Они жаждут

Рядом с огромным зданием Кобро казался карликом. Он уловил доносящийся через открытую дверь запах утробы этого замка – сухой, холодный, древний, как само время. На пороге Кобро остановился и оглянулся на своих друзей, и тут в голове у него ледяным ветром пронеслось: «ИДИ КО МНЕ». Он шагнул в темноту и услышал, как Викинг кричит ему из внешнего мира:

– КОБРО!

Он стоял в самой утробе тьмы, где не было ни стен, ни пола, ни потолка. Только вдалеке слышался какой-то шум – то ли падающих на бетон капель, то ли приглушенных шагов. Кобро двинулся дальше, ощупью находя дорогу, и ботинки его загрохотали, как брошенные на грубый каменный пол кости. Отголоски эха накатывались на Кобро и расходились, не задевая друг друга, словно разрывное течение у берега. Его глаза понемногу привыкали к темноте, и он различил гладкие каменные стены и геометрический узор грубо вытесанных стропил примерно в двадцати футах над головой. С потолка наискось свисала старая ржавая люстра, в которой чудом сохранились две лампочки, напоминающие слезинки. Где-то далеко, в глубине помещения, мерцали свечи, Кобро пошел на их свет, касаясь стены кончиками пальцев. Он пробирался вперед по длинному, высокому коридору, казалось уходившему в бесконечность, как в карнавальной зеркальной комнате. Что-то в нем съежилось от страха, как дворняжка, но что-то другое пошатывалось от пьяного восторга, и именно оно заставляло ноги не прекращать движения. «Я в доме с привидениями на ярмарке в Новом Орлеане, – сказал он себе. – Иду по Лабиринту безумца. Через минуту я почувствую паутину в волосах и увижу чучело в обезьяньей маске».

Наконец он добрался до свечи. Она стояла в сверкающем бронзовом подсвечнике на длинном столе из темного полированного дерева. Кобро ничего не видел за пределами круга света, но у него возникло ощущение, что это огромный, как пещера, зал, возможно, с каменной лестницей, вьющейся вдоль стены и скрывающейся из виду. Где-то высоко над ним свистел в разбитых окнах ветер.

Слева от себя он увидел еще одну свечу, плывущую в воздухе, словно ее нес призрак. Но затем разглядел в мерцании света лицо девушки с длинными вьющимися эбеновыми волосами и чувственными пухлыми губами. Лицо, прекрасное, как луна. По другую сторону появилась еще одна свеча. Ее держал юноша в футболке с надписью «Кисс». У него было вытянутое, худощавое лицо и глаза хищника. Третья свеча возникла за спиной у Кобро. Ее несла высокая улыбающаяся девушка с беспорядочно спадающими на плечи рыжими волосами. А потом еще и еще. Кобро заметил пару девушек-чикано, черного парня в бандане, мужчину и женщину средних лет, с нежностью смотревших на него, словно он был их давно потерянным сыном. Горящие свечи безмолвным кольцом окружали его.

И тут плеча Кобро коснулась чья-то рука, холодная и твердая, как глыба льда. Он обернулся, готовый пустить в ход свой маузер. Но рука рванулась белой стрелой и схватила его за запястье, не причиняя боли, а только удерживая на месте. В золотистом мерцании свеч Кобро разглядел белое лицо, выглядевшее одновременно очень юным и очень старым.

На нем не было морщин, но в древних и мудрых глазах горел огонь могущественных тайн. В том месте, где пальцы незнакомца касались запястья, Кобро ощутил электрическое покалывание, которое медленно разрасталось, пока он не подумал, что его, должно быть, подключили к той же розетке, что питала энергией всю Вселенную. Кобро чувствовал, что вот-вот взорвется от страха и радостного возбуждения, что он должен опуститься на колени на холодный каменный пол и поцеловать ледяную руку смерти.

ОН улыбнулся – мальчишеской улыбкой и глазами старика и произнес:

– Добро пожаловать.

Викинг и Дикко долго ждали снаружи, но Кобро так и не вернулся. Первые робкие лучи света расползлись по горизонту на востоке. Несколько раз друзья звали Кобро, но безуспешно, а потом Викинг вытащил изогнутый охотничий нож из кожаных ножен на боку.

