Зов кукушки

– Она погибла.

У Страйка чуть не вырвалось: «Как, и она тоже?» – но вслух он с той же осторожностью произнес:

– Мои соболезнования.

Судорожным кивком Бристоу показал, что соболезнования приняты.

– Я… это нелегко. Во-первых, вам нужно знать: мою сестру зовут… звали… Лула Лэндри.

Надежда, на краткое время вспыхнувшая с появлением этого человека, стала могильной плитой клониться вперед и неумолимо придавила Страйка. Сидевший напротив него посетитель слегка тронулся умом, а может, и окончательно спятил. Проще было поверить в существование двух одинаковых снежинок, чем в родство этого блеклого кролика и бронзовой, длинноногой, экзотической красавицы, какой была Лула Лэндри.

– Наши родители ее удочерили, – покорно объяснил Бристоу, словно читая мысли Страйка. – Мы все были приемными детьми.

– Так-так.

Страйк никогда не жаловался на память; вернувшись мыслями в тот огромный, прохладный, удобно спланированный дом с бескрайним садом, он вспомнил, как во главе складного столика, вынесенного на свежий воздух, восседала томная блондинка – мать семейства, как в отдалении рокотал грозный бас отца, как насупленный старший брат уминал фруктовый торт, а Чарли дурачился и смешил мать своими выходками, но никакой девочки там не было.

– С Лулой вы, скорее всего, не встречались, – продолжал Бристоу, как будто Страйк высказал свои сомнения вслух. – Ее взяли в семью уже после смерти Чарли, в четырехлетнем возрасте. До этого она пару лет жила в детском доме. Мне тогда было почти пятнадцать. Как сейчас помню: я стоял в дверях и смотрел, как отец идет к дому и несет ее на руках. На ней была красная вязаная шапочка. Мама до сих пор ее хранит.

Тут Джон Бристоу вдруг разрыдался. Зрелище было не из приятных: он горбился, содрогался и закрывал лицо; между пальцев текли слезы и сопли. Пару раз создалось впечатление, что он вот-вот успокоится, но рыдания накатывали с новой силой.

– Простите… простите… боже…

Он задыхался, всхлипывал, промокал глаза под стеклами очков скомканным носовым платком и никак не мог взять себя в руки.

Толкнув дверь, Робин внесла в кабинет поднос. Бристоу отвернулся, но его выдавали судорожно вздрагивающие плечи. Страйк успел еще раз взглянуть на девушку в костюме; та хмуро таращилась из приемной в его сторону поверх номера «Дейли экспресс».

Робин поставила на стол две чашки, молочник, сахарницу, вазочку с шоколадным печеньем (все это Страйк видел впервые), вежливо улыбнулась в ответ на благодарность и собралась выйти.

– Постойте, Сандра, – остановил ее Страйк. – Можно вас попросить…

Он взял со стола листок бумаги и незаметно положил его на колено. Пока Бристоу хлюпал носом, Страйк начал писать, очень быстро и по мере сил разборчиво:

Погуглите «Лула Лэндри»: правда ли, что ее удочерили, и если да, то кто. С посетительницей (что ей надо?) ничего не обсуждайте. Ответы запишите и принесите мне. Ни слова вслух.

Робин молча приняла у него записку и вышла из кабинета.

– Простите… Мне так неловко, – выдавил Бристоу, когда дверь закрылась. – Это не… Обычно я не… Я уже вернулся к работе, веду дела клиентов…

Он несколько раз сделал глубокий вдох. Покрасневшие глаза еще больше усиливали его сходство с кроликом-альбиносом. Правое колено опять задергалось.

– Для меня это было очень тяжелое время, – прошептал он, стараясь дышать ровнее. – Лула… а теперь вот мама при смерти.

От одного вида шоколадного печенья у Страйка потекли слюнки: он зверски проголодался, но жевать под всхлипы, охи и вздохи Бристоу было бы хамством. На улице пулеметной очередью грохотал отбойный молоток.

