Сам запряг лошадь в тарантас. Посадив двух жён с двух сторон, привязав сзади тарантаса бочонок с бражкой для того, чтобы угощать односельчан, отправился на сабантуй. Два-три дня после сабантуя деревенский люд только об этом и говорил: «Видали, как приехал на сабантуй Шенгерей с двумя жёнами? Совсем стыд потерял старик!» Но, однако, никто так и не доложил в органы, что Шенгерей нарушает закон. Те, кто знал, прикинулись, что ничего не знают.

После мальчика Латифа родила дочь. Деревенские люди привыкли к тому, что Жеребец Шенгерей живёт с двумя жёнами. Только сыновья Бибинур стали обходить отцовский дом стороной. Но, когда началась война, когда один за другим стали уходить на фронт, никто не уехал, не попрощавшись. Заходили прощаться с матерью, прощались и с отцом. А единственный вернувшийся с войны сын Хаджип и вовсе простил отца. Он вообще вернулся изменившимся, постаревшим, уставшим.

Бибинур не смогла перенести смерть трёх сыновей на войне с фашистами, стала болеть. Когда случилось ещё и это несчастье – сгорел её маленький домик, и ей пришлось вернуться в большой старый дом, тут вообще жизни ей не стало. Когда у неё был свой дом, её навещали снохи, внуки – дети сыновей. Теперь они перестали приходить. Может быть, и пришли бы – но в этом доме есть змея – извергающая пламя изо рта Латифа! Вот и лежит Бибинур, что воды подать в жаркий день некому! И-и, судьба!

Кто-то вошёл в дом. Шенгерей пришёл, оказывается. «Подай воды!» – прошептала из последних сил Бибинур.

Молодая жена Латифа

Не посмотрела Латифа на то, что очень жарко, вчера с соседкой ходила на Лысую гору собирать лесную клубнику. Ай, как удалась в этом году лесная клубника! Спелая, крупная, сладкая, ароматная! Латифа обожает этот запах! Она, как только покрывается дно ведёрка, начинает совать лицо в ведро и вдыхать этот аромат. Она всегда так делает. Конечно, запах земляники тоже прекрасен, но Латифа больше любит лесную клубнику. Землянику и собирать дольше, потому что она мельче. И хлопот с ней больше. Из земляники хорошо делать пастилу. А вот с лесной клубникой возни мало. Надо разложить под крышей в укромном месте, потом собрать через несколько дней в мешок, когда высохнет. И всё. Разве что помешать через день, и то – только в том случае, если толстый слой ягод. Если аккуратно собирал, чистить не надо. Зимой в чай всё пойдет, если какая трава попала. В войну весь народ такой чай пил. Только теперь, четыре года спустя после войны, в магазинах появились кирпичики чая – такта-чай. Невкусный такой! Когда завариваешь, становится похож на грязь. Бр-р! Сушёная лесная клубника в сто раз лучше!

Поэтому надо ходить и ходить в лес. А Латифа вчера первый раз за лето ходила за ягодами! Но у неё нет сил для того, чтобы каждый день ходить. Вот сегодня, после вчерашнего, всё тело болит. Ей тоже идёт шестой десяток! А все домашние дела – на ней! И огород на ней. Картошку вот окучивали с Шенгерем с трудом, кое-как. Работы хватает. А еще в доме лежит эта Бибинур! Всю жизнь эта Бибинур – как соринка в глазу у Латифы. Раздражает она её. Когда жила в своём доме в огороде, ещё куда ни шло – Латифа терпела, свыклась с тем, что она есть. Смирилась также с тем, что Шенгерй иногда уходил ночевать к ней. Что сделаешь, Латифа выходила за Шенгерея, зная, что у него есть жена. А на второй год войны дом у Бибинур сгорел. Говорила Латифа Шенгерею, что не надо делать соломенную крышу! Вот и загорелась крыша от искры, как это часто бывает. Бибинур пришла в большой дом. Вот этого только не хватало Латифе! От злости Латифа готова была побить её! Но ничего не поделаешь. Не выгонишь же её на улицу. Да и Шенгерей не позволит. Он как-то по-своему даже любит её, похоже. Жалеет, во всяком случае. Он, конечно, тоже не обрадовался, когда Бибинур пришла к ним в дом. Но Шенгерей, которому уже было больше семидесяти, уже не мог новый дом строить для Бибинур. И потом, какое может быть строительство нового дома во время войны? Пришлось ужиться двум женщинам в одном доме. Ах, как тяжело было Латифе в то время! Можно подумать, сейчас легко. Бибинур не встаёт, лежит в постели. И что, Латифа должна, что ли, за ней ухаживать? Шенгерей всё пытается заставить Латифу ухаживать за своей первой женой. Да не будет этого никогда! Из-за этого бесконечные ссоры между ними. Просто невозможно сосчитать, сколько раз ссорились они с Шенгереем из-за этой Бибинур с того самого дня, как вступила ногой Латифа в этот дом! Вообще, они из-за неё только и ссорились, наверное. Как бы они были дружны, не будь её, этой противной старухи!

