Лицо лжи

В итоге на своём коллективном обсуждении мы так ни к чему и не пришли. Но для этого у нас есть Сержант. Он, бывший полковник спецслужб с планеты Улл, прочёл нам короткую лекцию про информационную войну и сказал, что порою словом можно навредить сильнее, чем оружием. После чего велел готовить запрос в Парламентскую миссию Малого Кольца. За основу для начала решили взять то, что раскопал Йец. Задача была – вытащить эту грязь наружу, поднять вопрос, а ещё лучше – учинить скандал на уровне Сената Малого Кольца. И действительно, нечего им прикидываться добренькими, коли собрались на тёмное дело…

Месяц мы всей конторой бились над этим запросом – в Послании было столько грязных фактов, что даже систематизированное изложение некоторых из них в заданном ключе представляло собой изрядный труд. Йец так вообще неделями не спал. Идея подавать запрос от имени наших колониальных властей, от Кондуктории, отпала сразу – пресс-секретарь уже с первых слов по коммуникатору немедленно впал в истерику, а к Председателю Басуте на приём теперь можно было пробиться только на бронемашине, наверное. Тогда Сержант решил оформить запрос от имени адвослужбы – той самой структуры, в рядах которой я состою. Она находится в двойной юрисдикции, орудуя в промежутке между межпланетным и местным законодательством. И такие полномочия у неё есть – всё-таки межпланетный инцидент намечается, это очевидно…

Для подачи запроса даже ехать далеко не пришлось – не так давно у нас в Кодде, как во втором по величине и экономической значимости городе планеты, открылось местное представительство Парламентской Миссии. На общем совете послать туда решили меня – как признанного ветерана в деле передачи и распространения скандальной корреспонденции. И вот я, в новеньком парадном костюмчике, который надевал только по особым случаям, со своей профессиональной картой, сияющей редким зелёным кристаллом, демонстрирующим мой статус, стою перед этой юной иконой межпланетной дипломатии. И понимаю, что на информационной войне можно, образно говоря, получить под дых куда больнее, чем в резиденции Председателя Кондуктории…

Тонкие пальчики Главного референта бегают по изящной серебристой пирамидке управления – в офисе представительства Миссии только дорогое оборудование высокого класса. Она просматривает гневную красно-фиолетовую лесенку логических структур нашего документа с таким спокойным лицом, как будто я принёс ей справку о поголовье молодняка молочного скота с местного племенного комбината.

– Это всё несерьёзно, – легко перечёркивает она пренебрежительным взмахом идеально накрашенных ноготков недели бессонных ночей нашего Йеца. – Первичный источник данных точно не установлен…

Вот! Этого следовало ожидать! Это был удар по Посланию, так и не получившему шифропечати Космодрома взамен сломанной шифропечати Лаха. Кстати, как раз из-за этой особенности Послания меня тогда, восемь месяцев назад, чуть не убили. Ребята выручили в последний момент.

– Но это было опубликовано в правительственной сети! – довольно неуклюже пытаюсь возразить я, заранее догадываясь, каким будет ответ…

Но ответ оказывается ещё более жёстким.

– Мало ли что у вас в сети может быть опубликовано.

Длинные загнутые ресницы девушки порхают над омутами голубых глаз, когда она просматривает бюллетени фрахта, а там Звёздные Бригады кое-где значатся открытым текстом…

– И это тоже ни о чём не говорит, – резюмирует она как будто даже с мимолётным облегчением. – Они часто фрахтуют корабли надолго. Но это вовсе не означает, что полетят на них именно к вам…

Она просматривает документ дальше и видит шифропечати обоих маршалов нашей адвослужбы – Сержанта и Папаши Корна.

– Надо же, и господин Корн эту ерунду подписал… – подняв тонкие брови, удивляется девушка.

