Зов ночной птицы

Очередной дождь – один из тех даров природы, без которых жители Фаунт-Ройала прекрасно обошлись бы какое-то время, – был уже на подходе. Мэтью заметил тучу цвета древесного угля на фоне более светлой облачности и ощутил, как растет концентрация влаги в воздухе. Он понял, что дождь вскоре достигнет города, и обрадовался этому в надежде, что холодный душ остудит его нелепый пыл. И то сказать, что может быть нелепее: так возбуждаться и переживать при одном лишь воспоминании о женской наготе. Он был секретарем – доверенным секретарем – мирового судьи, выполнявшего важную миссию, а на таком посту и при такой ответственности негоже давать волю столь низменным помыслам.

Он следил за быстрым приближением грозовых туч. На пастбище по соседству замычали коровы. По улице проскакал всадник; его лошадь заметно нервничала, закусывая удила. Запах дождя усиливался, а следующий раскат грома прозвучал, как грохот бесчисленных литавр. Мэтью пока оставался на месте, хотя уже начал подумывать об укрытии. А когда ветви дуба над его головой зашумели при мощном порыве ветра, он встал и направился на восток по улице Усердия.

Небо расчертил всполох молнии, и в следующую минуту первые крупные капли упали на плечи и спину Мэтью. Он ускорил шаг, понимая, что вскоре может основательно промокнуть. Дождь быстро усиливался, как и порывы ветра. Мэтью не успел дойти до перекрестка, когда у гигантского небесного ведра с громким треском отпало дно, и на землю обрушился серый, застилающий зрение поток. В считаные секунды Мэтью вымок до нитки. Ветер свирепствовал, норовя повалить его лицом в грязь. В отчаянии он стал озираться под секущими струями и сквозь водную пелену разглядел темный прямоугольник открытой двери. Спрашивать дозволения было некогда; он устремился к укрытию, оказавшемуся небольшим сараем, вбежал внутрь, отступил подальше от заливаемого водой входа и отряхнулся всем телом, точь-в-точь как одна из тех дворняг, что дрались из-за кости на улице.

Очевидно, Мэтью предстояло некоторое время провести в этом месте. На вбитом в стену колышке висел зажженный фонарь – значит совсем недавно здесь был хозяин, потом неизвестно куда девшийся. Часть помещения занимали четыре узких стойла, в двух из которых находились лошади; обе смотрели на Мэтью, а одна поприветствовала его негромким утробным ржанием. Мэтью потрепал ее по влажной гриве и стал смотреть на потоп, держась на приличной дистанции от двери.

Сарай был построен добротно. Лишь в двух-трех местах вода капала сквозь щели в крыше, но это были мелочи, не стоящие беспокойства. Мэтью осмотрелся в поисках места поудобнее и обнаружил кучу сена у дальней стены. Опустившись на мягкое сено, он вытянул ноги и стал ждать окончания бури. Одна из лошадей вновь негромко заржала, как будто спрашивая, что он тут делает. Мэтью понадеялся, что владелец сарая не будет слишком раздражен его вторжением; в любом случае он не собирался прямо сейчас топать до особняка Бидвелла, рискуя захлебнуться на полпути. Близкий удар грома и вспышка молнии напугали лошадей, со ржанием заметавшихся в стойлах. Ливень не ослабевал – а то и усиливался, – и Мэтью стало ясно, что ему придется проторчать здесь дольше, чем он рассчитывал.

Капля упала ему на макушку. Он поднял голову как раз вовремя, чтобы получить следующую между глаз. Оказалось, что он расположился как раз под одной из протечек. Он сдвинулся на пару футов влево и ближе к стене, после чего снова вытянул ноги перед собой.

Но вскоре он ощутил новое неудобство: что-то упиралось ему в спину. Он пошарил сзади, и его пальцы наткнулись на грубую джутовую ткань. Какой-то мешок, догадался он. Мешок, зарытый в сене.

Он убрал руку. Что бы ни находилось в мешке, это было не его дело. В конце концов, это частная собственность. Он и так должен быть благодарен хозяевам за прибежище, и не следует этим злоупотреблять.

Он посидел еще с минуту, глядя на ливень. Трудно было сказать, слабеет он или нет. Из щели в крыше, от которой он отодвинулся, капало по-прежнему. Почти бессознательно он снова потянулся назад и сквозь сено дотронулся до мешка. И вновь убрал руку. Чужая собственность, напомнил он себе. Оставь ее в покое.

И тут у него возник вопрос. Безусловно, это была чужая собственность, но почему кому-то понадобилось прятать ее в мешке глубоко под сеном? За этим вопросом закономерно последовал другой: что может находиться в мешке, который так тщательно скрывают от посторонних глаз?

– Это меня не касается, – произнес он вслух, как будто убеждая сам себя.

Немного погодя он вспомнил слова миссис Неттлз: «Сатана и вправду бродит по Фаунт-Ройалу, но Рейчел Ховарт не из тех, кто составляет ему компанию. Здесь есть много такого, что не всякий сможет углядеть. И вот это святая правда».

Поневоле Мэтью задумался: что, если этот мешок содержит одну из тех вещей, какие, по словам миссис Неттлз, «не всякий сможет углядеть»?

