Побег

Побег
Роберт Сперанский

Что такое несвобода и как ее воспринимают люди, в силу обстоятельств, обязанные ею жертвовать. На примере побега солдата из советской армии его глазами и немного со стороны следователя постараемся это понять…

Побег

Роберт Сперанский

© Роберт Сперанский, 2023

ISBN 978-5-0060-2102-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Отличается ли бытие солдата российского от быта солдата советского? Не думаю, что кроме реновации казарменных помещений, сокращения срока службы и изменения покроя формы суть службы коренным образом поменялась. Сие введение предваряет небольшое путешествие в окончание века прошлого, где момента быта данной страты тогдашнего общества мы обязательно коснемся…

Сигнал селектора внутренней связи горел красным, что означало срочный сбор в кабинете прокурора. Он любил вот так созывать оперативный состав нашей спец. прокуратуры, используя «технические средства». В своем кабинете у него рядом со столом, на котором стояли обыкновенные телефонные аппараты, располагался на специальной подставке целый телефонный комплекс, похожий на такие же, установленные в дежурных частях милиции. Действовал он или нет, не помню. Но не видел, чтобы он по нему звонил. Однако ж, следует сказать, что для того времени выглядел этот комплекс солидно и соответствовал статусу нашей прокуратуры, которая в силу своей специфики надзора за предприятиями оборонного комплекса Совка, подчинялась напрямую Генеральной прокуратуре Союза ССР.

В прокурорском кабинете кроме самого прокурора находился комендант воинского гарнизона и командиры всех наших поднадзорных полков, солдаты которых трудились на нескольких атомных объектах.

– Садитесь! – нервно приказал прокурор, когда мы вошли.

Мы – это четыре следователя, включая Вашего покорного слугу и двух помощников прокурора. Такой состав собравшихся действительно заставлял предполагать, что произошло какое-то ЧП.

– Продолжайте доклад! – обратился прокурор к коменданту, прокурора в миру величали Александром Ивановичем.

Был он грузен, величав, как положено прокурору, напрямую подчинявшемуся Москве и носившему чин полковника. Однако явственная краснота большого носа свидетельствовала о пристрастии его владельца к горячительным напиткам, которая, правда, пока на производственном процессе соблюдения законности на поднадзорных объектах не сказывалась.

– Так вот, – прокашлявшись, заговорил комендант, – стрелок комендантского взвода рядовой Голиков Андрей Сергеевич, в ночь на сегодня заступил на пост у оружейной комнаты. Когда пришла смена, было выявлено его отсутствие. Голиков покинул пост с личным оружием. Кроме того из оружейной комнаты пропали два цинка с патронами к автоматам. Принятыми мерами розыска Голиков не обнаружен.

– Местный ОВД сориентирован?! – спросил прокурор.

– Видите ли, – замялся комендант, – я решил, что этот вопрос мы решим после этого совещания на нашем уровне, а потом уже примем решение информировать местную милицию или справимся собственными силами.

– Да, какие на …собственные силы! – Александр Иванович дал волю гневу, – В гарнизоне его нет! Он, наверняка, шляется по городу с автоматом да еще с таким боезапасом! Сколько патронов в цинках?!

– Две тысячи, – понурил голову комендант, – с таким грузом по городу ему, как Вы выразились, шляться несподручно! Наверняка, где-нибудь отсиживается.

– Что он у тебя побежал то? – спросил один из командиров полка.

– Да то-то и оно, что вроде причин не было!

– Как у него с сослуживцами? Неуставные? Конфликты? На телефонные переговоры, может, ходил накануне, или письма какие из дома были? – деловито вступил в разговор Валентин – наш следователь по особо важным делам.

– Ну, явных случаев не было… Но весь личный состав мы еще не успели опросить, – комендант старался не встречаться взглядом ни с Валентином, ни с прокурором.

– Так! – Александр Иванович рубанул рукой по столу, – Я поднимаю на уши местную милицию! Командирам полков и коменданту подготовить личный состав для возможного прочесывания лесополос и строительных площадок. Валентин, возбуждай дело по дезертирству, хищению оружия и боеприпасов! Голикова сразу в розыск! Роберт, составляй спец. донесение в Москву!

Услышав последнее словосочетание о спец. донесении комендант и командиры полков окончательно пали духом, ибо в ближайшей перспективе это грозило им различной степени фитилями, снятием стружки и иными изысками служебных неприятностей.

Я возглавил группу, в которую кроме десятка солдатиков входило еще пара знакомых мне территориальных оперов из уголовного розыска, с которыми я как следователь постоянно сталкивался на долгу службы. Ибо наши поднадзорные из воинских частей не только укрепляли обороноспособность страны на предприятиях, но совершали различный спектр уголовных деяний, как на производстве, так и в городе, где находился наш гарнизон.

Сейчас мы находились на территории местного кладбища, которое по плану розыска мы должны были осмотреть. Проинструктировав солдатиков из комендантского отделения, которым по такому случаю были выданы автоматы с боекомплектом, как прочесать отведенный под нашу ответственность сектор кладбища, мы втроем отправились к стоявшему на краю строению, похожему толи на небольшой домик, толи на хозяйственное помещение. Прошли уже сутки розыска. Безумно хотелось спать. Но Москва бушевала по всем доступным ей средствам связи, требуя результата. Поэтому поиски в течении всего этого времени не прекращались. Хотя организованная в связи с этим ЧП нашим прокурором следственная бригада уже склонялась к общему мнению о том, что наш фигурант покинул расположение и гарнизона, и города, направившись куда-нибудь по одному ему известному маршруту. Понятное дело, что ориентировки по месту его жительства и призыва незамедлительно ушли телетайпом.