В её голосе даже лёгкая печаль, сочувствие уважаемому господину Корну за столь досадный промах, который может повредить его безупречной репутации…

Про нашего Сержанта, которого все опасаются, она молчит, ясное дело. А вот за Корна, руководителя официального, таможенного крыла колониальной адвослужбы, госпожа Главный референт переживает совершенно напрасно. До сего дня я с ним почти не общался. Так, видел пару раз… Он запомнился мне как крупный, лощёный мужчина в дорогом официальном костюме, сдержанно отливающем серебром. У него были крупные, пухловатые кисти рук и чуть одутловатое лицо, а глубоко посаженные карие глаза смотрели живо и совершенно не вязались с его имиджем погрузившегося в бюрократию «кабинетного воина». Между собой наши ребята называли таможенного адвомаршала «Папаша Корн». Всякое про него говорили – и про взятки, и про то, что он покрывает контрабандный трафик на таможне… Оперативного крыла, где я служу, он на людях всегда сторонился и подчёркнуто держал дистанцию от Сержанта и его дел. А люди Корна так просто побаивались порой нас, агентов оперативного крыла, своих коллег, по сути…

Но всё выясняется, когда доходит до настоящего дела. Вот я заявился к нему пару дней назад утром в кабинет, представился по форме и достал свою профкарту с подготовленным запросом. Папаша Корн сначала минут десять изучал сам запрос, а после ещё с десяток секунд размышлял. При этом он сказал что-то вроде: «Я думаю, это не поможет… Но рука моя не дрогнет». А потом взял – и заверил всё это своей личной шифропечатью, которую все торговцы обитаемого космоса хорошо знают. Так что не дрогнула рука господина Корна, уважаемая референт…

– И тем не менее, всё равно хотите отправить? – чуть насмешливо спрашивает девушка.

Я киваю, глупо улыбаясь. А что же мне, в ухо ей дать? В нарушение дипломатического протокола, иммунитета и так далее…

Ожидая, пока она оформит и зарегистрирует запрос в своей высокотехнологичной парламентской сети, я от нечего делать верчу головой. Под потолком офиса в полутьме прячется огромный чёрно-синий флаг с россыпью золотых звёздочек – штандарт Парламентской Миссии. Видно, что сделан он из редкой дорогой ткани. Звёздочки, разбросанные по едва колышущимся чёрно-синим волнам, все разного размера и образуют затейливый рисунок. Каждая звёздочка – это колония. Они не в линию выстроены и не по кругу. Говорят, в этом их расположении – весь смысл. Кто-то рассказывал мне, как это всё интерпретировать, как перевести на житейский язык, так сказать, но детали в голове не отложились…

Вот, наконец, она всё сделала… Очаровательная госпожа референт оторвалась от голографического экрана и устремила на меня прозрачно-голубой взгляд.

– Очень сожалею, но при таких входящих данных статус вашего запроса будет невысок. Плюс невысокий общий статус вашей колонии… – ласково говорит она. – Ответа придётся подождать…

Ответ Главного референта, как и расположение звёздочек на флаге, тоже приходится интерпретировать. Она ничего не говорит просто так. Она ничего не говорит напрямую. И слушая, как тщательно подобраны её слова… И глядя, как точно тон подсветки стен подобран в тон синевы на межпланетном штандарте, ты вдруг понимаешь, что твоя звёздочка на этом флаге – самая маленькая, самая тусклая, и расположена она в самом углу… С самого краю! Но я борюсь с этим состоянием, похожим на перманентный ступор. Я борюсь, борюсь – и у меня наконец получается вопрос:

– Насколько долго придётся ждать ответа?

Референт красива, молода и безупречно одета. Она гордо и правильно держит голову. Светлая деловая причёска-каре очень гармонично оттеняет ровный кремовый загар лица. Глаза её смеются. А я скажу, что это нехороший смех, милая девушка. Нас ждёт война, нас всех, может, поубивают, а ты тут о каком-то статусе говоришь…

– Развивайте свою колонию, – словно прочитав мои мысли, вежливо советует госпожа референт Парламентской Миссии Малого Кольца.