– С Кобро что-то случилось, – сказал он Дикко. – Пойду узнаю, в чем дело. Ты со мной?

Дикко помедлил, а затем потянулся к пояснице и достал сорок пятый калибр из черной кобуры.

– Ага, – ответил он. – Я в деле.

Они вошли в замок, и тьма поглотила их.

Солнце постепенно захватывало горизонт, преследуя стоявшие на пути тени. Где-то перед самым рассветом дверь в замок захлопнулась, и лязгнул засов.

IV

Наступило воскресное утро, ясное и теплое. В сотнях церквей по всему Эл-Эй звонили колокола. Богу света поклонялись самыми разными способами, от официальных служб до простой молитвы в церкви Тихого океана на пляже Малибу. Священный орден Солнца зажигал конусы с благовониями, служились католические мессы. Буддисты преклоняли колени перед своими алтарями. Город выглядел тихим и спокойным, планета вращалась, как ей подобало, в упорядоченной Вселенной.

Митч Гидеон наблюдал со своей террасы в Лорел-Каньоне за стаей птиц, грациозно плывущей в небе, словно в замедленной съемке. Он стоял в теплом пятне солнечного света, курил сигару и думал о том сне с гробами на конвейерной ленте. Прошлой ночью ему снова это приснилось, и он вскочил с кровати так яростно, что с Эстель чуть не случился сердечный приступ. В первый раз сон казался какой-то причудой подсознания, над которой можно посмеяться. Теперь он был пугающим, подробности постепенно становились все ясней и ясней. Прошлой ночью он разглядел лица кое-кого из своих коллег по этой работе. Они походили на ухмыляющихся мертвецов, и холодная белизна их плоти выглядела так реально, что Гидеону пришлось с боем вырываться из сна, словно со дна глубокого, заросшего тиной пруда. Сегодня днем он собирался поиграть в гольф пара на пару в загородном клубе Уилшира и надеялся, разделывая под орех Слезинджера, отвлечься от этого сна, который становился по-настоящему поганым.

Энди и Джо Палатазин сидели на своих обычных местах в Венгерской реформатской церкви на Мелроуз-авеню, всего в нескольких кварталах от дома. Почувствовав озабоченность мужа, Джо сжала его ладонь. Он улыбнулся и сделал вид, что внимательно слушает, но его мысли метались между двумя мрачными проблемами: Тараканом, чье присутствие в городе казалось теперь таким призрачным и неосязаемым, и тем, что перевернуло вверх дном Голливудское мемориальное кладбище. Сделанный художником фоторобот человека, пытавшегося завлечь к себе Эми Халсетт, распечатали и раздали детективам и патрульным с приказом показывать его при разговорах с уличными обитателями. Конечно, может статься, что этот человек вовсе не Таракан, а просто парень, захотевший развлечься за свои кровные, но эту зацепку необходимо проверить. Тяжкие труды Брашера обернулись лишь тем, что внешность единственного подозреваемого, владеющего темно-синим «фольксвагеном», совершенно не совпадала с описанием, данным молодой проституткой. Для полной уверенности Палатазин все же выделил одного полицейского для наблюдения за ним.

Вторая проблема тревожила Палатазина гораздо больше. Он проехал мимо Голливудского мемориального по дороге в церковь – на первый взгляд там все было в порядке. Палатазин даже видел мельком сторожа Кельсена, отпиравшего ворота для утренних воскресных посетителей. Может, это и в самом деле был просто бессмысленный вандализм. Палатазин очень на это надеялся. Другой ответ, притаившийся в глубине его сознания, мог свести с ума.

А Уэс Ричер в огромной круглой кровати у себя дома в Бель-Эйр шевельнулся и протянул руку к прохладному коричневому телу Соланж. Но захватил пальцами лишь край простыни, на которой она должна была лежать. Он открыл глаза и тут же зажмурился. Окна были завешены толстыми бежевыми портьерами, но свет все равно оставался таким ярким, что зрительные нервы Уэса затрещали, как оголенные провода под нагрузкой. Он прикрыл глаза ладонями и перевернулся на спину, дожидаясь, когда пройдет первая волна раскалывающей голову боли.

