Забивается в угол цветочек.
Кто же знал, что по средам душевный подъём
в хлев вонючий ведёт одиночек.
Бойся кочек, малютка, ступай аккуратно назад.
Если жутко – закройся руками, сражайся, кричи,
он так нервно твердит про друзей, дорогой шоколад,
он так крепко за пазухой держит кривые ключи.
И едва различим уже цвет сарафана и год.
Невозможно собрать имена, показания, квоты.
Эта сказка о том, как добавить жандарму хлопот.
Не о том, как под снегом веками лежали колготы.
Ижевский осмотрщик
Первый путь – ночная электричка,
жизнь вагона – пассажиров пять.
Я в потемках зажигаю спичку.
Покурить, до трёх не засыпать.
Стук колёс, ему созвучна карта пульса,
60 ударов – привокзальный циферблат.
Вечное движение в конвульсии.
Хорошо, когда отсутствует разлад!
На платформах каменных истёртые ларёчки,
жаль, что цены здесь, как будто на фуршет.
Мнение барыг, что вы терпели кочки
для фунфырика и местных сигарет.
Моя жизнь сложилась как рельса со шпалой,
пепел в варежках, оранжевый наряд.
Для узлов вагона я игрок бывалый,
снова с ними провожу обряд.
Скрип колодок – так поёт и сердце,
этот скрежет у меня внутри.
Я король винтов, я гаек герцог!
Всё читается по цвету кожуры.
Вот и утро. Солнце словно лава.
Как безудержно движение часов…
Я так очарован поступью составов,
что могу и сам попасть под колесо.
«Голос мой – пеленающий горестный альт…»
Голос мой – пеленающий горестный альт.
Я тебя им укутаю, только лучше проси.
Наша связь – не закрытый, по счастью, Богом нелепый гештальт.
И пора приземляться, но как выпускают шасси?
Из меня стюардесса не очень, и, если подумать, пилот.
Я вообще на борту первый лишний и, может быть, первая крыса.
Но в меню всё равно и второе, и даже компот.
Чтоб добраться комфортно до самого южного мыса.
Хитрый лис и наивная зайка в узоре небес.
Облака так похожи на то, чем живет моё сердце.
Так смешно, что родное гнездо – это смешанный лес.
Где в норе так тепло, но и в воздухе можно согреться.
И на солнце так видно ресницы твои до бровей.