Строение, к которому мы подошли, состояло из двух помещений. Первое представляло собой бытовку для кладбищенских рабочих с соответствующей обстановкой: несколькими стульями, обшарпанным столом, шкафчиками со спецодеждой. На столе стояла открытая банка рыбных консервов, рядом с ней лежала засохшая краюха черного хлеба и традиционный для этого русского натюрморта стакан. Один из оперов по имени Андрей подошел, осмотрел банку, пыльный стакан и на наши вопросительные взгляды отрицательно покачал головой:

– Явно недельной давности! Ну что? Потопали отсюда?

Со вторым опером (Сергеем) мы мельком глянули в помещение инвентаря, где спрятаться среди наваленных там лопат граблей и прочего инрумента человеку просто не было возможности ни с оружием, ни без. Постояли немного, закурили по очередной сигарете и собирались уже выйти на воздух. Но Андрей заметил еще небольшую дверь, ведущую то ли в кладовую, то в иное техническое помещение. Он задумчиво потянул ее за ручку, дверь не поддалась. В обозримом пространстве ключей от дверного замка этой двери не наблюдалось. Андрей задумчиво пнул дверь ногой и спросил:

– Ну, что вскрывать будем?

По идее надо было для очистки совести ее вскрыть, но засутки нас так уже все достало, что мы с Серегой чуть ли не один голос сказали :

– Да ну ее на х…! Явно в этой сторожке уже несколько дней никого не было, тут колотун такой, что он явно хоть бы вон той электропечкой трамвайной пользовался. Все же холодное как в аду!

Андрей еще раз пнул дверь, и мы вышли на улицу.

В этом месте следует немного забежать в будущее. Эта безалаберность, благодаря которой дверь так и осталось закрытой, а пространство за ней не осмотренным, спасла нам троим жизнь. Поскольку Голиков, нескольким десятком минут ранее, увидев прочесывание кладбища, в окрестностях которого он скрывался, а на само кладбище приходил поживиться нехитрой снедью и выпивкой, которую по обычаю оставляли на могилах приезжающие к усопшим, действительно с автоматом нырнул в кладовку и подпер дверь изнутри. Когда он услышал наше приближение, то он дослал патрон в патронник и был готов опустошить магазин, если его укрытие будет обнаружено. Тогда в тот момент, мы уставшие, даже не подозревали, насколько тонка наша грань между жизнью и смертью. Но если существует Бог, Провидение, Предначертанность или иное Высшее управление над нами, то тогда оно посчитало, что рано нам, не достигшим еще и тридцати лет гибнуть под пулями дезертира…

ГОЛИКОВ

Когда меня призвали из моего захолустья на службу, да еще когда выяснилось, что я буду служить под Ленинградом, радости моей не то, чтобы не было предела, но все-таки это было намного лучше, чем Вологодское районное захолустье, в котором кроме чадящего филиала Череповецкого металлургического комбината, окрашивающего небо над моим поселком городского типа в причудливые тона желтоватого цвета своими выхлопами, по сути и не было ничего больше. Если прожить здесь всю свою жизнь, то после десятилетки и местного ПТУ она, жизненная линия, непременно бы уперлась в этот заводишко, на котором трудился весь поселок, чтобы потом в выходные дни, а также по советским праздникам тупо жрать водку, просиживая штаны в местной пивной. Единственный поблизости большой областной центр – Вологда по тем временам, тоже не был особо ничем примечателен, кроме разве что известной песней белорусской группы «Песняры».

Поэтому и радовался я, когда после многодневного сидения после призыва на срочную в пересыльном пункте той же Вологды в ожидании «куда пошлют», узнал, что еду служить под Ленинград. Первые разочарования меня постигли сразу же по прибытии на место. Место «под Ленинградом» оказалось ни много, ни мало в девяноста километрах, а то и всех ста от города «белых ночей». Хотя городок, где располагался гарнизон, был молодой, недавно отстроенный, и ни шел, ни в какое сравнение с моим захолустьем. Но главное разочарование было даже не в отдаленности бывшей русской столицы, что исключало поход в увольнительные в город Ленина, чтобы самолично увидеть то, что раньше видел только на картинках. Самое неприятное было узнать, что попал я служить в строительные войска. Причем не в инженерно-строительные, как их иногда официально называют, а в самый натуральный стройбат, который относился к тому же к какому-то оборонному министерству. То есть предстоящие два года мне предстояло тупо месить бетон на советских стройках или класть кирпич, если доверят. Говорили, что чуть ли не весь этот городок, в котором и базировалась оборонка, был выстроен стройбатом министерства. Да и контингент прибывших со мной для укрепления мощи Советского Союза был еще тот. Больше половины составляли выходцы из республик Средней Азии, Казахстана и Кавказа. Причем городских среди них было очень мало. В основном селяне из кишлаков. Некоторые и по русски-то знали всего несколько слов. Причем наше оборонное министерство (не путать с Министерством Обороны) не чуралось призывать в ряды воинов-строителей молодых людей, уже успевших получить судимость на гражданке или с имеющимися неоконченными условными сроками. Не говоря уже о большом количестве призывников, которых явно не осматривал психиатр в их далеких провинциальных призывных комиссиях. К окончанию так называемой «учебки», где мною было освоено несколько самых низших рабочих строительных специальностей, я находился в состоянии глубокого уныния. Какую-то надежду давали рассказы сослуживцев об удачных женитьбах служивших здесь ранее. Они смогли осесть в городе и получить хорошую работу на атомных производствах, да еще вблизи от второго самого крупного города СССР.