Как Латифа была бы счастлива с Шенгерем без Бибинур! Когда они встречались с Шенгерем в огороде на Карасу, казалось, что они никогда не будут ссориться, что будут купаться в счастье и в любви. Но в жизни всё оказалось немного по-другому. Хотя, если б даже и знала, что будут ссориться, всё равно пришлось бы прийти жить сюда – забеременела же! Нет, чего лукавить, даже если б не была беременна, она всё равно согласилась бы прийти сюда. Она бы согласилась в то время с Шенгереем вместе пойти даже в ад, потому что влюбилась, как сумасшедшая. Весь мир для Латифы затмил Шенгерей тогда.

Нельзя сказать, что Латифа влюбилась в него сразу. Много раз встречала она этого мужчину раньше и в своей деревне, и в деревне Шенгерея. Ей тогда и в голову не приходила такая мысль, что между ними что-то может быть. Правда, женщины, у которых есть глаза на лбу, видели, наверное – такие мужчины встречаются не часто. Широкий, ладный, с сединой в густых волосах и в пышных усах, крепкий, несмотря на свой возраст, он, наверняка, привлекал внимание даже молодых женщин. И всё равно Латифа никогда к нему не приглядывалась. На солидного, семейного, уважаемого в деревне дяденьку и взгляда-то не бросишь. Обращать внимание на чужих мужчин, тем более им смотреть в глаза, считается у мусульман большим грехом. А у Латифы муж умер два года назад. Вдовам особенно запрещается смотреть в глаза женатых мужчин! Вот Латифа и не смотрела.

Наверное, влюбленных в Латифу мужчин тоже в округе было немало. После смерти мужа несколько раз сватов присылали. Те, кто присылал сватов, ей не нравились. Муж у Латифы был на двадцать лет её старше, человек богатый и умеющий добывать деньги. Он ценил и баловал молодую жену, всячески угождал, дарил подарки. Изнеженная жена была Латифа! Муж резко заболел болезнью лёгких и умер. Латифа осталась одна с тремя детьми. С тремя детьми снова замуж выйти – очень трудно, да и рискованно. Может быть, сама и нужна будешь, но какому мужчине нужны твои дети? Поэтому решила сначала вырастить детей, а потом уже думать о замужестве. Встреча в лесу с Шенгереем испортила все замыслы. В то лето старшему сыну Латифы исполнилось пятнадцать лет. Латифа вынужденно уехала тогда в бригаду лесорубов поварихой, потому что дома детям есть было нечего. Не могла больше видеть, как её дети голодают. Работа женщины в колхозе никак не обеспечивала её трёх детей едой. А у поварихи всё под рукой, сама будет сыта, и детям что-нибудь перепадёт. Только вот как оставить детей одних? У Латифы родители умерли давно, родственников у неё в этой деревне нет – она сюда приехала, как сноха. Мужниной родне её дети тоже не нужны, свои дети голодные.

Выход нашёлся – с детьми Латифы до осени согласилась пожить одинокая старушка с конца улицы. Не знала тогда Латифа, что больше никогда не вернётся к своим детям в свой дом. Уехавшая весной в бригаду лесорубов Латифа осенью пришла в дом Шенгерея второй женой. И на этом помощь детям кончилась. Шенгерей как-то и не вспоминал о детях Латифы, как будто их и не было, как будто Латифа за него девушкой вышла замуж! А у Латифы не хватало смелости заговаривать о своих оставленных детях с Шенгереем. Да тут, в этой семье, и без разговоров о её детях, кипели страсти!

Очень редко, украдкой, через своих односельчан Латифа посылала своим детям то крупу, то муку. Но дети всё равно голодали. Старуха их не оставила, осталась с ними, но очень скоро умерла. Дети Латифы остались без еды и без присмотра. Приезжавшие из её деревни люди рассказывали новости о её детях, одна страшнее другой. Рассказывали, что сердобольные соседи кормят её детей по очереди, чтобы не умерли с голоду. Потом, ближе к зиме, рассказывали, что у детей нет дров, дома холодно, и дети мёрзнут. В другой раз рассказывали, что в окнах кто-то поразбивал стекла, а дети заткнули дыры подушками, поэтому у них дома даже днем темно, как в погребе. Кто-то приехал и рассказывал, что детям носить нечего. Очень тяжело было Латифе всё это слушать. Но всё равно Шенгерею ничего не рассказывала. Почему? Сама не знает. Если б была единственной женой Шенгерея, рассказала бы, наверное, о своих переживаниях, и помощи попросила бы. Но она всегда помнила о том, что она – вторая жена. Боялась, что Шенгерей скажет: «Если так сильно переживаешь, иди, возвращайся к своим детям!» А когда родились Карим и Гульсум, времени думать о старших детях не осталось. Да к тому времени и старший сын подрос, стал сам растить и воспитывать младшего брата и сестру.

