Закон забвения

– Мне известно, кто вы, – огрызнулся Нортон. – Это частное собрание.

Бридон вытянул шею, заглянув поверх плеча преподобного в комнату.

– Да тут мистер Эндикотт. Добрый день, губернатор! А это, если я не ошибаюсь, полковник Эдвард Уолли и полковник Уильям Гофф.

– Отойдите, мистер Нортон, – распорядился Эндикотт и вышел вперед. – Изложите ваше дело, капитан Бридон.

– Мое, губернатор? Вы, наверное, хотели сказать ваше? Этих людей разыскивают за убийство короля.

– По вашим словам. Письменных распоряжений на этот счет я не получал.

– Тогда позвольте зачитать вам из последней лондонской газеты. – Бридон сунул руку во внутренний карман куртки и извлек отпечатанный листок. – Она прибыла с шотландским кораблем не далее как сегодня и сообщает о результатах следующего голосования в Парламенте: «По сему вопросу решено Палатой общин, созванной в Парламенте мая семнадцатого дня 1660 года, что все персоны, заседавшие в судилище над покойным его величеством, когда вынесен был против оного смертный приговор, а также имущество оных персон, личное и частное, находящееся в их руках или в иных, должны быть взяты и помещены под стражу. Шерифы и прочие чиновники, в части их касающейся, обязаны принять меры к действенному исполнению сего ордера». Далее следует список тех, кто был взят, а также их собственности. Видите, сэр? – Капитан ткнул пальцем в бумагу и поднес ее ближе к лицу губернатора. – Тут черным по белому напечатано: Уолли и Гофф.

– Пусть так, – заявил Эндикотт, вызывающе вскинув подбородок. – Это газета, а не документ.

– Тогда я настаиваю, что вы обязаны хотя бы задержать и поместить их под стражу до прибытия ордера.

– Настаиваете, сэр? – От возмущения голос губернатора стал резче. – Вы можете настаивать на чем вам угодно, капитан Бридон, ваше мнение ничего не решает. Власть в этой колонии олицетворяю я.

– Но вы при этом слуга короны…

Пока этот спор продолжался, Нед шепотом спросил у Нортона:

– Скажите, кто такой этот капитан Бридон?

– Торговец с известным достатком. Судовладелец. Роялист. Враг пуританской веры.

Нед покрутил головой по сторонам.

– А есть в вашем доме черный ход?

– Разумеется.

– Что скажешь, Уилл? Стоит нам уйти?

Гофф оценил позицию: губернатор у порога, члены общины сгрудились за его спиной, готовые прийти на помощь; Бридон во главе сброда, но настолько погружен в жаркую перепалку с Эндикоттом, что на время позабыл про главную свою цель.

– Думаю, это будет разумно.

Вложив шпаги в ножны, офицеры последовали за Нортоном через кухню мимо застывшей у стола с разинутым ртом служанки на двор. Священник открыл калитку в ограде, вышел на улицу, окинул ее взглядом и мгновение спустя вернулся.

– Путь свободен. Сначала налево, потом направо и выйдете на кембриджскую дорогу.

– Нам жаль, что мы навлекли беду на ваш дом, мистер Нортон, – сказал Нед.

– Не переживайте. Мы сами виноваты. Не стоило нам затевать это приглашение.

– Мы охотно придем снова, если позовете.

– Ну конечно! Мы с удовольствием.

Однако, судя по неуверенности в его голосе, контрастирующей с поспешностью, с какой он выпроваживал их за дверь, Уилл решил, что это была последняя их встреча с преподобным Нортоном и бостонской Первой церковью.

Шли они стремительно – не бежали, поскольку это привлекло бы внимание, но двигались размашистыми и быстрыми шагами, – пока не оказались вскоре за городской чертой, на идущей вдоль реки Чарльз дороге. Только тут они рискнули обернуться. Никто их вроде как не преследовал.

Пошел дождь. Тяжелые, крупные капли ливня конца лета, на удивление холодного, взрябили поверхность реки и ударили по листьям растущих вдоль дороги деревьев с шумом, похожим на треск мушкетного выстрела. Сгорбившись, мокрые путники брели молча, каждый размышлял о том, что случилось. Иного они не ожидали. Тем не менее вид газеты с напечатанным в ней парламентским ордером, которой размахивают перед публикой, заставил их более реалистично взглянуть на свое трудное положение. К тому же их собственность конфискована! Такого они не предвидели. «Имущество… личное и частное, находящееся в их руках или в иных…» Что это значит? Что отберут не только дома, где живут их жены и дети, но даже стулья, на которых они сидят, ножи и ложки, которыми едят? Отберут недвижимость и земли, аренда с которых составляет единственный доход семей? Это полное разорение.

