Прочитать и уничтожить

– Нет-нет, – бросила сквозь дверь Рей, – уходи. У тебя, должно быть, очень много дел.

Но девушка на лестнице никуда не торопилась. Рей в эту минуту почему-то очень ярко представила себе ее, словно могла видеть со стороны, как марфа тоже прижимается к двери, разделяющей их, может быть, даже касается древесины тоненькими пальцами, огрубевшими от труда по дому. Поглаживает дубовую поверхность, как живое существо. Вероятно, догадалась Рей, ей здесь довольно одиноко, хотя тут же одернула себя – и почему это только должно ее волновать? От тетки Маз девушка часто слышала о том, что многие марфы ужасные сплетницы, а некоторые еще и плетут какие-то сомнительные интриги. Она же хорошая девочка, ей не стоит ни во что такое ввязываться. Нужно всегда помнить, кто она такая и где ее место.

– Ладно, – в конце-концов сдалась Роуз, – если надумаешь пообщаться, я на кухне. И буду рада…

– Угу, – кивнула Рей и оттолкнулась от двери, избавляя себя от искушения убедиться, что марфа действительно ушла. В комнате она чувствовала себя защищенной, хотя все равно держала в голове тот факт, что у прислуги есть ключи от всех комнат, а хозяева, если пожелают вовсе не станут считаться с таким сомнительным обстоятельством как ее жалкие попытки создать неприкосновенное личное пространство. И зачем ей это? От кого или от чего ей прятаться? От хозяина, про которого обычно невозмутимая тетка Маз говорила с таким трепетом? Каким чудовищем он бы не был, жизнь служанок высоко ценится в их обществе. Он сам же подпишет себе смертный приговор, если посмеет причинить ей вред. И все равно Рей было немного тревожно от того, что дверь, ведущая на лестницу, не запирается изнутри.

Она наконец-то позволила себе рассмотреть комнату, которая ей досталась. После койки в приюте в общем помещении, просторная светлая спальня казалась настоящей роскошью. Неужели все это принадлежит теперь ей? У нее есть даже свой умывальник, свой санузел с душевой кабиной, широкий шкаф, который нечем особенно было наполнить. И Рей поддалась искушению и решила проверить гипотезу, услышанную от других девушек в приюте: комната должна быть безопасной, ведь многие служанки пытались наложить на себя руки. Рей не понимала этого – жизнь, какой бы она не была – уже подарок, уже стоит борьбы, даже с собственными демонами. Она бы никогда не стала, не подумала о подобном исходе, или…

Окно не открывалось до конца, выбраться в него оказалось невозможным. Да и был ли какой-то смысл в этом, когда прямо под ним разверзлась бездна нескольких этажей без единого уступа или карниза. Высокие стены, словно у средневековой неприступной крепости.

Осмотрев все ящики и закутки, Рей не смогла отыскать ни одного острого предмета или хоть чего-либо, что могло представлять малейшую опасность. Даже легкий светильник под потолком был подвешен на крюк настолько маленький, что при всем желании, продеть в него веревку или простыню оказалось бы невозможным. В спальне и примыкающей к ней ванне не было зеркал. Это обстоятельство показалось девушке чрезвычайно забавным.

В приюте и красном центре тоже не было зеркал. На самом деле она плохо представляла, как выглядит на самом деле, складывая это представление из случайных обрывков образа, подсмотренного в отражающих поверхностях во время визита в медицинский центр. Она видела свои плечи и руки, усыпанные веснушками, но их наличие на лице было только предположением. Волосы в косе были темно-русыми, скорее каштановыми. А вот о цвете своих глаз Рей имела очень смутное представление. Спрашивать о таком тетку Маз или других воспитанниц, с которыми отношения у девушки складывались не лучшим образом, не имело смысла. Но именно сейчас, сидя на широкой кровати с идеально-белоснежным постельным бельем, сложив руки на коленях, обтянутых алым платьем, она пыталась представить себя со стороны. Себя в своем новом доме. Себя в своей новой комнате. Момент показался Рей достаточно важным для такой глупой фантазии. В конце концов у нее впервые за несколько лет жизни наконец-то появилось что-то свое, конечно, не до конца. И тут же девушка одернула себя: как у нее может быть что-то свое, когда у нее самой-то себя нет? Нет прошлого, нет воспоминаний, нет представлений о собственной личности, интересах, вкусах и взглядах? Если она не знает даже цвет собственных глаз? Все, что у нее было, одно лишь имя. Короткое и простое, словно более длинного она не заслужила. Так, вероятно, могли бы звать породистую собаку или любимую лошадь хозяев, в любом случае, эти несколько букв скорее напоминали кличку животного.

