У Люды комок встал в горле и на глазах навернулись слезы. Она попыталась что-то сказать, но поперхнулась и вдруг разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони, в одной из которых все еще был нож, самым искренним и неудержимым рыданием, на какое бывают способны матери, потерявшие своих детей.
Вздрогнув, участковый потрогал указательным пальцем свои очки и, удивленно глядя на рыдающую женщину, явно замешкался, не зная, что ему предпринять. Не чувствуя уверенности, что ему можно и нужно как-то попытаться ее успокоить, он какое-то время просто молчал, наблюдая за тем, как по ее руке с прижатым большим пальцем ножом, течет в полном смысле слова ручеек слез, и ожидая, что она, успокоиться, и наконец поняв, что она не собирается останавливаться, промямлил:
– Мм, простите, не хотел вас задеть, хм, …не …учел, что …это может быть для вас столь серьезным…, мм, простите…, да вы, это…, может быть, успокоитесь?
Не в силах больше сдерживать своих чувств, Людмила, оторвав руки от раскрасневшегося лица, указала ножом участковому прямо в лицо, и сквозь рыдания выкрикнула:
– Сердца у вас нет! У меня дети пропали! Все как один! А вы здесь со своими дурацкими вопросами! Убирайтесь вон и найдите мне моих детей! Вон, я сказала! Я ничего про них не знаю! Мне вам нечего сказать! Вон! Быстро!
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: