Хроники планеты монстров
Роман Елиава
Астронавты первой межзвездной экспедиции выходят из анабиоза. Всё оказалось совсем не так, как было запланировано. Теперь им предстоит быстро разобраться в происходящем, от этого напрямую зависят их жизни.
Роман Елиава
Хроники планеты монстров
День 1.
Представьте себе, что вы отлежали руку во сне. Затем проснулись и свежая кровь, наполненная кислородом, снова устремилась по своим артериям. Помните, что чувствуете в это момент? Думаю, что да. Так вот при выходе из состояния DС, консервации человека, ощущения очень похожие, за исключением того, что это происходит со всем телом одновременно. Состояние это так себе, глаза вылезают из орбит, а тебе самому хочется выскочить из кожи или поскорее умереть. Но, как и всему в этом мире. Процессу расконсервирования наступает конец. Система методично очищает клетки от веществ, замедляющих их жизнедеятельность почти до нуля. Процесс сопровождается многократным прокачиванием крови через разнообразные фильтры. При этом тончайшие иглы вводят во все части тела химические реактивы. И вот наступает момент, когда распахнутые глаза начинают фокусироваться, а мозг обрывочно мыслить.
Мой взгляд прояснился, и я сразу понял, что происходит. Понял по прошлому разу. Первый раз был тренировочный. Врачам нужно было проверить, как мы переносим состояние deep conservation. Итак, иглы втянулись обратно в капсулу, а ложе приступило к пневматическому массажу тела.
Я смотрел сквозь прозрачную крышку капсулы и не понимал, почему потолок расположен так высоко. Память вернулась ко мне достаточно быстро. Неужели, что-то пошло не так и проект остановили?! Крышка капсулы щелкнула и разъехалась в стороны. Я взялся за ее края и сел, оглядываясь вокруг.
– Ага, еще один проснулся, – сказал тощий и лысоватый человек со странным акцентом, одетый в белый балахон.
Я увидел, что точно также в капсуле сидит Джи Чен, одетая в комбинезон с большой эмблемой Организации Объединенных Наций на рукаве, как и у всех нас. Чен астрофизик из нашей команды. По её спокойному, лишенному эмоций лицу, никогда нельзя было понять, о чем она думает.
– Вы кто? – спросил я тощего человека.
– Доктор Штейн, Томас Штейн, – ответил он. А Вы, судя по надписи на капсуле, Максимилиан Готье.
– Верно, можно просто Макс. Всё сорвалось?
– Что сорвалось? – спросил он.
– Полёт, – сказал я, рассматривая помещение. Это была небольшая комната высотою около трех метров, в ней стояли пять наших капсул и еще какое-то оборудование, которое я не смог сходу идентифицировать. Возможно медицинское. Но в любом случае это не мог быть отсек нашего корабля «Надежда».
В это время, с характерным щелчком, раскрылась еще одна капсула, и из нее показался светлая, в прямом и переносном смысле, головка Лизы Смол, нашего радио инженера и второго пилота.
– Ага, Лиза Смол, – приветствовал девушку Томас Штейн, он склонился над какими-то мониторами своего оборудования, и я впервые обратил внимание, что к нему подключены наши капсулы.
– Где, мы? – спросила Лиза, повернув в мою сторону острый носик.
– Наверное, что-то с кораблем и полёт отложили, – пожал я плечами.
В это время раскрылись сразу две капсулы, и нам предстало удивленное лицо Джона Финна, нашего капитана и кислая физиономия биолога и врача Бориса Леонова. Финн сразу выбрался из капсулы и пошел ва-банк.
– Почему отложен полёт? – спросил он доктора Томаса Штейна.
– Я всего лишь врач, – ответил тот, и Макс снова отметил странный акцент, возможно немецкий.
Открылась дверь и в комнату вошла шатенка небольшого роста с острыми чертами лица и внимательными карими глазами.
– Все ответы потом, и не от меня, – продолжил тем временем доктор, – а, это мой ассистент, доктор Шейла Хилл, она разместит вас. Отдохните пару часов, после чего мы снова соберемся, и кто-нибудь ответит на ваши вопросы. А сейчас извините, мне нужно обработать множество данных о вашем состоянии. Консервирование сложная и не ординарная процедура.
Я вылез из капсулы, так же поступили Смол и Чен. Чувствовал я себя вполне сносно. Леонов продолжал сидеть, осматривая оборудование Штейна.
