Час Купидона. Часть II. Купидон и тщетные терзания любви

– Я же просил не беспокоить нас, – скорее вопросительным тоном ответил ему Франсуа-Анри и сделал знак войти. – Что ещё?

– Письмо для вашей милости.

– Ещё? Давайте же его сюда! – дю Плесси-Бельер протянул руку, но мажордом остался за дверью, не спеша отдать письмо, и скосил недоверчивый взгляд в сторону де Лозена.

– Слуга, принесший письмо, ждёт вашего ответа, – шёпотом пояснил вышколенный слуга и наконец отдал письмо маркизу.

Вскинув брови в удивлении, тот одним небрежным движением руки вскрыл печать из красного сургуча и развернул сложенный вчетверо лист плотной бумаги. При чтении послания лицо маркиза несколько раз меняло своё выражение от весёлой ухмылки до недоумения и даже сомнения. Он перечитал письмо дважды, прежде чем снова обратить внимание на мажордома.

– Ответ ожидают на словах или также письмом? – спросил он, вчитываясь в последнюю строчку. – У нас остаётся не так уж много времени. Сказать точнее – у нас совсем нет времени.

– У нас? – переспросил де Лозен, и на его лице не осталось ни следа от вежливого безразличия.

– Да. Тут говорится о приглашении на большую репетицию. Это балет «Купидон или тщетные усилия любви». Вы наверняка тоже приглашены участвовать в этой постановке. Думаю, что вас ожидает такое же послание, Лозен. И вам предложат роль.

Лозен с удивлением уставился на друга – не шутил ли тот. Но дю Плесси-Бельер оставался бесстрастным и как будто успел позабыть о приглашении, увлекшись собственными мыслями.

– Так что же там насчёт роли-то? Кажется, что после успешного дебюта Виллеруа в роли Купидона, мне уже не достанется ничего интересного. Ну не Сатира же, в самом деле, танцевать.

– Его величеству требуются не только актёры, но и зрители, – пояснил свои последние слова Франсуа-Анри и, сложив лист вчетверо, спрятал его в шкатулке для бумаг.

– Ах вот оно что! – вздохнул с видимым облегчением де Лозен и потянулся. – Ну что же, коли так, то мне пора. Наверняка я застану на своей квартире такое же послание или что-то вроде того. Вряд ли оно будет запечатано красным сургучом, – он не скрывал, что догадался, от кого именно было письмо, которое передали дю Плесси-Бельеру. – Ну, разве что с припиской относительно того, сколько человек из гвардейской роты я могу взять с собой в качестве самых искренних и горячих поклонников юных танцовщиц кордебалета. Граф де Сент-Эньян обычно очень пунктуален по части организации подобных мероприятий и даёт весьма определённые указания.

– Да, внимание публики будет не лишним, – кивнул полковник и повернулся к двери. – Итак, передайте посланнику, что я и маркиз де Лозен будем в Лувре в назначенный час. И я выполню всё, что мне предложено сделать.

Де Лозен собрался уходить, и маркиз из деликатности не задерживал его дольше. Ведь он помнил какими переживаниями терзалась очаровательная молодая актриса в ожидании новостей, а главное – своего пылкого любовника. В том, что побывав в своей квартире с тем, чтобы переодеться и проверить прибывшую почту, де Лозен отправится прямиком на улицу Пти-Бурбон – дю Плесси-Бельер нисколько не сомневался. А сам маркиз де Лозен, видя понимание на лице друга, не счёл необходимым опровергать или подтверждать его догадки. Получив почти исчерпывающие ответы на все свои вопросы и достаточно сведений для того, чтобы успокоить оставленную ими в состоянии, близком к панике, мадемуазель Стансу, он хотел успеть вернуться к ней в театр до наступления темноты.

– Не забудьте заглянуть и к мадам герцогине, – с улыбкой напомнил дю Плесси-Бельер, провожая маркиза к двери. – Она ждёт вас с новостями.

– Какими новостями? – Лозен не сразу понял, о чём шутил его друг, но заметив красноречивый жест барабанивших по дверному косяку пальцев, широко улыбнулся и кивнул. – Ах да! Ну конечно же! Я загляну к её светлости. Эй, любезный! – щелчком пальцев он подозвал дожидавшегося в коридоре мажордома. – Передайте герцогине, что я желаю передать ей моё почтение.

– Сию минуту, ваша милость!

Когда шаги мажордома и де Лозена затихли на лестнице, Франсуа-Анри отошёл от двери и, заломив руки за голову, трижды пересёк комнату, расхаживая взад и вперёд. Он подошёл к венецианскому окну, выходившему во внутренний дворик особняка, где был посажен сад с небольшим лабиринтом из стриженых кустов самшита и жасмина. Всё это было скрыто от любопытных прохожих за кованой решёткой ограды и непроницаемой высокой стеной из аккуратно постриженных кустов боярышника.