Нед ощущал досаду зятя. Инстинкт не обманул Уилла – не стоило им соваться в Бостон, не удостоверившись, что это безопасно.

– Ладно, – произнес наконец Нед, чтобы разрядить возникшее напряжение. – Теперь мы хотя бы знаем истинное положение дел.

Уилл посмотрел на него искоса. Лицо у него было бледное, насупленное, мокрое от дождя.

– И как нам это поможет?

– Научит быть осторожнее впредь.

– До тебя это только теперь дошло?

Никогда прежде младший родич не разговаривал с ним в таком тоне. Оба снова замолчали.

Чтобы дойти до перекрестка, им потребовалось около часа. День, хмурый от дождя, клонился к вечеру. Паром находился на кембриджском берегу, и паромщик явно решил уже закончить работу на сегодня. На голове у него был капюшон, он стоял к ним спиной и поначалу сделал вид, что не слышит. Полковникам пришлось орать, приложив ладони ко рту рупором, и махать руками, чтобы убедить его забрать их.

Во время переправы Нед стоял один, широко расставив для устойчивости ноги. Он вытер рукавом глаза. Потом услышал, как сзади подходит Уилл.

– Прости меня за грубые слова, – сказал зять. – Если говорить про меня, то ты знаешь, что я не держусь ни за жизнь, ни за собственность. Но я не могу не думать про Фрэнсис и малышей. Им сейчас, должно быть, тяжко приходится. Тяжелее, чем нам.

– Я знаю. Извини.

– Нам теперь было бы разумно не высовываться из Кембриджа, я так думаю. – Уилл положил руку Неду на плечо. Вместе они смотрели на приближающееся поселение. В сумерках оно выглядело темным и неуютным. – Мы не должны терять веру. «Имейте нрав несребролюбивый, довольствуясь тем, что есть. Ибо Сам сказал: не оставлю тебя и не покину тебя»[9 - Евр. 13: 5.].

Паром приткнулся к отмели у речного берега, заставив обоих полковников слегка пошатнуться.

– Да будет так, аминь, – сказал Нед.

Глава 6

Немногим более двух недель спустя, в последнее воскресенье августа, – был такой погожий денек конца лета, о котором в Англии можно только мечтать, – мистер Ричард Нэйлер стоял во дворе Ламбет-хауса, прямо напротив Парламента на другом берегу Темзы, держа в одной руке карандаш, а в другой ордер Палаты общин, предписывающий передать на его попечение всех заключенных, содержащихся на данный момент в Ламбете.

Он каждого знал в лицо. Тем не менее, когда пленников, скованных по рукам и ногам, вывели из камер, вежливо спросил у них имена и сделал пометку в списке. Из проведенных мимо него семнадцати человек четырнадцать поставили подписи на смертном приговоре королю, остальные были членами жюри на суде. Эти люди сдались Парламенту в расчете на королевскую милость. Теперь, когда они один за одним появлялись, белые, как черви, после проведенных в подземелье месяцев, щурясь от резкого солнца, некоторые, еще не смирившись с потерей статуса, принялись расспрашивать его, что их ждет дальше.

– Короткая поездка вниз по реке, – любезно сообщил Нэйлер и жестом пригласил их пройти через двор на пристань, где ждала барка.

После того как всех погрузили, Нэйлер подмахнул сержанту стражи расписку в получении пленников, после чего прошел на корму барки и поглубже надвинул на глаза шляпу. Когда лодка отвалила от пристани, он опустил руку, касаясь поверхности воды. Следом отчалила еще одна лодка с солдатами. Как и предсказывал Хайд, обнаружение смертного приговора заново раздуло угли ненависти в Парламенте. Предела ей, похоже, не предвиделось. Однако он быстро наступит, стоит только схватить тех тринадцать, что до сих пор в бегах. Нэйлер более или менее знал, в каких местах прячется большинство из них на континенте. Только Уолли и Гофф оставались для него совершенной загадкой. Мысль об этой парочке, до сих пор наслаждающейся свободой, едва не испортила ему хорошее настроение.

Барка прошла под центральным пролетом Лондонского моста, затем свернула налево, к Тауэру. Когда она проходила мимо ворот Предателей, у некоторых пленников вырвался стон. Когда они причалили, лейтенант Тауэра сэр Джон Робинсон уже стоял на пристани с дюжиной стражников. Нэйлер ставил его невысоко – глупый, хвастливый торговец из Сити. Нэйлер выбрался из лодки, Робинсон тут же расписался в приеме заключенных, примостив бумагу на бедро и поставив небрежный росчерк.

– Пересчитать не желаете, сэр Джон? – спросил Нэйлер, которого подобная небрежность возмутила.