Каким-то чудом все трое брошенных детей Латифы выжили и выросли. Старший сын погиб на войне. О дочери и о втором сыне Латифа ничего не знает – они уехали в город. Не пришлют весточку – обижаются, наверное, на мать. Ладно, лишь бы живы были. Они имеют право обижаться на Латифу. А вот Гульсум, выросшая в любви и родительской ласке, тоже не присылает никакой весточки. Интересно, почему так? Вот сейчас – ягодная пора. Приехала бы, походила бы с матерью за ягодами, насушили бы много ягод!

Латифа вдруг вспомнила: «Ой, совсем вылетело из головы, надо подняться под крышу и помешать вчерашние ягоды, как бы не стали киснуть!» Перестав мыть посуду, она вытерла мокрые руки о фартук и пошла к прислонённой к стене дома лестнице.

Когда Латифа спустилась обратно, Шенгерей распрягал лошадь во дворе. Ну и вид у него! Как будто поймал золотую рыбку! «Ну как, отец? Как Камиля? Обрадовалась? Договорились?» – стала допытываться Латифа мужа. «Всё – удачно! Удачно! Только ты ничего пока не спрашивай и не допытывайся! » – отмахнулся Шенгерей. Он решил никому ничего не говорить, пока не поговорит с Каримом.

Зульфия – любимая девушка Карима

В такой жаркий летний день так приятно мчаться в кабине машины с открытым окном! Ветер обдувает. Вдоль дороги – леса, луга. Красота! Мама отправила Зульфию на попутке в соседнюю деревню по делу. Утром заехал дядя Ахтам, узнать как живёт сестра Камиля, а мама как раз этого и ждала: сказала, чтоб Зульфия приготовилась поехать с дядей. Зульфия всей душой не хотела ехать: вечером её будет ждать у клуба Карим. Он сейчас в лесу брёвна для нового клуба готовит. А Зульфия сама сегодня должна была на колхозный покос выйти! Она пыталась отбрыкаться, сказав, что ей надо на покос, но матери трудно возразить. Мать всё равно всегда всё по-своему делает, а Зульфии достаётся взбучка. Хорошо ещё, что теперь она только ругает, а раньше им с сестрой Марьям и тумаки попадали. Марьям шустрее сестры, так ей больше попадало от матери, чем Зульфии. Она и возражала матери смелее, могла и голос повысить на мать. У матери их две – Зульфия и Марьям. Отец умер, когда девочки были совсем маленькие. Камиля больше замуж не выходила. Интересно, приходили ли её хоть раз сватать? Зульфия не помнит. Вдовам в деревне жить очень тяжело. Всякая работа в деревне, дрова ли готовить на зиму, сено ли, огород ли копать или картошку убирать, всё требует мужскую силу. Всю эту работу, может она или не может, приходилось Камиле выполнять самой. Девочки, надрываясь, помогали. С утра до вечера, особенно весной, летом и осенью, тяжелая, изнурительная, бесконечная работа, работа, работа. Если б был отец, легче бы было, конечно. Страшно завидовала Зульфия тем девочкам, у кого были отцы. А у многих были ещё и братья. Когда картошку копают, такие девочки с братьями только собирают картошку в ведро. Когда ведро наполняется, у некоторых братья ещё помогают высыпать её в мешок. А Зульфии и Марьям самим надо выкапывать, самим собирать в ведро, самим высыпать в мешок. И даже это ещё не всё! Насыпав три ведра, надо было самим же тащить этот мешок из огорода в дом, высыпать в подпол! Ай, Аллах, как это было тяжело! Как намного легче была жизнь девочек с братьями и с отцами!

Когда началась война, почти у всех девочек отцы ушли на фронт. У многих братья ушли на фронт и не вернулись. Война всех сравняла – теперь изнеженным братьями и отцами девочкам самим приходилось выполнять тяжелую мужскую работу. И их мамы тоже стали, как у Зульфии и Марьям, вдовами.

Из дома Зульфии никто на войну не пошёл – некому было. Война не могла отнять у них близких. Но голодали они в войну очень часто и много. Особенно весной бывало голодно. Как всегда, болтушка из ранней травки выручала.

