Морок. Зловещая долина

Дети, спасая свои жизни, не забыв захватить тяжёлые чемоданы, ринулись к первоклассным шлюпкам, со всеми удобствами и обязательной точкой доступа в интернет через спутники на орбите; все они были хорошо осведомлены о своих правах, рассказанных им ещё в подготовительных классах начальной школы.

– Без вещей! Всё застраховано! – гаркнул помощник.

Публика зароптала: «Невиданная жестокость! Недопустимо! Даже здесь, посреди Атлантического океана, общецивилизационные ценности должны строго соблюдаться!»

Помощник капитана закусил чёрные усы. Что правда, то правда. Сквозь зубы он бросил матросу:

– Пустить.

Вскоре три шлюпки с детьми были спущены на воду. В их богато отделанное нутро поместилось ровно шестьдесят семь детей с первой и второй палуб и сто тринадцать чемоданов. Погрузившись в воду, шлюпки опасно закачались, грозя в любую минуту зачерпнуть океанской воды и затонуть раньше, чем «Главенство». Но истинные дети эпохи не готовы были к такому исходу. Лайнер мог утонуть, но они обязаны спастись со всеми своими сбережениями. На их окрик помощнику капитана пришлось приказать спустить дополнительно ещё две пустые шлюпки, для перегрузки части вещей. Корабль тонул. За всей суетой снизу наблюдали пассажиры прочих палуб, быстро и без проволочек (благо команда корабля была сметена их напором и не мешала спасению) погружавшиеся в анахроничные резиновые шлюпки, с плоскими и твёрдыми скамейками, без каких-либо удобств и интернета.

Наконец вещи были распределены, и шлюпки медленно поплыли прочь. Почувствовав себя в безопасности, дети принялись скорбеть, плакать перед селфи-палками, создавая новый интернет-тренд. Переключившись на фронтальную камеру, зумом выискивали своих родителей, с бессильной жадностью наблюдавших, как их отпрыски, воспользовавшись законными правами цивилизационного общества, гарантированно спасли свои жизни.

– Ещё женщины и дети есть?! – трубным голосом разорвал трагический момент расставания помощник капитана.

Призыв улетел в толпу персон, встретив там лишь скривлённые услышанной неучтивостью лица.

– Разве вы не видите, что нет?! – фальцетом грубо возмутился известный мыслитель, политический беглец с Востока. Символ вечного сияния свободы и борьбы за справедливость, едва спасшийся из варварской страны, узник совести и жертва режима. Неплохо на этом зарабатывающий.

– Хорошо. Хорошо, – вглядываясь в лица с исказившимися женскими чертами, улучшенными под современные моды руками высокооплачиваемых пластических хирургов, помощник какое-то время тянул. Никто из лиц не отозвался.

– Так! Все матросы, слушай мою команду! – крикнул он, поднеся рацию. – Если женщины и дети погружены в шлюпки, приступаем к погрузке мужчин.

– Стойте! Почему это мужчин? – басом осведомился афро-островитянин с высокой, аккуратной грудью, ухоженной бородой и кожей чёрной, как чернила ночью. – Что за пещерные, абсолютно не толерантные манеры, помощник? Мы не на третьей палубе находимся и не на варварском Востоке. Извольте свериться с очередностью погрузки в шлюпки согласно всем гендерным вариантам.

– Да! – подхватили в толпе.

Пока помощник капитана соображал, пытаясь вписать возникшую задачку в морские законы, одна бойкая феминистка крикнула:

– Понятно, что следующими должны идти мы, – и уверенно направилась к шлюпке, отчего сразу получила неожиданный тычок в зубы от афро-островитянина.

– Ай! – всхлипнула она, удивлённо уставившись на обидчика. Тот и сам не ожидал от себя сработавшего рефлекса, ведь он с отличием окончил курсы «правильных манер». Чтобы как-то извиниться, прежде всего перед самим собой, он затряс рукой с растопыренными пальцами, как будто стараясь ускорить высыхание лака, а на глазах его выступили искренние слёзы. Тихо заскулил.

– Что вы делаете?! – закричал матрос, замахнувшись топором.

– Отставить! – скомандовал помощник капитана. – Вы будете отвечать за это! – в порыве морской романтики попытался вступиться он за обиженную.

– За что «за это»? – огрызнулся афро-островитянин. – Она же феминистка. У неё равные права с этими мужланами! – тут лицо его скривилось. – На суше я ещё в суд на неё подам, за ушиб руки! Руки у меня очень слабые, за ними требуется особый уход!