– После гибели Лулы мама совсем сдала. Сломалась. У нее онкология. Заболевание было в стадии ремиссии, но сейчас опять наступило ухудшение, и врачи говорят, что помочь ей уже нельзя. Понимаете, она пережила две такие трагедии. Когда не стало Чарли, она едва не лишилась рассудка. Тогда-то отец и подумал, что ей нужен еще один ребенок. Родители всегда хотели девочку. Они подали заявку, но не сразу получили разрешение, а тут подвернулась Лула, мулатка, – таких неохотно берут в семьи; вот так и получилось, что она вошла в наш дом, – сдавленно подытожил Бристоу. – Красавицей б-была с детства. Как-то раз мама взяла ее с собой по магазинам, и Лулу заметили на Оксфорд-стрит. Ею заинтересовалась «Афина». Это одно из самых престижных агентств. К семнадцати годам сестра стала профессиональной моделью. На момент смерти ее состояние оценивалось примерно в десять миллионов. Не знаю, зачем я вам это рассказываю. Вы, наверное, и так в курсе. Лула была на виду – люди считали, что знают о ней все.

Он неловко, трясущимися пальцами взялся за чашку и пролил кофе на безупречно отутюженные брюки.

– Что же конкретно вы хотели мне поручить? – осведомился Страйк.

Опустив дрожащую чашку, Бристоу крепко сцепил пальцы.

– По общему мнению, моя сестра покончила с собой, но я в это не верю.

Страйк вспомнил телевизионные репортажи: черный пластиковый мешок поблескивал под беспрерывными вспышками камер, когда его на носилках грузили в машину; папарацци, сбившись плотной кучкой, направляли объективы на слепые окна, и от черных стекол отскакивали белые блики. Как и любой вменяемый британец, Страйк знал о смерти Лулы Лэндри больше, чем ему хотелось или требовалось. Когда тебя со всех сторон грузят такой историей, ты волей-неволей впитываешь факты и составляешь собственное мнение, подчас настолько предвзятое, что у тебя даже не остается морального права войти в число присяжных.

– Но ведь расследование было проведено по всей форме?

– Да, но главный следователь изначально склонялся к версии самоубийства – только лишь потому, что Лула принимала препараты лития. Он упустил из виду множество фактов – об этом даже писали в интернете.

Бристоу бессмысленно потыкал пальцем в поверхность стола, где должен был стоять компьютер.

Вежливый стук – и в кабинете появилась Робин, которая передала Страйку сложенный листок и тут же вышла.

– Простите, – сказал Страйк. – Мне давно обещали прислать эту информацию.

Чтобы Бристоу не подсматривал, он развернул записку на колене и прочел:

В возрасте четырех лет Лулу Лэндри удочерили – сэр Алек и леди Иветта Бристоу. Росла под именем Лулы Бристоу, но в модельном бизнесе взяла девичью фамилию матери. Есть старший брат Джон, адвокат. В приемной ждет девушка м-ра Бристоу, по профессии – секретарь. Оба работают в фирме «Лэндри, Мей, Паттерсон», основанной дедом Лулы и Джона по материнской линии. Фото Джона Бристоу на сайте ЛМП идентично внешности вашего посетителя.

Скомкав записку, Страйк бросил ее в корзину для бумаг, стоявшую под столом. У него отнялся язык. Значит, Джон Бристоу вовсе не фантазировал, а он, Страйк, получил такую деловую и грамотную временную секретаршу, каких еще не встречал.

– Извините. Продолжайте, пожалуйста, – обратился он к Бристоу. – Вы остановились на… расследовании?