Ты и есть животное для них, – горячо и насмешливо прошептал каверзный голосок в ее голове, – новый питомец, маленькая милая зверушка. Только знают ли они, что у пушистого крольчонка смертоносные когти?

– Заткнись! – взвизгнула Рей и зажала уши руками, словно это могло сберечь ее от голоса, жившего внутри черепной коробки, – заткнись, заткнись!

Когда она отняла ладони от головы, то уловила смутный шорох снаружи – вероятно, любопытная марфа так и не ушла, решив послушать под дверью, чем же станет заниматься новая служанка и наконец-то дождалась хоть чего-то интересного. Рей нахохлилась, как воробей, обняла себя за плечи, потому что ей тут же стало холодно и неуютно даже в этой красивой комнате.

Нужно было как-то сгладить ситуацию и Рей подумала, что стоило бы спуститься вниз и попробовать побеседовать с этой Роуз, осторожно расспросить что именно слышала девушка и какие сделала из этого выводы. А главное, не собирается ли она доложить строгой великанше о том, что их новая подопечная, вместо молитв, оставшись наедине с собой, бормочет себе под нос какую-то ерунду. Да, верно. И ведь ничего плохого не будет, если она установит условно-дружеские отношения хоть с кем-то из обитателей дома. Общение между служанками и марфами не возбранялось, а значит, никто Рей за это не осудит. Все-таки она повела себя крайне грубо, захлопнув дверь у новой знакомой прямо перед носом.

Давай-давай, разыгрывай хорошую, славную девочку, пресмыкайся даже перед прислугой.

Рей уже успела спуститься на первый этаж, когда назойливый голосок настиг ее и вынудил остановиться. Она заторможено уставилась перед собой и принялась нервно разминать шею в том месте, где заканчивался закрытый воротник платья. Кожа горела, словно к ней только что приложили раскаленную кочергу и этот простенький ритуал хоть немного вернул девушке ощущение реальности. Нет никакого голоса. Она здесь. Она в своем новом доме. Стоит посреди просторного красивого холла, прямо под сверкающей хрусталем люстрой, окруженная дорогими предметами и портретами неизвестных людей. В витражное окошко над входной дверью пробивается тусклый солнечный свет с улицы. Если как следует сосредоточиться на собственных ощущениях, можно уцепиться за них, как утопающий за соломинку и все-таки удержаться на плаву. Мягкая кожа ботинок слегка жмет большие пальцы ног, не потому что мала, а потому что модель универсальна и вне зависимости от строения стопы, сужается к носу. Правый чулок слегка растянулся и сполз, болтается где-то в районе колена и хорошо, что прикрыт плотной юбкой и никто не заметит этого несовершенства. Платье очень узкое на ребрах, если вдохнуть поглубже, можно ощутить как ткань окольцовывает кожу.

Рей проделала все эти маленькие фокусы, и ей стало легче. В голове снова была кристальная ясность, никаких посторонних голосов. Даже настроение девушки слегка улучшилось – вот, ее новый дом, можно изучить его, ведь, вроде как, ограничения на ее передвижения по нему никто не накладывал, а в нем так много разных увлекательных деталей. Поэтому она легко смогла отыскать кухню и шагнула туда, готовая начать дружескую беседу. Однако, Роуз, уже, вероятно, утратившая надежду на сближение с новой служанкой, не готова была к ее появлению и от неожиданности резанула большим кухонным ножом себе по пальцу. Морковка на деревянной доске тут же окропилась созвездием красных капель. Марфа тоненько пискнула и притянула палец к губам, зализывая ранку.

– Извини, – Рей потупила взгляд, тут же пожалев о своем намерении в момент показавшемся самой глупой затеей за последние сутки, – не хотела тебя напугать.

– Ничего, – миролюбиво сказала Роуз, вынимая палец изо рта и осматривая повреждения, – до свадьбы заживет.

– Ты выходишь замуж?

Несколько минут они тупо смотрели друг на друга, погрузившись в неловкое молчание. Затем марфа улыбнулась и слегка наклонила голову.

– Это такое выражение, – пояснила она, – было… до войны.

Рей кивнула. Роуз торопливо вытерла кровь о свой фартук и обошла столешницу, чтобы взять за ручки красивый поднос из благородного металла, на котором красовалась фарфоровая чашка в компании дымящегося чайника из такого же сервиза. Марфа собиралась уже уйти, но заметила, что кровь из свежей ранки испачкала глянцевое металлическое покрытие и застыла в нерешительности.

– У тебя кровь, – заметила Рей. Марфа хмуро дернула плечами.

– Нужно отнести чай госпоже, – сказала она деловито. Рей вдруг посетила замечательная мысль, показавшаяся ей отличным способом загладить свою условную вину перед новой знакомой. Она сделала несколько шагов к марфе и выдавила из себя улыбку.

– Я могу отнести, – предложила она, – а ты пока обработаешь свое ранение.

Роуз несколько минут оценивала ситуацию, нахмурившись и скривив слегка курносый нос, прежде чем расслабилась и одобряюще кивнула. Вероятно, предложение Рей пришлось ей очень по душе, и она приняла протянутый кубок мира, или, вероятно, просто не горела желанием лишний раз попадаться на глаза статной великанше. Вряд ли ее похвалят за то, что она была неаккуратной в приготовлении пищи и приправила будущий обед собственными биоматериалами.

Рей с готовностью утащила поднос, заручившись от марфы короткой инструкцией о том, как ей отыскать библиотеку и быстрее туда попасть. Перед двустворчатыми дверями помещения она остановилась и зачем-то еще разок протерла поднос в том месте, где ей все еще мерещились следы крови ее новой знакомой подолом своей юбки. Это платье такое же красное, как кровь. На нем будет не заметно – рассудила она и робко постучала.

– Да, входи, – крикнула Фазма. Рей нерешительно застыла на пороге, пожирая взглядом открывшийся ей вид. Комната была просторной, как торжественная зала в «красном центре», а высокие потолки, украшенные резьбой по дереву имитирующей виноградную лозу, тонули в мягком полумраке. Панорамное окно выходило в розовый сад и возле него, очерченный дневным светом по контуру, торжественно примостился огромный черный рояль. Следующим, на что обратила внимание Рей – это бесконечные стеллажи с книгами. Их было много, очень много. И девушке только оставалось догадываться зачем столько литературы хозяевам, когда чтение в обществе вовсе не считается прерогативой приличного семейства.

– Рот закрой, – усмехнулась Фазма, материализовавшись рядом с Рей из темноты и забрала у растерявшейся служанки поднос, – а то муха залетит.

Рей вздрогнула и попятилась к двери. Фазму она не приметила, потому что та в своем торжественном зеленом платье слилась с интерьером, оформленным все в тех же цветах – темный дуб, изумрудный и черный. И все-таки хозяйка была здесь и, вероятно, все это время терпеливо ждала, пока непрошенная гостья наглазеется вдоволь.

Фазма присела за круглый столик с причудливыми ножками, налила чаю себе в чашку и кивнула Рей на стул напротив своего. Пока Рей переминалась с ноги на ногу, не решаясь принять приглашение, высокая блондинка уже успела нацепить на нос аккуратные очки в металлической оправе и потеряла к ней всяческий интерес. До Рей запоздало дошло, что она невольно оказалась свидетельницей чего-то крамольного, о чем ей, вероятнее, всего следует доложить. Но докладывать о своей благодетельнице в первый же день пребывания в ее доме…

– Госпожа, – пролепетала она, – вас могут наказать.

Она сердилась на себя за то, что сказала это, но в то же время это показалось ей самым логичным, что можно было предпринять в этой ситуации. Вдруг хозяйка особняка забыла о том, что является нежелательным времяпровождением для жены командора? Фазма так не считала, судя по ее насмешливому взгляду.

– Ты стукачка? – усмехнулась блондинка, – потрудись сразу поставить меня в известность, если имеешь привычку доносить обо всем, что видишь.

Рей помотала головой так интенсивно, что из-под чепца выбилось несколько прядей и угодило ей в рот. Пока она отплевывалась от них и заталкивала волосы обратно, Фазма презрительно фыркнула.

