Вышел парень, поклонился
Кучерявой головой:
«Ты прощай ли, моя радость!
Я женюся на другой!»
Побледнела, словно саван,
Схолодела, как роса…
Душегубкою змеёю
Расплелась её коса!
«Ой, ты, парень синеглазый,
Не в обиду я скажу:
Ведь и я пришла сказать, что
За другого выхожу!»
Не в заутренние звоны,
А в вечерний переклик
Скачет свадьба на телегах,
Верховые прячут лик!
Не кукушка там кукует –
Плачет Танина родня:
На виске у Тани рана
От лихого кистеня!
Алым венчиком кровинки
Запеклися на челе…
Хороша была Танюша,
Краше не было в селе!
Я закончил петь. В нависшей дымной тишине возникла неловкая пауза… Танюха тупо затушила в пепельнице сигарету, которую только что курила, и вдруг вздрогнула всем телом!
До неё, наконец, дошёл смысл услышанного:
– Что? Он убил её, что ли? Он её убил? За что?
– За то, что она вышла замуж за другого, – тихо ответил я.
– Вот сволочь! Он же сам женился на другой! – из размазанных голубых глаз Танюхи брызнули слёзы, и только теперь я понял, что она абсолютно пьяна…
– Ну, он, типа… взял её на понт, проверил на верность, – тихо пролепетал я, немного оторопев от такой бурной реакции Танюхи на мою песню.
– Гад! Гад этот твой Есенин, раз такие песни пишет! – горько зарыдала Танюха, – чтоб он сдох… идиот!
– Так он в некотором роде… того… – я жалостно погладил её по плечу.
– Что «того…»? – сквозь слёзы переспросила Танюха.
– Умер. Вернее, покончил жизнь самоубийством…
– Да? Правда? Так ему и надо! … Когда? – засыпала она меня вопросами.
– Давно… В одна тысяча девятьсот двадцать пятом году!
– А-а! Сто лет в обед, при царе Горохе?
– Да нет. Повесился в Ленинграде, в гостинице «Англетер», уже во времена СССР.
– Ну, и чёрт с ним! А Танюшу очень жалко… Давай выпьем, Красавчик! Наливай, – она утёрла слёзы, ещё больше размазав тушь по щекам, и добавила, – не чокаясь!
Я мельком взглянул на часы. Шёл уже второй час ночи. Мне нестерпимо хотелось спать, и я отложил гитару в сторону.
– Ну, что ты, Красавчик? Баиньки хочешь? Иди в ванную комнату, ополоснись перед сном, а я пока постелю тебе в зале, на тахте… иди!
Не стесняйся, – успокоившись, сказала Танюха.
– Я и не стесняюсь, – оправдался я и тихо побрёл вдоль узкого и тёмного коридора за походной сумкой с разными причиндалами.
Под горячим душем мне стало немного легче. Хмельной угар отступил, осталось лишь лёгкое головокружение. Я насухо обтёрся мягким полотенцем и обернул его вокруг себя на уровне пояса.
За дверью послышалась громкая музыка – это Танюха нагло врубила на кухне свой дешёвый магнитофон, чтобы я не слышал, как она начала вторую бутылку водки. Я тихонько вышел из ванной комнаты и, прошмыгнув в зал, скользнул под одеяло на постель, которая была бережно разостлана на широкой тахте. Улёгшись на спину, я уставился в жидкокристаллический экран плазменной панели телевизора – там шла красочная программа МУЗ-ТВ. Я закрыл глаза и медленно стал погружаться в глубокий сон. Сознание постепенно улетучивалось, и я забылся…
Очнулся я от того, что мне совершенно нечем было дышать! Абсолютно голая Танюха плашмя лежала на мне сверху всей своей расплывшейся тушей… Она впилась в меня своими пухлыми влажными губами и гладила толстыми пальцами мои плечи! Её пышные и упругие груди огромными шарами накатывались на меня так, что я не в силах был пошевелиться!
– Что ты делаешь, Танюха? – сдавленно прошептал я и обнял её вокруг спины, пытаясь сбросить в сторону.
Но не тут-то было! Танюха обвила своими толстыми ногами мои голые ноги и лишь плотнее прижалась ко мне… Эта неистовая борьба продолжалась несколько минут, и я окончательно понял, что уже совсем не в состоянии одолеть её в этом поединке!
Решив прибегнуть к хитрости, как к последнему аргументу, я негромко, но напряжённо объявил:
– Подожди! Ну, подожди ты! У меня нет с собой резинки!