– Соланж! – позвал Уэс, и от звука собственного голоса его барабанные перепонки едва не лопнули. – Соланж! – повторил он раздраженно.

«Проклятье, где же она?» – подумал он. В носовой пазухе смешались запахи марихуаны и жасминовых благовоний с доброй примесью холодного кокаина. «Как прошло шоу? – внезапно заволновался он. – Я был в ударе? „Чистая случайность“ опять зажгла. Ели ментально, доктор Бэтсон!» Уэс встал и натянул свои «Фрут оф зе лум»[31 - «Фрут оф зе лум» – американская компания по производству нижнего белья.].

Он вошел в гостиную, огляделся и громко выругался. Испорченный от стены до стены ковер; кофейный столик из красного дерева, расцарапанный, словно брак из «Кей-марта»; обломки керамики инков, которые он вчера не заметил, потому что изрядно набрался; пустые чаши для гостей, наполнявшиеся по ходу вечеринки не меньше пяти раз; осколки стекла, сверкавшие на ковре между мерзкими пятнами и раздавленными окурками; следы каблуков на рояле – следы каблуков, во имя Христа! А еще… «Ой, да ну, к чертям собачьим! – подумал он. – Полный разгром!»

И посреди всего этого сидела Соланж в длинном белом пеньюаре с глубоким вырезом, открывающем нежные темные округлости грудей. Она сидела на диване, крепко обхватив себя руками, словно ей было холодно, и смотрела на доску уиджи.

– Доброе утро, – сказал Уэс и плюхнулся в кресло.

Через мгновение снова вскочил и убрал из-под себя наполненную окурками пепельницу, а на заднице у него осталось кольцо пепла.

– Господи! – тихо проговорил он, оглядывая разруху. – Как в таких случаях говорят, если бы только меня видели сейчас парни из клуба «Домино»!

Соланж не обращала на него внимания, ее взгляд был прикован к центру доски.

– Я не почувствовал, как ты встала. Давно ты здесь?

Она моргнула и посмотрела на него так, словно только сейчас заметила, что он вошел в комнату.

– Уэс, я… я уже давно встала. Не могу спать после рассвета. – Соланж долго разглядывала его, а затем одобрительно улыбнулась. – Ты выглядишь так, будто кто-то поразил тебя нгангой.

– Нга… чем? Что это такое?

– Злые чары. Очень сильные.

Соланж нахмурилась и повернулась обратно к доске. Затем подняла планшетку и потрогала ее обратную сторону кончиком пальца.

– Осторожней с этой гадостью, – сказал Уэс. – Как бы она тебя не укусила. Когда я в следующий раз увижу Мартина Блю, то обязательно дам ему пинка под зад. Он чуть мне глаз не выбил!

Соланж вернула планшетку на место.

– О чем ты, Уэс? Думаешь, это Мартин виноват в том, что случилось вчера вечером?

– Конечно он! Я видел его руки! Он смахнул эту штуку прямо с доски.

Не дождавшись ответа Соланж, он подошел к панорамному окну и посмотрел на бассейн. В воде плавали шезлонги в яркую желто-зеленую полосочку, в глубине виднелись пустые банки из-под пива «Курс».

– Хорошо, – произнес он наконец. – Я знаю, что значит это молчание. Так что думаешь ты?

– Мартин не делал этого, – сказала она. – Он ни в чем не виноват, и никто другой не виноват. Это было что-то очень сильное и агрессивное…

– Ой, вот только не надо! Послушай, я терпел всю эту мумбу-юмбу на вечеринке, но теперь, когда мы остались одни, забудь про мир духов!

– Ты мне не веришь? – холодно спросила она.

– Не-а.

– А Богу ты молишься?

Он повернулся от окна к ней:

– Да, но это совсем другое.

– Точно? Вспомни, как девять месяцев назад ты играл в покер по очень высокой ставке в номере «Лас-Вегас Хилтона». Ты играл с очень влиятельным и богатым человеком.

– Ну, было дело.