Письмо, полученное им от Людовика, радовало заманчивым предвкушением весёлого розыгрыша, и в то же время озадачивало из-за необходимости сохранить всё в полной тайне. Из письма следовало, что у короля были собственные планы на репетицию, далёкие от того, что он намеревался представить почтенной публике. Кроме того, в его затее должны были принять участие не только дю Плесси-Бельер, но и ещё несколько лиц из близкого окружения Людовика, а это означало, что успех предприятия во многом зависел от каждого и, даже не от кого-то отдельно взятого, а ото всех его друзей вместе.

Кроме самого письма с приглашением на репетицию, маркиз получил ещё и коротенькую записку от крёстной с просьбой навестить её в ближайшее время. Само по себе королевское приглашение послужило бы удобным поводом для того, чтобы появиться при дворе, но это привлекло бы к нему излишнее внимание. Франсуа-Анри решил не пользоваться им, ведь визит амбициозного молодого человека к пожилой придворной даме был более подходящим предлогом. И самое главное, что со стороны это – и в самом деле – выглядело так, будто он визит с целью заручиться рекомендациями и ценными советами у опытной статс-дамы, не более того. Франсуа-Анри сразу же подумал, что именно благодаря везению или благоприятному стечению обстоятельств, он получил прекрасную возможность завуалировать задуманный королём розыгрыш. Все увидят то, что он явился во дворец к мадам де Ланнуа, а вовсе не к королю. Это плюс. Но как успеть проделать всё и успеть до начала репетиции? Это следовало обдумать. К тому же дорогая крёстная ждала его не столько ради того, чтобы занять свободный досуг пересказами придворных сплетен и новостей. Она ждала от него отчёта о расследовании того деликатного поручения, которое возложила на него от имени Анны Австрийской.

Франсуа-Анри не услышал, как в комнату вошла его мать – герцогиня де Руже. Она подошла к окну и встала рядом с ним.

– Вы кажетесь расстроенным в последнее время, мой дорогой.

– Вам это только кажется, матушка, – ответил он и прижал к губам ласкавшую его щёку ладонь матери.

– Ах Анрио, вам ещё многому нужно научиться. И прежде всего искусству маскировать переживания. Вы совсем не умеете скрывать их от женских глаз. А мы умеем быть проницательными, мой дорогой. Больше, чем вы себе представляете.

– Нет, матушка, я не умею притворяться, – согласился маркиз и задержал её ладонь чуть дольше возле своих губ. – Ваши глаза видят всё в моей душе. Это, несомненно.

– Так всё-таки что тревожит вас, Анрио? – спросила Сюзанна де Руже, заглядывая в глаза сына, – такие же синие, как у неё.

– Это связано с тем, что с некоторых пор я чувствую себя парией в обществе, – заговорил после некоторого молчания Франсуа-Анри, уловив в материнском взгляде лучики безотказной и безусловной любви.

– Как? Но отчего же? О нет, вам это только кажется, мой дорогой. А ну-ка! Расскажите мне всё, молодой человек. Кто это отказал вам в визите? Где вас не желают принимать? Это дама? – она покачала головой. – Или это всё из-за частых походов в театр Итальянской комедии? Да? Ведь я угадала? Так знайте же, мой дорогой, – это всего лишь ревность. Только она. И к сожалению, вам придётся проявить терпение, если уж вы пользуетесь успехом у дам. Все обожают вас, но и ревнуют вместе с тем. Мы, женщины, дорогой мой, такие же собственницы, как и вы, мужчины. Мы не любим, когда нас вынуждают делиться победами. И тем более, нашими сокровищами, – она лукаво улыбнулась. – Нашими трофеями.

Слова матери вызвали приятное тепло в душе маркиза, ему было лестно услышать это. И не просто от матери, которая любила его без памяти, а из уст самой Сюзанны де Руже маркизы де Брэ дю Плесси-Бельер, чьё мнение является непререкаемым и абсолютным в литературных кругах и в высшем обществе Парижа. И то обстоятельство, что она заблуждалась как в отношении его побед, так и о причинах его беспокойства, – было лестным для него. Ведь это означало одно: он всё-таки усвоил и весьма успешно главное правило успеха в обществе – не быть, а казаться!

– Да, кстати, матушка, до меня дошли слухи о празднике, готовящемся в одном из поместий нашего с вами общего друга, – как бы невзначай произнёс Франсуа-Анри, назвав их общим другом человека, которого в глубине души ненавидел до такой степени, что пожалел бы испачкать свою шпагу его кровью.

– Так вы о Никола Фуке, мой милый? – с чувством лёгкого подозрения спросила мадам де Руже.

– Конечно же. Именно о нём, – постаравшись придать своему голосу как можно больше легкомыслия, подтвердил маркиз.

– Так это же всем известные планы, – улыбнулась герцогиня, подразумевая, конечно же, узкий круг лиц из числа завсегдатаев её собственного салона, а также лиц, полезных виконту де Во в его финансовых и придворных делах.

– И что же это за праздник? Могу ли я рассчитывать на приглашение? Или всё это касается только круга избранных?