И тут я вспоминаю, что сама она родом, кажется, с того же Улла, который как раз охотно предоставляет свои транспортные корабли Звёздным Бригадам… Я бы сказал, что круг замкнулся, если бы не Сержант, который тоже родом с Улла… И вообще, вся эта политика – такое дерьмо…

Каким же неуклюжим я себе казался… В костюме провинциального покроя, с тяжёлым служебным пистолетом подмышкой… И с тяжёлой ношей проблем на душе…

И я ведь знал, что всё это неправда! Классно сделанная ширма! Всё это – и шикарный офис, и эта совершенная дипломатическая кукла! Всего лишь одна из форм напыщенного высокопрофессионального вранья. Попытка незаметно подменить у тебя под носом мировые сущности…

Но я всё никак не мог с собой справиться… Внутренний дискомфорт был вызван явным раздвоением сознания. С одной стороны, я понимал, что делаю. И делал всё, что должен был. А с другой – я ненавидел себя за то, что я такой… За то, что я провинциал, деревенщина и так далее… О, как меня проняло-то… Не хуже ментальной атаки… Нужно будет в следующий раз в боевом шлеме приходить. И надо учиться противостоять… Учиться этому дерьму противостоять… Раз твоя звёздочка с краю – имей гордость терпеть унижения достойно. Ты делаешь это не для себя…

Небо на обочине

Вера в себя, в родных, в друзей, в свой народ – это последнее, что приходится ломать в твоём противнике. Можно отнять оружие, измотать силы, но пока остаётся вера – остаётся риск, что поверженный возродится!

Нельзя этого допускать! Это нужно выжигать во всём, в любых мелочах – вспомните хрестоматийный принцип одновременного давления по всем жизненным сферам…

Кстати, если поддерживать такой нажим достаточно долго, то большинство населения начинает воспринимать это как привычный порядок вещей. Верить, что так было всегда… И тогда в их сознании наконец появляется новая реальность – вера в свою ущербность, дающая нам новые шансы на победу…

Ку?та Ш, Улл. «Руководство по активной политике», св. 1, стр. 35

На следующий день у меня был выходной. И решил я съездить к своему давнему другу, развеяться.

Если из Кодда поехать по левому берегу вниз по Уарате, попадёшь в одно интересное место… Для этого с нашей стрелки Шоссе нужно повернуть на северо-запад, под прямым углом к Шоссе, что уходит почти точно на северо-восток. Дорога эта условно именуется северо-западным шоссе, но чаще всего её никак не называют – название почему-то не прижилось. Километров через десять это почти безымянное шоссе разделяется на два других. Одно из них – то, что уходит направо, к берегу Уараты, вполне справедливо именуется Надречным шоссе. То, что уходит налево – это Океанское шоссе. Взбираясь на Меловые горы, оно какое-то время тянется вдоль побережья океана да так в этих горах и растворяется…

Мне нужно было Надречное шоссе. Оно кажется почти прямым, и, если бы не ямы, ехать по нему – одно удовольствие. Первый месяц лета, который у нас называется месяцем Света, на юго-западном побережье традиционно не слишком-то жаркий, хотя уже вторую неделю стоит ясная погода. Солнышко, голубое небо, белые облачка, зелёная травка… Дорожное покрытие, сделанное с применением щебня и ископаемых нефтепродуктов, ещё не плавится под колёсами, как это порой бывает в самую жару, и потому единственная забота – объезжать выбоины. Что поделаешь, древний палеобетон, из которого сделано Шоссе, мы так у себя и не освоили – он ведь какой-то там гиперполимерный да самовосстанавливающийся! Прежде науку нужно возродить, чем на что-то такое замахиваться…

Вокруг перелески, красивые поля да луга… Потом слева начинается лес. Идеальное место для автопрогулки, да ещё с ветерком, на открытом джипе – эх!