– Эм, – мгновенно оценив, не было ли им сказано что-то лишнее и не были ли оскорблены чьи-либо права, помощник с облегчением решил, что он заботился не о женщине как о женщине, а о здоровье пассажира, обратился к ней:

– Вы феминистка, это так?

– Да, – надула губы феминистка.

– Тогда, простите, вы не можете идти сейчас.

– А кто может? – прищурилась она, примериваясь, как бы отомстить мужиковатому ледибою.

Помощник капитана уверенно отчеканил:

– Женщины и дети.

– Да, но детей уже давно нет! – крикнул белый пансексуал, указывая рукой на шлюпки вдалеке, где блестели глазки камер на смартфонах.

Ими велась прямая трансляция. Дети мигом вырывались в топы просмотров, принимали соболезнования и грустными стикерами отписывались на потрясённые эмодзи зрителей. Кто-то уже прямо из шлюпки успел подписать контракт с новостными каналами, предоставляя эксклюзивную картинку и комментарии очевидца – ребёнка! – о разыгрывающейся трагедии. К тому же все они были потенциальными сиротами, что придавало их трансляции дополнительной остроты и повышало гонорары.

– Тогда женщины! – упорствовал помощник.

Феминистка опять сделал шаг вперёд.

– Не феминистки! Простите, мадам, но ваши права уравнены с мужскими, а они поднимаются в шлюпки в последний момент.

Корабль тонул. На его верхних палубах разыгрывалась современная драма, впоследствии описанная многочисленными свидетельствами, украшенная надрывными фильмами, пронзительными «графическими романами» и наградами.

– Но вы же сами уже приглашали мужчин, ха! – нашла лазейку феминистка.

– Эм, – стушевался помощник.

– Помощник! Я требую шлюпку!

– Шлюпку! – подхватили в один голос феминистки, почувствовав, что пришло время действовать. У них был нюх на такие моменты.

– Как же! Шлюпку вам! Пустите, пойдём мы, – в первый ряд протиснулась плотная кучка плечистых женственных транссексуалов, – юридически мы приравнены к женским персонам. Так что если кто и должен идти следующим, то мы!

– Только после нас! – окрысились феминистки.

– Ну уж нет! – обиженно крикнули пансексуалы.

Ситуация обещала выйти из-под контроля. Всё гендерное разнообразие принялось бороться за свои права. Скандал назревал нешуточный. Помощник капитана вовсе не хотел оказаться в его центре.

Действительно, пока шлюпки низших палуб покидали тонущий корабль в порядке известной очерёдности, причём уже грузились мужчины, первая и вторая палубы, практически в полном составе, шли ко дну вместе с «Главенством». Никак нельзя было определиться, кто же должен грузиться сейчас. Началась новая волна паники. Оставлены были приличествующие манеры, отброшены маски торжества свобод и толерантности, проявилась главная сущность просвещённой элиты – надежда на коварство и силу. В первую очередь, конечно, на силу. Персоны, биологически сохранившие женскую биологию, стали выдавливаться мужскими.

– Тихо! – крикнул помощник, бахнув, для острастки, из револьвера три раза подряд.

Тишина восстановилась, но ненадолго:

– Так кто должен сейчас по очереди идти? – задал кто-то совершенно непраздный вопрос.

– Будьте любезны, – вмешался мистер Гмон, мигом успокоив толпу.

Он устал стоять и наблюдать, как взращенные интеллектуалы дерут друг другу волосы и царапаются. Он страстно желал наконец-то сесть – хоть в шлюпку, хоть просто на удобный кожаный диван, что всё-таки было предпочтительнее; здоровый эгоизм заставил взять ситуацию в свои руки.

– Как нам известно, мир не состоит только из чёрного и белого. И между базовыми наборами «мужчины и женщины» есть ещё как минимум пятьдесят градаций серого, если вы мне позволите такую аллюзию. Всё-таки классика. Точнее, я хочу сказать, гендерного и психопатического разнообразия, конечно. Поэтому хотелось бы всё-таки услышать от помощника капитана чёткий план действий, кто должен идти первым.

– Но! – возмутилась опять феминистка, хлюпнув носом, из которого вновь шла кровь. Как истинная провокаторша она не знала границ. Рядом стоял ледибой с наливающимся фингалом.

– Позвольте, – мягко, но с авторитетом заметил мистер Гмон, – кажется, вы со мной хотели согласиться?