– Порядки в этом доме устанавливаю я, – заявила она, – если я хочу читать, значит, читаю. Также я не имею ничего против, если ты тоже найдешь себе какое-то занятие, кроме того, чтобы докучать окружающим или пялиться в стену. От безделья люди тупеют, – заметив, какой эффект ее слова возымели на девушку, хозяйка смягчилась и снова предложила той сесть напротив легким кивком головы, – ты вообще с грамотой знакома?

И что она должна сказать? Правду? Что когда-то в той прошлой жизни, которая выцвела на негативе ее памяти, как засвеченное изображение, она держала в руках книги и даже иногда ловит среди своих мыслей обрывки чужих фраз и историй? Или повести себя, как правильная, хорошая девочка, которая не огорчила бы старуху Маз, и соврать, что не притрагивалась к этим греховным вещам и никогда не собирается? Пока Рей размышляла, внизу хлопнула входная дверь. Причем хлопнула так сильно, что молчаливый старый дом содрогнулся и ответил на это гулким, тихим стоном.

Фазма закатила глаза и вытянула из лежащего на столе серебряного портсигара папиросу.

– Явился, – пробурчала она и строго приказала, – иди в свою комнату.

Рей подобрала юбки и двинулась к выходу, но шанса спастись бегством, и запереться в своем укрытии у нее не было. Тот, о ком говорила госпожа и кто, как без труда догадалась служанка, был хозяином этого особняка, появился на пороге библиотеки собственной персоной. А вместе с ним и колючий, металлический запах, напоминающий запах крови.

Рей застыла как вкопанная, ошарашенная увиденным: человек или, вернее, существо, стоявшее в дверях, не походило ни на кого из всех, кого ей приходилось видеть. Девушку словно ударили под дых, выбив из ее легких весь воздух, а руки резко стали холоднее льда.

Хозяин дома возвышался над ней мрачной тенью, на голову выше даже великанши-супруги, закутанный в темные одеяния, словно в саму ночь, как самый жуткий призрак ада, явившийся оттуда среди бела дня. Из-под слегка припорошенного снегом черного капюшона его распахнутого пальто выглядывала жуткая, железная маска, скрывавшая лицо. Однако, чудовище не приметило присутствие Рей сразу, бросившись к Фазме, которая покорно встала ему на встречу.

– Почему я узнаю об этом последним? – проревел монстр странным, нечеловеческим голосом, искаженный каким-то механизмом в его головном уборе, – когда ты собиралась…

– Хватит орать, – рявкнула в ответ Фазма, словно совершенно не испуганная этой гневной тирадой, – я спасала наши шкуры, – она опасливо покосилась на Рей и добавила чуть тише, словно девушке всего этого слышать было не положено, – они надавили.

Чудовище проследило за направлением ее взгляда и теперь обратило свое внимание на присутствие девушки. Рей вжала голову в плечи, готовясь к тому, что из ее тщедушного тела сейчас выбьют дух, но ничего не произошло. Хозяин дома обернулся обратно к Фазме, пренебрежительно указывая в сторону служанки рукой в черной кожаной перчатке.

– Что это здесь делает. Отправь ее обратно.

– Хочешь, чтобы нас повесили? – невозмутимо откликнулась госпожа Рен, – мне пока дорога моя жизнь. Так что придется играть по их правилам. Или хотя бы делать вид…

Замолчать ее заставила приглушенная плотной кожей пощечина. Очки с носа женщины шлепнулись на паркет и теперь Рей беспокоилась о том, остались ли они целы, но приблизиться и посмотреть не решалась. Фазма потерла ушибленную щеку и пригрозила:

– Еще. Раз. Тронешь. Меня, – она сделала многозначительную паузу и добавила таким тоном, от которого Рей самой захотелось провалиться под землю, словно это обращалось к ней, – пожалеешь.

Чудовище тяжело дышало и, хотя маска поглощала все звуки, это было заметно по часто вздымающимся и опускающимся широким плечам. Рука в перчатке сжалась в кулак и разжалась несколько раз, прежде чем хозяин дома отступил.

– Хорошо, – тихо и вкрадчиво процедил командор Рен, – хочешь играть по их правилам, тогда веди себя, как подобает жене, – он резко наступил на беззащитно валявшиеся на паркете очки и Рей вздрогнула от звука раздавленного тяжелой подошвой его ботинок стекла, – иначе я сам тебя повешу.