Война кончилась. Жизнь не стала легче. Всё та же непосильная работа. Всё тот же голод. Чуть легче стало жить только тогда, когда Зульфия закончила школу. Наконец-то продали козу и впервые в жизни купили корову! Обновили развалившийся забор вокруг дома. Но в доме радостнее не стало. Подросшая Марьям и Камиля никак не могли ужиться. Камиля требовала и пыталась добиться послушания, а Марьям и не собиралась подчиняться. Сбежала Марьям. Совсем молоденькой девушкой, без материнского благословления, даже без её ведома, выскочила замуж за парня из соседней деревни. Это был позор для Камили и Зульфии. Стали жить вдвоём, не упоминая даже имени Марьям, как будто её никогда здесь и не было.

Через два или три месяца после женитьбы Марьям и зять приезжали к ним. Зульфия прекрасно помнит этот день. Тёплый, солнечный, весенний. Зульфия подметала двор. Вдруг в ворота вошли сестра и её муж. Зульфия, бросив веник, с радостным криком побежала к сестре и крепко обняла её. Потом, смущаясь и краснея перед малознакомым мужчиной, скромно поздорововалась с зятем. Стала расспрашивать, как живут. Пригласила зайти в дом. Тут вышла из дома Камиля. Воткнув два кулака в бока, расставив локти и широко расставив ноги, грубым голосом заорала: «Убирайтесь! Убирайтесь сейчас же! Больше не показывайтесь мне на глаза!»

Делать нечего, пошли втроём на улицу, посидели на скамейке возле соседнего дома, поговорили. Потом Марьям и зять ушли на дорогу ловить попутную машину. Зульфия вернулась в двор и стала собирать мусор в старую коробку. В голову лезли разные мысли. Было неловко за мать. И зачем она себя так ведёт? Марьям ждёт ребенка. Можно же, наверное, простить? Неужели такой уж непростительный поступок – без родительского разрешения выйти замуж?

Выглянула из дома Камиля. Как будто ничего не случилось, спокойным голосом велела зайти кушать картошку.

Довольно много времени прошло уже после этого случая. У Марьяма растёт дочь, а Камиля так и не общается с дочерью и зятем. Очень жестокая у них мать! Может быть, её такой сделала суровая и безрадостная жизнь? Но почему не сделала её тяжелая жизнь мягкой и мудрой? Ей бы царицей родиться и всеми повелевать. Всех бы подчинила. Вот не смогла же Зульфия сказать ей сейчас: «Мама, я не могу уезжать. Меня вечером возле клуба будет ждать Карим!» Она бы всё равно заставила поехать, да ещё наорала бы. Зульфия тоже наелась уже такой жизни. Если б только Карим сказал: «Женюсь на тебе!», она с радостью выскочила бы за него замуж. Но только Карим молчит почему-то. Рановато, конечно, ему жениться. Девушкам выйти замуж в девятнадцать лет – самое то, а вот ребятам – рановато. Но как же тогда быть? Получается, Зульфия должна сидеть и ждать, когда Кариму исполнится двадцать пять лет? Ужас! Такого быть не может! Как же тогда быть? Беспокойство одолело Зульфиёй. Нет-нет, всё будет хорошо. Если захочет жениться – у Карима нет никаких препятствий. В армию служить идти ему не надо, жить где – есть. Он может хоть завтра жениться. Только что же он думает – ничего не поймёшь. В тот раз, когда Карим на войну собрался, ничего не поняла и не почувствовала Зульфия. Скрытный какой! Очень сильно обиделась тогда она на Карима. Хорошо ещё, что вернулся. А если б всё-таки попал на войну, и его убили? Или умер бы от сыпного тифа в ФЗУ? Даже не попрощавшись, расстались бы навеки. Но кто знает, может быть, именно из-за того, что он такой, Зульфия так сильно любит его? На первый взгляд он грубый и резкий. Но Зульфия знает, он очень чувствительный, тонкий, нежный в душе. От этих мыслей Зульфии сильно захотелось скорее вернуться к любимому, увидеть его, прижаться к нему. Аллах, скоро ли они теперь встретятся? Зульфии придётся сидеть и ждать того времени, когда дяде понадобится по рабочим делам ехать в её деревню, или проезжать мимо. Когда же это случится – через день, два, или через неделю?

«Зульфия, слезай, приехали!! Ты чего, уснула, что ли? Смотри, а то я тебя сейчас к своим увезу в гости!» – смеясь, заговорил дядя, резко тормознув. Зульфия вздрогнула от неожиданности. Совсем ушла в свои мысли, оказывается. Тряхнула головой, чтобы побыстрее очнуться, сказала спасибо дяде, соскочила на землю и зашагала по переулку.

2ая часть

Сноха