Раз так, не могло ли это иметь отношение к ведьмовству? В таком случае разве он не обязан это выяснить как представитель мирового судьи Вудворда?

Возможно, да. А может, и нет. Он разрывался между любопытством и уважением к чужой собственности. Прошла еще минута, в течение которой морщины раздумий не сходили со лба Мэтью. Наконец он принял решение: он расчистит сено настолько, чтобы можно было осмотреть мешок снаружи, и потом уже определится с дальнейшими действиями.

Сделав это, Мэтью увидел простой темно-коричневый мешок, в каких обычно хранят зерно. Однако на ощупь в этом мешке было не зерно – пальцы Мэтью наткнулись на предмет закругленной формы, сделанный из дерева или металла. Это потребовало дополнительного изучения. При попытке переместить мешок он тотчас убедился в его тяжести. Мэтью напряг мышцы, но предмет не сдвинулся с места. Теперь нежелание лезть в чужие дела сменилось жаждой познания; он удвоил усилие и немного отодвинул мешок от стены. На другом его конце пальцы сквозь складки материи нащупали еще одну округлость. Он ухватился покрепче с намерением вытянуть этот предмет на свободное пространство, чтобы добраться до горловины мешка.

Одна из лошадей вдруг тревожно фыркнула. Мэтью почувствовал, как волоски у него на загривке встают дыбом, и догадался, что кто-то только что вошел в сарай.

Он начал поворачивать голову. Но прежде, чем он успел это сделать, сзади шаркнул по земляному полу ботинок, и две руки вцепились ему соответственно в шею и в правую руку повыше локтя. Послышался невнятный возглас, похожий на проклятие с упоминанием всуе имени Господа, и через миг чудовищная сила подняла и швырнула его через все помещение. Мэтью не успел сгруппироваться перед приземлением; в полете он зацепил правым плечом деревянный столб и врезался в загородку пустого стойла. От удара у него перехватило дыхание, тело сползло на пол, и появилось ощущение, будто все его кости разъединились в суставах, сделавшись мягкими и податливыми, как воск.

Он тщетно пытался набрать воздуха в легкие, когда нападавший навис над ним вновь. Теперь одна рука взялась за грудки, а вторая – за горло, и таким манером он был оторван от земли. Хватка была столь сильной, что его глаза чуть не вылезли из орбит.

– Ах ты, пронырливый поганец! – рявкнул мужчина и швырнул его повторно.

На сей раз Мэтью ударился о стену, причем с такой силой, что содрогнулся весь сарай, а из щелей облачком полетели старая пыль и труха. Вдобавок к потрясению от удара, Мэтью прикусил язык, и пока он снова сползал вниз по стене, рот наполнился кровью.

Мужчина надвигался.

– Сдохни, чертов проныра! – взревел он и нанес удар тяжелым сапогом, целясь в голову Мэтью.

Мгновенно сообразив, что ему сейчас разнесут череп, если ничего не предпринять, Мэтью подался вперед, одновременно разворачиваясь и подставляя под удар предплечье. Сапог угодил в правую лопатку, крик боли слетел с окровавленных губ, но Мэтью отчаянно продолжил движение на четвереньках и успел подобрать под себя ноги прежде, чем мужчина изготовился для следующего пинка. Теперь Мэтью с грехом пополам смог подняться с пола. Колени подкашивались, и он лишь огромным усилием воли сохранил равновесие, после чего повернулся лицом к противнику и привалился спиной к дощатой стене.

При свете фонаря он опознал этого человека. Накануне утром он видел его в кузнице по пути на конюшню, где им с судьей назначил встречу Пейн. Это, собственно, и был сам кузнец; Мэтью вспомнил имя на его вывеске: Сет Хэзелтон. Коренастый пузатый мужчина средних лет, с мокрой серой щетиной на голове и неопрятной седой бородой, с которой капала дождевая вода. Его резкие и грубые черты напоминали обветренную скалу, а крючковатый нос этаким утесом нависал над нижней частью лица. В настоящий момент его голубые глаза были добела раскалены яростью, а на бычьей шее вздулись узловатые вены. Он чуть замешкался с повторной атакой – возможно, распознал в Мэтью секретаря судьи, – но эта задержка продлилась лишь несколько секунд, после чего лицо его вновь залилось краской, и с воплем, в котором смешались гнев и боль, он ринулся вперед.

В критических ситуациях Мэтью мог действовать очень быстро. По широкому замаху Хэзелтона он угадал направление удара, нырком ушел от летящего в голову кулака и устремился к выходу. Кузнец, однако, тоже был проворен, когда того требовали обстоятельства. Рванув с места подобно перекормленной, но не утратившей навыков гончей, он крепко сжал плечо беглеца привычной к работе с железом рукой. После чего рывком развернул Мэтью, уже обеими руками взял его за горло, поднял и снова впечатал в стену, едва не сломав позвоночник. Затем руки начали сдавливать горло теперь уже смертельной хваткой.