– Что это такое? – спросил он. Почему заменили анализатор Toshiba?
– Еще раз повторюсь, все вопросы потом, – ответил Томас Штейн. А мне нужно работать. Отнеситесь к ситуации профессионально.
– Борис, давай поднимайся, – сказал Финн, – надеюсь, очень скоро мы всё узнаем.
Леонов с показным кряхтением вылез из капсулы и присоединился к группе.
– Прошу вас, – жестом указала на дверь Шейла Хилл, – следуйте за мной.
Финн посмотрел на нас, затем вышел из помещения. Я пропустил вперед Лизу и Джи, затем тоже покинул комнату. Леонов замешкался, пытаясь внимательнее разглядеть медицинское оборудование.
Выйдя в коридор, я осмотрелся и не увидел ничего примечательно, за исключением огромного блондина с подстриженными ежиком волосами. Он стоял у стены, скрестив на груди мощные руки. Одет блондин был в форму, но это не была форма астронавтов. Это была форма цвета хаки, на ремне висела кобура.
– Ну вот, я так и знал, что полёт отменили, – высказал вслух мою мысль Леонов, – что террористы взорвали корабль?
– Всё не так, как вы себе представляете, – сообщила наша проводница.
– А как тогда? – спросил Финн.
– Послушайте, – ответила Шейла, – вы скоро всё узнаете, но не от меня. А сейчас прошу вас, идемте.
Она провела нас по бетонному коридору, освещенному галогенными или похожими на них лампами. Вдоль коридора шли пучки проводов, в две линии, силовые и оптические. Мы спустились на этаж ниже по металлической лестнице. Я обратил внимание, что двери этажей герметично закрываются толстыми воротами, выезжающими из стен.
Этажом ниже, в точно таком же коридоре, вдоль правой стены шли двери. Это были отсеки, комнаты. Хотя мне они больше напомнили тюремные камеры. Доктор Хилл показала каждому свою, отдельную, комнату.
– Отдыхайте, через два часа я за вами приду.
Высокий, накачанный блондин с пистолетом остался стоять в коридоре, что еще больше наводило мысль о тюрьме. Шейла перехватила мой взгляд.
– Это Вернер, если что-то будет нужно, попросите его, и он поможет.
Я кивнул, хотя мне казалось, что единственное, в чём мог помочь Вернер, так это отправить на тот свет.
Войдя в свой отсек, я скинул ботинки и упал на кровать. Чувствовал себя после консервации не важно. В отсеке ничего особенного не было, кровать, стол, два стула, душевая и туалет. Площадь, наверное, метров десять, подумал я.
Итак, значит, наша миссия по каким-то причинам провались. И скорее всего мы на военной базе. На тренировочный лагерь это не походило. Интересно это отсрочка полёта или же его совсем отменят. Что же случилось? Джулия обрадуется, вспомнил я про свою подругу. Хотя я ей ясно дал понять, что моя главная цель полететь.
Мы сидели с ней в кафе на Массачусетс Авеню, в мой последний приезд в Вашингтон. Я должен был оформить бумаги, а она уже знала, что я улетаю. Я даже не мог остаться с ней, поскольку вечером мне нужно было вернуться в Хьюстон. Но она всё равно пустила слезу. Это было наше последнее свидание.
– Макс, может быть, ты передумаешь? Мои родители готовы отдать нам второй дом. У тебя же отличное образование, тебя везде возьмут на работу. Кроме того, ты бы мог работать заместителем у моего отца.
– Послушай, мы это обсуждали несколько раз. Я потратил несколько лет и кучу денег, чтобы попасть в группу и мне очень повезло, что первый номер сломал руку. Понимаешь?! Я всю жизнь шёл к этому. И когда меня назначили лишь дублером… И вот появился такой шанс, – продолжил я после паузы. Ты хочешь, чтобы я упустил его?
– Но ты же не вернешься оттуда? – спросила она, глотая слёзы.
– Нет. Это билет в один конец. Но я тебе честно сказал об этом, при нашем знакомстве и, мне кажется, это сыграло не последнюю роль в том, что у нас было. Тебе всегда льстило быть девушкой астронавта, разве нет? Чтобы подруги завидовали, открыв рот.
– Я всегда думала, что ты останешься. Что это не серьезно. К тому же, как ты говоришь, ты…ты был всего лишь дублером.