Оливье ударил меня саблей. Плашмя. По лбу. Так, что лезвие заходило ходуном и, пока оно вибрировало, приложил к зеркалу. По стеклу прошла рябь, на несколько мгновений всё исчезло, затем появилось снова, и моё отражение насмешливо пропищало:
– Не надо.
– Чего дразнишься? – обиженно спросил я.
– Чего дразнишься? – продолжило издеваться отражение.
– Будешь задираться…
– Чего ты? Разревешься? – грубо ответил мой двойник.
В ответ на нашу перепалку Оливье рассмеялся, подошёл ближе и наступил мне на ногу. Я вскрикнул, а он воспользовался моим раззявленным ртом и запихал кляп.
– Якорный клюз завали, крысёныш, – душевно предложил он. – помешаешь общению.
Я помотал головой, но дядя не обратил на это внимания.
– Опробуем! Как тебя зовут?
– Люсьен, – ответило моё распоясавшееся отражение.
– Ты знаешь капитана Джо?
– Да.
Я чуть не взревел от негодования. Что значит, да? Я его не знаю.
– О как! – пожевал губу дядя. – Давно вы воду мутите, Люся?
– Недавно.
Я вскрикнул и попытался встать, но мастер Оливье на славу постарался, привязывая меня к стулу.
– Где свели знакомство?
– Мы не знакомились, – ответило отражение.
– Как так? – растерялся дядя. – Растолкуй!
– Я его ни разу не видел. Знаю, что он капитан каравеллы пришвартованной у четвертого причала в Черногорске.
– Откуда набрался?
– Фарцовщик сказал. Предложил отнести Джо заговоренную коробочку и обещал, что тот заплатит грошик. Я согласился.
– Он разъяснил, что в коробочке? – почти ласково пропел дядя.
– Нет, сказал, её нельзя открывать, иначе капитан Джо убьет меня, а ещё, что он состоит в кругу чернокнижников.
Оливье прыснул.
– Джо? Колдун? Нет, крысёныш. Ты не врун, ты слабоумный орк.
Взяв другой стул, дядя уселся рядом с зеркалом.
– Видать, мой старый дружище Джо следил за мной и слышал наш базар у Единорога. Швартовый буй…
Дядя не успел договорить. Последние слова заглушил шум крыльев. Вместе с которым на корабль приземлились летучие обезьяны. Боцман вскинул руку в приветственном жесте. Матросы повторили, и дружной толпой ломанулись на кухню.
– Завтрака не будет! – крикнул Оливье.
Обезьяны остановились. Чича нехотя обернулся и с недоумением посмотрел на дядю.
– А как же договоренность, – начал он, – питание не зависит от объёма выполненной работы!
– Договоренность никто не отменял, – согласился Оливье. – Я тут ни при чём. Этот заморыш! – он ткнул пальцем в отражение, но поправился и показал на меня. – Припёр на корабль кощея. Не сам дотумкал, его развели, как последнего орка, но притащил он.
Боцман подошел ближе.
– За борт? – с интересом спросил он. – Стул, конечно, жалко, но я обещаю достать похожий.
Я встрепенулся. Куда? Я не виноват, меня подставили. Я запрыгал вместе с путами, но верёвки держали крепко. Попробовал вытолкать кляп, но дядя крепко заткнул меня, как бочку с огурцами.
– Ещё не решил, – задумчиво буркнул Оливье.
– А что, провизии ни крошечки? – поинтересовался боцман.
– Пусто, как в его башке.
– Тогда, давай, его и сожрём? Что готовят из оборотней? – предложил Чича.
Это уж слишком. Я что, безмозглый тролль, чтобы меня готовить? Я снова задёргался, пытаясь встать, но опять потерпел фиаско. Заговоренные они что ли, эти путы?
– Для собачьего супа нет ростков бамбука, ползучего пырея, житника, кобелиных семян, – отрешенно заметил дядя. – Да и вкус средненький.
Я поперхнулся кляпом от возмущения. Мало того, что собираются съесть так, я еще, оказывается, и не вкусный. Вот перегрызу веревки, всех покусаю и сбегу!
– Но проучить надо, – продолжил дядя. – Чтоб надолго запомнил, что под одним парусом плывём. А то, этот заморыш за кусок мяса всех нас продаст.
– К ворожее не ходить, – подтвердил боцман.
Я протестующе завертел глазами, убедительно мыча в своё оправдание.
– Думаю, бросим его так. Путь неблизкий, пускай до Тролляндии правду говорит, жаба гальюнная.
Чича улыбнулся во всю мохнатую морду.
– Складно.