– Да-да, – подтвердил Бристоу, промокая кончик носа мокрым платком. – Конечно, у Лулы были проблемы, я не отрицаю. Мама с ней намучилась. Это началось со смертью отца… вы, очевидно, в курсе, только ленивый об этом не писал… сестру исключили из школы за наркотики, и она махнула в Лондон, где мама разыскала ее в каком-то притоне, среди наркоманов. Лула довела себя до нервного расстройства, сбежала из клиники… вечные скандалы, ни дня покоя. Но в конце концов ей поставили диагноз «маниакально-депрессивный психоз» и назначили соответствующее лечение; с тех пор она сидела на таблетках, зато чувствовала себя прекрасно – вы бы вообще ничего не заподозрили. Даже коронер допустил, что психотропы стали для нее спасением, а вскрытие это подтвердило. Однако же и полиция, и коронер зациклились на одном: у девушки был психиатрический диагноз. Вот они и твердили: она, мол, страдала депрессиями; но я-то знаю, что никакими депрессиями Лула не страдала. В день ее гибели, с утра, мы с ней виделись – она была в отличном настроении. Дела у нее шли в гору, особенно карьера. Недавно ей предложили пятимиллионный контракт сроком на два года, она меня попросила его проверить – там все как надо, не подкопаешься. С этим модельером, Сомэ, – полагаю, вы о нем слышали? – у нее сложились самые добрые отношения. У Лулы график был расписан на месяцы вперед: сейчас ей предстояла фотосессия в Марокко, а она обожала путешествовать. Как видите, у нее не было причин сводить счеты с жизнью.

Страйк вежливо кивал, хотя этот рассказ его не убедил. Самоубийцы, как подсказывал опыт, ловко симулируют интерес к будущему, в котором не видят для себя места. У этой Лэндри золотисто-розовое утро вполне могло смениться мрачным, безнадежным днем, не говоря уже о половине роковой ночи; Страйк мог бы рассказать не один такой случай. Взять хотя бы лейтенанта Королевского стрелкового полка: в ночь после своего дня рождения этот офицер, всеобщий любимец, проснулся и черкнул родным записку, в которой просил их не заходить в гараж и вызвать полицию. Тело, свисающее с балки гаража, обнаружил шестнадцатилетний сын покойного: парень на рассвете побежал через кухню за велосипедом и не заметил оставленную на столе записку.

– Это еще не все, – продолжил Бристоу. – Имеются доказательства, веские доказательства. Хотя бы показания Тэнзи Бестиги.

– Соседки, которая, по ее словам, слышала в верхней квартире ссору?

– Точно! Она слышала, как наверху орал мужчина, и сразу после этого Лула упала с балкона! Полицейские отмахнулись от ее слов по одной причине: эта соседка… она… перед этим нюхнула кокаина. Но это же не значит, что она ничего не соображала! Тэнзи до сих пор твердит, что за считаные секунды до своего падения Лула скандалила с каким-то мужчиной. Уж поверьте – мы с Тэнзи на днях беседовали. Наша фирма занимается ее бракоразводным процессом. Уверен, я смогу ее уговорить с вами встретиться.

Бристоу не спускал тревожного взгляда со Страйка, пытаясь угадать его реакцию.

– А кроме того, есть запись с камеры видеонаблюдения. Минут за двадцать до смерти Лулы некий человек идет в направлении Кентигерн-Гарденз, а затем, уже после ее гибели, тот же самый человек бежит как нахлестанный прочь от этого места. Его личность до сих пор не установлена – полиция даже не пыталась его разыскать.

С плохо скрываемой настырностью Бристоу теперь протягивал Страйку слегка помятый чистый конверт, извлеченный из кармана пиджака:

– Я все записал. Буквально по минутам. Полностью. Сами убедитесь: все сходится.

Появление этого конверта не добавило Страйку доверия к выводам посетителя. Чего только ему не вручали в таких же конвертах: корявые заметки – плоды одиноких размышлений, навязчивые идеи, нудные, однобокие домыслы, за которые цеплялись клиенты, сложные расчеты, подогнанные под случайные совпадения. Между тем у адвоката уже начался нервный тик, опять задергалось колено, рука с конвертом затряслась.

В считаные секунды Страйк сопоставил, с одной стороны, эти признаки неуверенности, а с другой – шикарные, явно изготовленные на заказ ботинки плюс элитные часы «Вашерон Константин». Человек определенно при деньгах и готов раскошелиться – можно будет погасить хотя бы самый неотложный взнос по одному из просроченных займов. И все же, нехотя повинуясь голосу совести, Страйк начал:

– Мистер Бристоу…