Дела семейные

– Пожалуйста, дедушка.

– Мой чемодан и судно остались внизу, – напомнил Нариман, адресуясь ко всем сразу.

– Сию минуту принесу! – вызвалась Куми, которой сильно хотелось улизнуть.

Санитары с трудом уложили Наримана на диван – диван был у?же кровати, а в комнате не было места, чтобы вплотную придвинуть носилки и переложить пациента одним движением. Пришлось поставить носилки на пол и поднять Наримана на руках.

– Ох! – вскрикнул он.

Роксана непроизвольно зажала себе рот рукой.

Джал расплатился с санитарами и выпроводил их.

Придвинув стул к дивану, он уселся рядом с Нариманом и погладил его по руке.

– Ну, вот и все, папа. Надеюсь, мы тебя не замучили. Ты знаешь, Рокси, он у нас отважный солдат, за целую неделю ни разу не застонал.

– Не столь уж и отважный. Я достаточно настонался с этим стульчаком.

Роксана спросила, при чем тут стульчак, если папе не разрешено вставать с постели?

Запыхавшаяся Куми вошла в комнату с чемоданом и с завернутыми в газету судном и уткой, проклиная неработающий лифт.

– Ты что, думаешь, мы нарочно хотели помучить папу? – вспыхнула она. – Мы считали, что стульчак будет удобней для него.

– Оказалось, ошиблись, – разъяснил Джал. – Когда нет опыта, можно ошибиться.

Перед уходом они рассказали Роксане, как давать папе лекарства: от болезни Паркинсона, от остеопороза, от давления. Роксана хотела все записать, но Нариман остановил ее:

– Я все это знаю наизусть.

Куми отозвала сестру в сторонку и прошептала ей на ухо, чтобы она не очень полагалась на него.

– Он забывает и часто путает слова.

Прощались дружелюбно и весело, Джал пошутил, что через три недели надо будет устроить соревнования по бегу между папой и Джехангиром.

– И придется дать папе хороший гандикап, иначе у Джехангира не будет ни шанса.

Куми заявила, что им будет одиноко без него.

– Поскорее возвращайся, папа! – Она поцеловала его в щеку и помахала с порога.

* * *

Прежде всего нужно проветрить комнату, сказала Куми по возвращении в «Шато фелисити». Ей казалось, что запах пропитал всю квартиру, включая даже кухню.

– Ну что ты говоришь, – пытался урезонить ее Джал, – не так уж и пахнет.

– Возможно, ты и обоняние теряешь, а не только слух. Тебе надо обратиться к доктору.

Она распахнула окна и двери во всех семи комнатах, включила все потолочные вентиляторы, не страшась пыли. Пыль можно потом вытереть.

– Как странно, – сказала она часа через два, – я все равно чувствую запах, даже в маминой комнате пахнет, хотя она так далеко.

– Скорей всего, запах у тебя в голове. Это чисто психологическое.

– Если я чувствую запах и он меня беспокоит, то какая разница, где он?

– Верно. Если он у тебя в голове, так ничто не поможет. Как кровь на руках леди Макбет, помнишь? Все благовония Аравии, все твое мытье и проветривание не сможет удалить его.

Куми ответила, что ее достаточно раздражает вонь, можно обойтись и без глупых комментариев.

– Заговорил как папа – так же мрачно и театрально. Лучше помоги мне с работой.

Остаток дня они провели за тщательной уборкой комнаты Наримана. Постельное белье нужно было замочить с мыльным порошком в одном ведре. Клеенку – в другом. Сняли шторы с окон. Все в комнате – ночной столик, комод, шкаф, оконные рамы, дверь, абажур и лампочка, – все было вымыто раствором «Деттола» и насухо вытерто.

Вечером Джал объявил, что с него хватит. Он уселся в полумраке гостиной; Куми продолжала мыть и тереть.

Около восьми Куми пришла спросить, устроит ли его яичница с картофелем на ужин. В гостиной было уже совсем темно.

– Я не голоден, поужинай одна.

Ей тоже не хотелось есть.

– Давай просто выпьем моего малинового шербета. Мы слишком устали, чтобы есть, а вот выпить холодненького…

Выходя из комнаты, она протянула руку к выключателю, но Джал попросил не зажигать свет.

Возвратившись с подносом, она услышала, как брат вздыхает в темноте. Поставила поднос на стол и зажгла настольную лампу.

– Джал? Что не так?

Он покачал головой.

Куми села напротив него и подала ему стакан.

– Выпей, это освежит тебя. Мы просто измотаны. Мне тоже не по себе.

Он снова покачал головой:

– Что мы наделали, Куми?

– Ничего. Ничего мы не наделали. Не будь слюнтяем.

Но ей было тошно. Она заставила себя отпить глоток.

– Так надо было. У нас не было выбора.