– Ну, пять минут, самое большее десять. После этого с поста не отлучался.
– Ты упомянул пакеты, доставленные для Макка и Лулы.
– Ага, от модельера какого-то. Рядом Лещинская была, я ее послал разнести их по квартирам. Для него одежду привезли, а для нее – сумочки.
– Ты можешь поручиться, что каждый, кто вошел в вестибюль, потом вышел?
– Ну да, – сказал Уилсон. – Они все в журнал записаны.
– Как часто меняется код входной двери?
– После гибели Лулы мигом сменили, потому как половина лондонской полиции его знала, – сказал Уилсон. – А до этого за три месяца, что Лула в этом доме жила, ни разу не меняли.
– Можешь назвать старый код?
– Девятнадцать шестьдесят шесть, – отчеканил Уилсон.
– Тысяча девятьсот шестьдесят шестой, чемпионат мира по футболу. «Они думают, что все закончилось»[10 - 23 февраля 1966 года на стадионе «Уэмбли» состоялся матч между сборными Англии и Германии. Незадолго до финального свистка, при счете 4:0 в пользу англичан, английские болельщики стали выбегать на поле, и комментатор телеканала Би-би-си в эфире заявил: «Они думают, что все закончилось… вот теперь все!» (англ. «They think it’s all over… it is now!») Эта фраза стала крылатой в английской массовой культуре, напоминая англичанам об одной из их значительных побед в спорте.].
– Ну да, – подтвердил Уилсон. – Маклауд эти цифры терпеть не мог. Требовал, чтоб сменили.
– На момент смерти Лулы сколько народу могло знать код?
– Не так уж и много.
– Курьеры? Почтальоны? Газовщик?
– Эту публику мы сами впускаем, не отходя от стойки. Жильцы обычно кодом не пользуются – мы их на мониторе видим и сразу дверь открываем. Кодовый замок лишь тогда нужен, когда на посту никого нету: бывает, отойдешь в подсобку или поможешь пакеты наверх занести.
– У каждой квартиры свои ключи?
– Ну да, и своя отдельная сигнализация.
– Лула, уходя, ставила квартиру на сигнализацию?
– Нет.
– А бассейн и тренажерный зал? Они тоже под сигнализацией?
– Нет, просто под замком. У всех жильцов есть ключи от бассейна и спортзала. И еще от входа в подземный гараж. Эта дверь тоже под сигнализацией.
– Сигнализация была включена?
– Без понятия, меня там не было, когда ее проверяли. Наверное, была включена. В то утро техник все устройства проверил.
– А ночью все эти двери были заперты?
Уилсон растерялся:
– Не все. Дверь в бассейн была открыта.
– Не знаешь, кто-нибудь в тот день плавал в бассейне?
– Не припоминаю.
– Сколько же времени он стоял нараспашку?
– Без понятия. До меня Колин дежурил. Он должен был проверить.
– Ладно, – сказал Страйк. – Значит, ты именно потому заподозрил Даффилда в человеке, которого слышала миссис Бестиги, что сам до этого слышал, как он скандалил с Лулой. Когда это было?
– Незадолго до того, как они разбежались, за пару месяцев до ее смерти. Лула его выставила, а он стал в дверь кулаками барабанить, ногами стучать, хотел к ней вломиться. Крыл ее последними словами. Я пошел наверх, чтоб его выпроводить.
– Ты применил силу?
– Да мне без надобности было. Он как меня увидал, вещички с полу подхватил – она ему вслед куртку и ботинки выбросила – и ходу. Под кайфом был, – добавил Уилсон. – Глаза остекленевшие, сам понимаешь. Весь потный. Футболка грязная, дрянью какой-то заляпана. Никогда не мог понять, что Лула в нем нашла. А вот и Киран, – повеселел он. – Ее постоянный водитель.
7
В крошечное кафе протискивался парень лет двадцати пяти. Невысокий, худощавый, вызывающе красивый.
– Здорово, Деррик.
Водитель и охранник крепко пожали друг другу руки и вдобавок стукнулись костяшками пальцев, после чего Коловас-Джонс сел рядом с Уилсоном.
В жилах Коловас-Джонса был намешан целый коктейль непонятных кровей; в результате получился настоящий шедевр природы: оливково-бронзовая кожа, точеные скулы, почти орлиный нос, черные ресницы и прямые, зачесанные назад темно-каштановые волосы. Эту поразительную внешность оттеняли классическая рубашка с галстуком и скромная улыбка, будто сознательно призванная обезоружить других мужчин и не допустить их ревности.
– А тачка где? – спросил Деррик.
– На Электрик-лейн. – Коловас-Джонс ткнул большим пальцем через плечо. – У меня времени всего минут двадцать. К четырем обратно в Уэст-Энд нужно. Как у вас тут дела? – Он протянул руку Страйку. – Киран Коловас-Джонс. А вы…
– Корморан Страйк. Деррик говорит, что…
– Да-да, – подтвердил Коловас-Джонс. – Не знаю, насколько это важно, может, и ерунда, но полиции все по барабану. А мне просто нужно хоть кому-то рассказать, понимаете? Вы не подумайте, я не спорю, что это было самоубийство, – добавил он. – Просто хочу кое-что прояснить. Кофе, голубушка, – обратился он к пожилой официантке, которая осталась безучастной к его неотразимому обаянию.
– И что же тебя беспокоит? – спросил Страйк.
– Я был ее постоянным водителем, понимаете? – начал Коловас-Джонс, и по его тону Страйк понял, что рассказ отрепетирован. – Она всегда требовала прислать именно меня.
– У нее был заключен договор на обслуживание с вашей фирмой?
– Да. Так вот…
– Заказы передаются через пост охраны, – вклинился Деррик. – Мы оказываем жильцам такую услугу. Если кому-нибудь требуется автомобиль, звоним в «Экзекарс» – это агентство, где Киран работает.
– Но она всегда требовала прислать именно меня, – твердо повторил Коловас-Джонс.
– У вас сложились хорошие отношения?