– Правда! Правда!
Остерман не мог удержаться от доброй понюшки табака, а затем продолжал:
– А коли правда – не угодно ли вам вот эту бумажку с подписью государыни? – И он отдал второе воззвание.
Общее недоумение читалось на всех лицах… Что это говорит и делает великий «оракул»?
Орлиным взором обвел собрание Остерман и произнес:
– Слушайте, господа, меня внимательно. В России должна быть неограниченная монархия. Когда власть царицы не будет ничем и никем связана, ограничена, тогда всем будет лучше… Нельзя допускать к трону одних избранных. Они захватят власть. Все то, что предлагают Голицыны и Долгорукие, все эти пункты, кои в Митаве сгоряча подписала Анна Иоанновна, и то, что она должна будет подписать торжественно завтра, в день провозглашения ее императрицей, является гибелью для страны. Нам надо упразднить Верховный тайный совет. Это – первое.
– Вы видите,? – обратился Черкасский к «конспирантам»,? – великий птенец Петра Первого, знаменитый Остерман, сам член Верховного тайного совета, заявляет вам, что это мрачное учреждение надо уничтожить. Или и теперь вы станете сомневаться в том, что мы ведем безумную, опасную игру, которая может окончиться неудачей? Да разве, если бы это была неверная ставка, господин Остерман примкнул бы к нам?
Почти до утра шло тайное заседание заговорщиков во главе с будущим канцлером Остерманом.
XVII
Сон Анны Иоанновны
После ухода «смелого» Ивана Долгорукого, долго не могла прийти в себя Анна Иоанновна – а был уже час поздний, предутренний… Ужас овладел ею.
– Как могла я до того дойти? – охала она.? – Что ж теперь будет? В полон попала я к ним, князьям Долгоруким. Ежели строгость приму – они мне сейчас же о гуслях вспомнят. А Эрнст мой? Ну, как он узнает?…? – Несколько раз, чтобы успокоить себя, она подкреплялась стаканчиками вина, и с каждым новым приемом отравы у нее становилось легче на душе.? – А что я сделала такого?… Эка важность, подумаешь! Да разве я не царица? Что хочу, то и буду делать…? – подбодряла она себя.
Красавец Иван Долгорукий неотступно стоял перед ее глазами. Она точно еще чувствовала его прерывистое дыхание, силу его медвежьих объятий.
С большим трудом ей удалось заснуть… Сначала сон был тревожный, часто прерывающийся. Анна Иоанновна вскакивала на постели и кричала диким, испуганным голосом: «Ой, ой!.. Пусти!» Но постепенно она успокоилась и вскоре сон перешел в глубокий.
И страшное, диковинное стало сниться ей.[28 - Это был вещий сон; впоследствии все, за исключением личного присутствия Анны Иоанновны, сбылось наяву.]
Мрачная комната со сводчатым потолком – не то вроде огромного склепа, не то погреба – озарена багрово-красным светом. Этот страшный свет вырывается из пасти огромной печи, стоящей в углу. Целая масса каких-то странных, непонятных предметов заполняет почти все пространство унылого подземелья. Анну вводят и говорят ей:
– Ваше величество, садитесь на этот стул. Сейчас вы увидите, как мы будем расправляться с врагами.
– Чьими врагами? – спрашивает она, стараясь рассмотреть лица тех, кто привел ее сюда.
– С моими! – слышится ей знакомый голос.
– Ах, это ты, Эрнст? – узнав Бирона, задает она вопрос.
– Да, это я. Ты, для которой я достал трон, изменила мне. За это ты обречена на страшную пытку: на твоих глазах первым будет замучен Иван Долгорукий.
Жутко, страшно царице. С тоской всматривается она в диковинные предметы, которыми заставлена комната.
– Что это, Эрнст? – робко спрашивает она, указывая на какое-то сооружение, похожее на качели.
– Это – дыба,? – отвечает с отвратительной усмешкой ее фаворит.
– А это?
– Это – железные гвозди, которые вбивают под ногти пытаемым. Два гвоздя будут вбиты и Ивану.
– А что вот это такое? – показывает Анна Иоанновна на кресло.
– Это – для особо важных преступников: кресло раскаливают добела и потом на него сажают пытаемого…
Около печки сидит на корточках палач… Он подбрасывает поленья дров в печь, откуда летят искры.
Все больший и больший ужас овладевает Анной Иоанновной. Она пытается бежать, но ее грубо схватывает за руку Бирон.
– Куда?! – хрипло спрашивает он.? – Бежать задумала? Нет, посмотри до конца!..
– Пусти меня, пусти, Эрнст! Мне страшно!..? – молит она.? – Смотри, какие-то страшные руки хотят схватить меня.
Но Бирон молчит.
– Введите его! – кидает он затем приказ заплечному мастеру.
И вводят человека, полуобнаженного. Он молод, красив, но дрожит мелкой-мелкой дрожью.
– За что вы схватили меня? Я – Иван Долгорукий, а вы кто? – исступленно кричит он.
– А мы – палачи!
«Палачи?! Господи, где же я?» – с тоской думает Анна Иоанновна.
– Где ты? Знай, Анна, что ты в комнате пыток, тайных сыскных дел канцелярии,? – шепчет, наклоняясь к ней, Бирон.
– Кто же учредил эту канцелярию?
– Я! – гордо отвечает Бирон.? – Начинайте допрос с пристрастием!
И Ивана Долгорукого начинают допрашивать:
– Хотел ли ты простудить государя?
– Нет, не хотел. Сами посудите: какая мне от того могла польза быть, когда он меня другом своим ближним считал? – отвечает Долгорукий.
– А зачем же ты спаивал его?
– Сам он пить хотел…
– А девиц непотребных, заморских блудниц доставлял ты ему?
– Нет, не доставлял,? – трясет головой Иван Долгорукий.
– Врешь, негодяй! – слышится ответ.? – Ну-ка, ребята, взденьте его на дыбу!..
И князя Ивана вздымают. Слышится легкий хруст костей, и князь кричит: