Герцогиня и «конюх»

– Да, ваше высочество,? – низко склонился Голицын.? – Один росчерк пера – и вы – императрица.

– А что же я должна подписать? – как-то особенно экзальтированно спросила герцогиня.

– Вот эту бумагу! Угодно вашему высочеству выслушать содержание ее? Мы предупреждаем вас, ваше высочество, что это – воля народа.

Анна Иоанновна молча согласилась на прочтение и, когда чтение ограничительной грамоты окончилось, тотчас же подписала ее.

XIII

В Москве. «Остерман работает»

Тепло, торжественно, со звоном колоколов всех сорока сороков, встретила Первопрестольная Анну Иоанновну.

Хотя народу избрание ее на царство и казалось каким-то диковинным, чудным, непонятным – кто знал о ней, захудалой герцогине Курляндской? – тем не менее народ радовался, что появилась царская власть, а не власть одних «верховников».

Долгорукие поселились около покоев Анны Иоанновны и никого не пускали к ней без себя.

Для бывшей герцогини Курляндской получилось заточение еще более тягостное, чем митавское.

Бирон отправился к Остерману. Великий дипломат заканчивал беседу, по-видимому, весьма важную, с князем Черкасским, который бывал у него почти ежедневно. Этот князь Черкасский, представитель «шляхетства»-дворянства, страшный богач, но человек в высокой степени ограниченный, сыграл известного рода роль в уничтожении замыслов «верховников» об ограничении царской власти.

– Подождите, Эрнст Иванович, я сейчас к вашим услугам,? – бросил Остерман Бирону.? – Итак, князь, вы не струсите?

– Что вы! Что вы! Конечно, нет…

– Приезжайте ко мне вечерком. Надо будет о многом еще договориться,? – окончил беседу Остерман.

Черкасский уехал, едва взглянув на Бирона и надменно кивнув ему головой. Впоследствии этот надменный кивок дорого обошелся князю.

– Я сейчас хочу проехать к Анне Иоанновне, Бирон,? – начал Остерман.

– Я не видел ее вот уже несколько дней,? – угрюмо произнес Бирон.

– Вы же не уверите меня, дорогой Эрнст Иванович, что это чересчур огорчает ваше сердце? – тихо рассмеялся Остерман.? – А просто вас разбирает бешенство, что около нее теперь находитесь не вы, а эти пьяные звери. Верно?

– Да! – резко ответил Бирон.

– Ничего не поделаешь, Бирон, надо потерпеть. Пусть все думают, что фаворит герцогини, когда она сделалась императрицей, получил чистую отставку.

Бирон хрипло рассмеялся.

– Нам надо вести нашу игру очень тонко! – произнес Остерман.? – Если мы хотим опираться на дворянство и на войско, чтобы уничтожить ограничительную грамоту, да и весь этот Верховный тайный совет, то необходимо, чтобы ни дворянство, ни войско, ни духовенство не боялись особенно нас, немцев. А то они будут так рассуждать: «Освободим мы государыню от властных князей-вельмож, ан, глядишь, в лапы к немцам попадем! А лучше ли от того будет? те все же – наши русские, свои, а эти немцы – басурмане!» Понимаете, Бирон?

«Конюх» молча кивнул головой.

– Вы в особенности должны стушеваться,? – продолжал Остерман.? – О той роли, которую вы играли при царевне-герцогине Анне Иоанновне, знают очень многие.

* * *

Всякий раз, когда Остерман появлялся во дворце, лица князей Долгоруких вытягивались. Они ненавидели его, но и страшно боялись – боялись его поразительно острого ума, изворотливости, ловкости…

– Как чувствует себя ее величество? – осведомился Остерман у Алексея Долгорукого.

– Опочивает, кажется,? – ответил тот.

– Ну, ничего, я разбужу ее! – улыбнулся Остерман.

Долгорукий не выдержал и спросил:

– Скажите, наш великий оракул,[27 - Так величали Остермана при дворе.] о чем это вы столь продолжительно беседуете с императрицей?

– А вас почему это так интересует, ваше сиятельство? – насмешливо улыбнулся Остерман.

Долгорукий смешался, но тотчас ответил:

– Нет, я просто так полюбопытствовал.

– Вступая на престол, Анна Иоанновна желает поучиться кое-какой государственно-политической мудрости,? – продолжал Остерман.? – Зная меня, как опытного в сих делах дипломата, она и выразила требование, дабы я обучал ее…

– Гм…? – ухмыльнулся в бороду Долгорукий.? – Особенно чего же ей стараться? Делами государственными не одна она, чай, будет ведать.

Остерман шепнул на ухо Долгорукому:

– Да она и совсем не будет ведать ни о чем, князь Алексей. Разве мы не связали ее по рукам и по ногам?

Лицо Долгорукого просветлело.

– Значит, вы в нашей партии? – воскликнул он.

– А то в чьей же? Разве я – не член Верховного тайного совета? Или вы исключили меня оттуда?…

Тут Долгорукий крепко пожал руку великого дипломата и произнес:

– В таком случае надо действовать заодно. Ведомо ли вам, великий оракул, что по Москве ходят по рукам подметные письма?

– Ведомо!..? – спокойно ответил Остерман.

– А что писано там, знаете?

Остерман вместо ответа вынул листок бумаги и, протянув его Долгорукому, спросил:

– Одно из этих, князь Алексей?

Долгорукий совсем обомлел. Он несколько секунд молчал, а потом тревожно воскликнул:

– И вы, Остерман, столь спокойно относитесь ко всему этому?

– Я никогда не волнуюсь и не теряю головы. Опасность велика, я знаю это. Но ведь мы настороже, князь?