На втором десятке километров после развилки, справа от дороги, мелькает металлическая стела с патетической надписью: «Путь к звёздам лежит через науку». Это поворот на посёлок Выселки, где расположен недостроенный университетский городок. Собрались как-то ведущие общины побережья и решили построить недалеко от Кодда университет не хуже, чем в столице… Да, видать, только грядущая война может наших твердолобых сторонников традиционного общества по-настоящему объединить. Так и стоят у речного обрыва, на краю Выселок, несколько недостроенных учебных корпусов и общежитие для несуществующих студентов. А ведь даже кое-какое лабораторное оборудование начали было завозить… Да ну их!

Километра через два у Надречного шоссе видна ещё одна придорожная стела, но уже слева. На ней нет патетической надписи, хотя заметно, что тут когда-то был полноценный, как на Шоссе, самосветящийся дорожный указатель. Кроме того, по следам на слегка погнутом металле можно угадать, что указатель некоторое время назад с немалым трудом отодрали. Асфальтированная дорога, уходящая влево, прямо в лес, прекрасно сохранилась – наверное, потому, что по ней давно никто не ездит. Это был поворот к главному въезду на бывшую Надречную авиационную базу. Много лет назад из-за недостатка финансирования и сокращения боевых единиц исправной летающей техники она была переформирована в авиаремонтный центр. А затем, ещё через несколько лет, – в хранилище авиационно-космической техники. Потом её статус был понижен до площадки открытого хранения. Если по-простому, то сейчас это всего лишь кладбище неспособных подняться в небо летательных аппаратов.

Там работает, да, считай, и живёт мой друг по имени Батт. Его карьера авиационного инженера, когда-то не вызывавшая сомнений, с годами скатилась под гору вместе с закатом Надречной авиабазы и наших ВВС вообще. Сначала молодой офицер, потом главный инженер военного ремонтного центра, потом – командир специальной воинской части по хранению техники… Потом увольнение со службы при расформировании части – перевода никуда не предлагали, лётный и технический состав повсюду только сокращался… И вот он уже сторож на кладбище авиатехники. Тишина, тоска… Округлый летающий металл, то тут, то там выглядывающий из высокой травы… Молодые деревца, проросшие в открытые люки брошенных машин, раскуроченных на детали для продолжения жизни более счастливых крылатых собратьев… Дочка выросла, окончила столичный университет и осталась работать в Инаркт. И теперь у Батта с женой, выходившей когда-то за перспективного офицера, осталось одно оказавшееся на обочине небо на двоих… Алкоголь…

Ехать по этой уходящей в лес дороге бессмысленно. Никуда она теперь не ведёт. Через несколько километров дорога повернёт направо, обходя бывшее лётное поле, сейчас заросшее травой, пробившейся между бетонных плит, и заставленное несколькими десятками исполинских скелетов боевых десантных ботов, в просторечии именуемых БДБ. Дорога кончится на широкой площадке у больших железных ворот, которые не только закрыты на замок, но и наглухо заварены. За ними угадывается засыпанный многолетним слоем опавшей листвы плац, зияющие пустыми окнами здания казарм и административных корпусов. Тянущиеся дальше ряды полуразобранных ангаров успели частично зарасти молодым лесом. Каменные клумбы с цветами, земля в которых когда-то подкармливалась удобрениями, почти без боя завоевал пустоцвет – его высоченные стебли с пушистыми шапками соцветий повсюду торчат из этих неуклюжих, но трогательных армейских украшений. Они похожи на застывшие взрывы того боя, который Надречной авиабазе дать так и не довелось. Слабая экономика погубила воздушную мощь колонии Имллт куда эффективнее наших нерасторопных врагов.

Мощные тёмные кили БДБ, торчащие из-за трепещущих на ветру крон молодых деревьев, создают впечатление, что орбитальную технику и время не берёт. Но это только иллюзия – корпуса этих огромных короткокрылых металлических головастиков уже давно пусты внутри. И они разобраны не на металлолом – у нас и металлургической промышленности-то толком нет. Это всё попытки чинить полтора десятка оставшихся в строю машин этого же класса в условиях, когда многие десятилетия нет средств на запасные части…

Так что топтаться на этой площадке перед заваренными воротами без толку. Время не повернуть вспять… Никто тебе не откроет, вне зависимости от степени допуска. Некому уже открывать… Я очень не люблю это место. Пару раз приезжал сюда зимой тренироваться вводить машину в управляемый занос… А так я стараюсь тут не появляться. Да и Батт, который обитает ближе к противоположному краю обнесённой высоченным забором территории, здесь, у бывшего главного входа на умершую авиабазу, по его собственному признанию, редко ходит. Появляется он тут, как призрак в поношенном камуфляже, только если его собаки во время ежедневного обхода территории сюда забегут…

Подлинный въезд во владения Батта находится несколько дальше по Надречному шоссе. Нужно проехать ещё километров пять вниз по реке, и слева будет поворот на едва заметную грунтовую дорожку. Отросшая за лето трава отлично его маскирует. Да, впрочем, и в другие времена года, чтобы отыскать этот поворот, нужно про него заранее знать…

Грунтовка почти не езжена – а кому туда ездить? Насколько я знаю, последний заказ на створку сопла для атмосферной ступени БДБ поступил Батту года два назад. Тогда с Западной площадки, военной базы, расположенной неподалёку от устья Уараты, прикатил большой грузовик с двумя техниками и двумя офицерами. А вечером он уехал обратно по Надречному шоссе на Западную площадку, нагруженный огромной титановой деталью, оставив только горячую благодарность командования уцелевшей воинской части, несколько лётных пайков в подарок, чек на премию по линии технической службы ВВС, несколько бутылок горького горячительного и горечь в душе, которую и словами-то не выразишь…

Немного попетляв среди кустов и зарослей высокой жёлто-зелёной травы, грунтовка уходит в лес. Просека выглядит аккуратно – я знаю, что Батт её периодически чистит, спиливая дисковой пилой постоянно растущий на ней самосев. Всё надеется, что про него не забыли. Вдруг да приедут ещё за чем-нибудь…

Километра через три просека упрётся в поросший мхом забор с кустарными воротами. Забор всё тот же – официальная граница базы, а ворота Батт сделал сам. Здесь, с другого конца территории, на основе каких-то технических сооружений мой друг отстроил себе собственную базу – домик, мастерскую, гараж… Даже водопровод сделал, отопление… Водоснабжение базы уже десятки лет как не работало. И энергоснабжение тоже. Но Батт где-то у «своего» края территории отыскал скважину, поставил насос. А энергию подвёл откуда-то из-за Надречного шоссе, разобравшись в старинной секретной схеме подземных коммуникаций и понаставив самодельных шунтов на неведомо откуда и куда идущие волноводы… Правда, энергии ему вечно не хватает: зимой в его мастерской холодина, а домик приходится топить дровами.

Больше всего поражает моё воображение построенный Баттом летний душ – дискообразный чёрный композитный бак для сжиженных газов от БДБ, смонтированный посреди лужайки на извлечённых из грузового отсека другого БДБ ажурных фермах держателей для орбитальных спутников. Только вот мыться приходится голышом посреди открытой полянки. Меня это несколько смущает, а вот Батта вовсе нет – им с женой тут стесняться некого…

Собственно, это Батт научил меня решать сложные задачи с использованием простых вещей. Например, чинить машины примитивным ручным инструментом и без шлема механика, где всегда голографическая инструкция перед глазами. Другой мой учитель, космический охотник Чакт, который вот уже полтора десятка лет вынужден жить на Имллт, с тех пор как его корабль упал на окраине столицы, называет это «планетянским мышлением». А Батт, знакомый с ним только заочно, услышав в свой адрес такие слова, отвечает на это: «Здесь по-другому нельзя». Повторив это несколько раз, он хмыкает своим широким курносым носом, чешет крепкую башку с коротким ёжиком светлых волос, смеётся, грозит мне пальцем и, зажав в руке мочалку, разлаписто шагает в чем мать родила через всю зелёную лужайку под свой космического вида душ с вечным подогревом от ближайшей к нам звезды… А его молчаливая востроносая жена с неизменным ведром в руках только качает головой…