– А приглашения и не рассылались вовсе, – простодушно ответила мадам де Руже, не уловив подвоха в вопросах сына. – Это всего лишь маленький праздник в честь окончания Великого поста и только. Виконт соберёт гостей в своей новой резиденции.

– А, – коротко, как и следовало, чтобы показать, что не был удивлён или заинтересован, отозвался на это Франсуа-Анри, устремив взгляд в темнеющее небо.

– Я, конечно же, поговорю с виконтом. Напомню, чтобы он не забыл о приглашении лично для вас, мой дорогой. И если вы хотите встретить там кого-то определённого, – она улыбнулась, подумав о блестящей возможности представить сына семейству герцога д’Эсте, чьи супруга и две дочери давно и настойчиво выказывали интерес к молодому полковнику, прославившемуся в военной кампании своего отца, маршала де Руже.

– А кто ещё будет приглашён? Мне было бы приятно видеть не только этих подпевал из числа бумагомарак, – Франсуа-Анри ловко сыграл на увлечении матери изящными искусствами и, особенно, высокой поэзией. Прекрасно зная о покровительстве, которое Сюзанна де Руже оказывала молодым дарованиям из мира поэзии и драматургии, он попробовал разыграть простую комбинацию для претворения в жизнь собственного плана.

– Ну конечно же, туда прибудут и другие гости. Да вот те же герцоги де Навайль и де Тремуйль. И я напомню виконту о том, чтобы он не забыл про маршала де Грамона и его сына, графа де Гиша. И про его дочь, конечно же. Катрин де Грамон – она такая душечка! Весьма одарённая и прекрасно воспитанная юная особа.

– Как, и де Грамоны будут приглашены? – приподнял бровь Франсуа-Анри. – Тогда, я предположу, что и маршал де Невиль не останется в стороне, не так ли? А как насчёт ещё одной персоны, – он с задумчивым видом посмотрел на кончики пальцев. – По идее, кто заполучит внимание юного короля, тот заручится и дружбой всей его свиты. Я бы поставил на Людовика. И на Филиппа также. Это беспроигрышный вариант, если вы понимаете, о чём я.

– Это не мне судить, – тон Сюзанны де Брэ вдруг похолодел. – Её величество наверняка будет возражать против того, чтобы её драгоценные чада покинули Париж на целых два дня.

– А празднества рассчитаны на так долго?

– Вообще-то на три дня.

– И гостей разместят в замке Во? Но это должен быть настоящий дворец. Там должно быть не менее двадцати, если не больше комнат с полагающейся мебелью и всеми требуемыми для комфортного ночлега удобствами.

– Эта или другая достаточно вместительная резиденция, – коротко ответила на это предположение о возможностях виконта де Во герцогиня и с лёгким недовольством поджала губы. – Я не знаю насчёт всего королевского двора, но для вас и для ваших друзей я непременно получу приглашения. И кого же конкретно вы желаете увидеть там? Ну же, мой милый, к чему скрытничать? Это кто-то из дам? Она представлена ко двору? Или какая-нибудь очаровательная парижаночка? Ну же, мой дорогой, скажите же! Или это одна из примадонн Итальянской комедии? Ах милый Анрио, мне-то вы можете открыться без утайки.

– Я не знаю пока ещё, – на удивление изобразить простодушие ему удалось очень легко, и Франсуа-Анри не пришлось притворяться: ведь кроме одной юной особы, вот уже несколько месяцев никакая другая женщина не занимала его мысли.

Глава 3. Заручиться помощью крёстной

Утро. Лувр. Комната герцогини де Ланнуа

Лёгкая дремота, как обычно, захватила мадам де Ланнуа за вязанием. На этот раз в её руках был кружевной воротничок – часть праздничного облачения для отправления службы во время особо торжественной мессы во дворцовой часовне. Аббат Жослен был одним из самых частых гостей в уютной комнате герцогини. Он обожал лечебные отвары из ромашки с мятой, которыми его потчевала почтенная дама, помимо пышных плюшечек, непременно украшавших собой столик у камина. За чашкой отвара святой отец любил поделиться рассуждениями о нравах и устоях, царивших при дворе, а более того, о новостях и самых свежих слухах, циркулировавших во дворце. Отвар ромашки был особенно хорош для печени отца Жослена, пошаливавшей вследствие излишеств и беспечного образа жизни в юные годы. Вот только пить этот отвар средь бела дня, тем более с утра, было чревато ввиду вызываемой им сонливости. Вот и опять, не сумев перебороть дремоту, окутавшую её после беседы с преподобным отцом Жосленом, мадам де Ланнуа уснула в своём кресле у камина с вязанием в руках. Она так и проспала бы до самого обеда, если бы верная камеристка не разбудила её, принеся на подносе бодрящий напиток из кофейных зёрен, который она приготовила для герцогини и для её следующего гостя, которого мадам ждала к полудню.

– И долго же я проспала, Мари? – спросила мадам де Ланнуа, тут же очнувшись от дрёмы, когда до её чуткого слуха донёсся тихий звон чашек и блюдец, расставляемых на столике.