Мэтью хватал его за запястья, пытался разомкнуть убийственные пальцы, но быстро понял, что все это бесполезно. Потное лицо Хэзелтона приблизилось к его лицу, глаза казались остекленевшими в пылу этой – по сути, односторонней – борьбы. Пальцы все глубже впивались в горло Мэтью. Он уже не мог дышать, перед глазами заплясали черные мушки. Как ни странно, даже в такую минуту он слышал лошадей, одна из которых жалостливо ржала, а вторая била копытами в своем стойле.

Он сейчас умрет. Он это знал. Через несколько секунд его поглотит тьма, и он умрет прямо здесь, раздавленный ручищами кузнеца.

Вот момент, когда его должны спасти, подумал Мэтью. Кто-то должен войти и оторвать от него Хэзелтона. Но вероятность этого была ничтожно мала. Увы, поблизости не оказалось добрых самаритян, чтобы повлиять на его судьбу в этот скорбный час.

Фонарь. А где фонарь?

Он должен был висеть на колышке справа от Мэтью. С огромным трудом он чуть повернул голову, скосил глаза и увидел фонарь в нескольких футах от себя. Мэтью потянулся в ту сторону, но даже при его длинных руках фонарь остался вне досягаемости. Самую малость. Отчаяние придало ему силы одолеть последние два-три дюйма. Дотянувшись, он сдернул с колышка нагревшийся фонарь и нанес им удар сбоку по лицу Хэзелтона.

Острый край неровно загнутой жести сделал свое дело: рассек щеку кузнеца от угла глаза до верхней губы. Ручейки крови заструились ему на бороду. Хэзелтон заморгал, почувствовав боль; далее возникла пауза, во время которой Мэтью боялся, что ярость этого человека окажется сильнее его желания предохранить свое лицо; но потом Хэзелтон с воплем подался назад, оторвал руки от Мэтью и прижал их к ране в попытке остановить кровь.

Мэтью жадно набрал воздуха в легкие и с кружащейся головой то ли побежал, то ли поковылял к открытой двери сарая. Дождь все еще лил, но уже не с такой интенсивностью. Мэтью не стал оглядываться на кузнеца, поскольку это могло замедлить его и без того неуверенное продвижение вперед. Наконец он очутился на улице. Вода хлестала его по лицу, ветер вился вокруг, одна нога зацепилась за корень дерева, и он едва не растянулся на земле, но сумел устоять и побежал сквозь буйство стихий в сторону особняка Бидвелла. Только достигнув перекрестка, он сбавил ход и оглянулся. Если кузнец и гнался за ним, то он далеко отстал.

Однако же мешкать было нельзя. Он сплюнул кровь в грязную лужу, запрокинул голову, ловя ртом струи дождя, и сплюнул еще раз. Спина и плечи были разбиты чуть не вдребезги, горло только что не раздавлено всмятку пальцами Хэзелтона. Зато теперь он имел в запасе историю для судьи и, к счастью, остался жив, чтобы ее поведать. Он продолжил путь к дому Бидвелла, перемещаясь со всей возможной скоростью.

При этом в его голове продолжали крутиться два вопроса: «Что находилось в том мешке?» и «Что за тайну может скрывать кузнец, если он готов убивать ради ее сохранения?».

Глава девятая

– Какая жуткая история! – воскликнул Бидвелл, когда Мэтью закончил свой рассказ. – Стало быть, Хэзелтон пытался тебя задушить из-за какого-то мешка?

– Не просто мешка. – Мэтью расположился в удобном кресле в гостиной особняка, под его больную спину была подложена подушка, а на столике рядом стоял серебряный бокал с ромом. – Там внутри было что-то необычное…

Распухшее горло с трудом пропускало звуки. Он уже осмотрел в ручном зеркальце синие отпечатки пальцев кузнеца на своей шее.

– …И он не хотел, чтобы я это увидел, – закончил фразу Мэтью.

– Сет Хэзелтон давно не дружит с головой, – заметила миссис Неттлз, которая только что принесла с кухни ром и теперь стояла рядом, скрестив руки и устремляя на собеседников воистину пугающий темный взор. – Он был таким еще до смерти его жены, а с той поры и вовсе чокнулся.

– Хвала Господу, он тебя не убил! – Вудворд сидел в кресле напротив своего секретаря; лицо его выражало огромное облегчение и в то же время беспокойство. – И хвала Господу, что ты не убил его. Тебе это обошлось бы чертовски дорого. Ты ведь понимаешь, что покушался на чужую собственность?

– Да, сэр.

– Я могу понять твое желание укрыться от дождя в этом сарае, но с какой стати ты начал выкапывать из сена кем-то спрятанные вещи? Для этого были какие-то особые причины?

– Нет, сэр, – уныло признал Мэтью. – Полагаю, не было.

– Я уверен, что не было! И еще, по твоим словам, ты нанес ему удар по лицу, вызвавший сильное кровотечение, так? – Вудворд прикинул тяжесть жерновов правосудия, которые могут прийти в движение по такому случаю. – Стоял ли он на ногах в последний раз, когда ты его видел?

– Да, сэр.

– Однако он не погнался за тобой, не вышел из сарая?

Мэтью отрицательно качнул головой:

– Не думаю, сэр.