Калейдоскоп

– Это… – любопытство оказалось сильнее ужаса, и теперь Силдж хотела услышать ответы хотя бы на часть своих вопросов, чтобы отвлечься от мыслей о том, что натворила, – я?

Франц криво ухмыльнулся.

– Нет, черт возьми, наша дочь, – буднично заявил он, внимательно оценивая реакцию своей собеседницы. Заметив полнейшее смятение на ее лице, он сжалился и сказал, – да, это ты.

Силдж задумчиво кивнула, продолжая держать снимок в пальцах. Словно прикосновение к этому предмету могло вернуть ей недостающий фрагмент пазла и разогнать вязкий туман амнезии в ее голове.

Но чуда не происходило. Девушка на фото продолжала казаться самозванкой, присвоившей ее внешность. Или… это Силдж была самозванкой?

– Мы старались не попадаться в объективы камер, – проговорил Франц, также не отрывая взгляда от фотографии, – но в тот день решили пренебречь этим правилом. Это был слишком хороший момент. Я сам сделал этот снимок на твою чертову старомодную камеру. Прага, двухтысяча седьмой… О чем ты, конечно же, не помнишь. Или…

Он снова присел на корточки перед женщиной и аккуратно взял ее пальцами за подбородок, вынуждая посмотреть в свои пепельные глаза, впитавшие в себя частицу зелени окружавшего их леса. Сейчас они почему-то казались светлее, чем раньше. И смотрели на женщину с почти физически ощутимыми нежностью и тоской.

– Астрид, – имя вырвалось у мужчины изо рта обрывком выдоха, короткое и звонкое. И чужое. Хотя именно в это мгновение Силдж отчаянно захотелось все вспомнить или хотя бы поверить во все странные истории этого человека. Но… она не могла. Не была готова.

Момент был упущен. Франц тяжело вздохнул и отстранился.

– Ладно, – Силдж аккуратно поднялась, придерживаясь за дерево рядом с собой, и обвела рукой разбросанные вокруг трупы, – вы сказали правду и за мной действительно охотятся. Но…

Франц невесело усмехнулся и запустил себе руку в волосы, ероша их. Она и не успела заметить, как за эту долю секунды его настроение изменилось на совершенно противоположное. На смену тихой печали пришло жгучее раздражение, красноречиво проступившее в чертах мужчины.

– Всегда есть «но», – глухо проговорил он, забирая фотографию у женщины из рук и торопливо пряча в карман своей куртки, – всегда, черт возьми, с тобой есть проклятое «но». Ты даже теперь не можешь мне поверить.

Силдж нахмурилась. Она успела уже достаточно успокоиться, чтобы начать заводиться по-новой, только теперь ее начинало трясти не от ужаса содеянного, а от злости.

– Вы похищаете меня из дома, – тихо и вкрадчиво заговорила она, – среди ночи. Позволяете себе всякие непотребства, несете полнейшую чушь, вместо того, чтобы все нормально объяснить и требуете, чтобы я вам поверила?

– Непотребства? – брови мужчины взметнулись вверх, и по его лицу не понятно было рассмеется он сейчас или начнет бросаться оскорблениями, – это ты про тот поцелуй?

– Да, и все эти намеки, – Силдж скривилась и все-таки решилась пойти в наступление, – я не знаю какие отношения нас связывали до того. Но я потеряла память и вы не имеете никакого права пользоваться этим…

– Показать тебе какие отношения нас связывали до того?

Силдж быстро пожалела о сказанном и своей самоубийственной браваде.

Она стала отступать, но уперлась спиной в ствол дерева, прежде служивший ей поддержкой, а теперь так некстати оказавшийся на пути. Франц приблизился неспешной походкой хищника и обвил талию женщины руками. Силдж завозилась, пытаясь вырваться из захвата, но преимущество в силах было не на ее стороне, да и недавние переживания сильно истощили ее ресурсы. Оставалось только сжаться в комочек и трястись от ужаса перед неминуемым.

Чем?

«Потерпи»

Удастся ли и с ним провернуть тот странный фокус?

– Пожалуйста, – взмолилась женщина, – не надо.

Страх сковал ее от макушки до кончиков пальцев на ногах, но при этом, вроде как, возмутительное вторжение в ее личное пространство, дарило скорее покой и казалось на удивление естественным. Силдж не была в состоянии успокоить диссонанс между своим мозгом и телом и остановилась на том варианте, который казался ей меньшим из зол. Этим вариантом была беспомощная дрожь жертвы перед крупным хищником. И, вероятно, Франц почувствовал это, поэтому сжалился и отстранился.

«Так будет лучше».

– Ох, прекрати, Астрид, – мужчина закатил глаза и теперь выглядел почти что обиженным, – не собираюсь я тебя насиловать.

– Что… я…

– Да я по глазам вижу о чем ты думаешь, – мужчина презрительно фыркнул и отошел от женщины на безопасное расстояние, – я не такое чудовище, как тебе кажется.

«Скоро все закончится».

Силдж тряхнула головой, прогоняя эти навязчивые голоса, все еще упрямо повторяющие одни и те же фразы, словно заевший магнитофон. Слова, которые она никогда прежде не слышала или о которых не хотела помнить.

– Пойдем, – с тяжелым вздохом сказал первый из ее похитителей. И направился в сторону машины, – тебе еще немного придется потерпеть мое общество.

– Сколько?

– Пока я не найду безопасное место и новые документы.

Силдж энергично покивала, хотя знала, что Франц не увидел этого жеста и, перебираясь через трупы, корни деревьев и пеньки, последовала за ним, потому что другого выбора у нее не было. Достаточно было, что он слышит шорох ее шагов за своей спиной.

Ей мучительно хотелось снова заговорить, но она не решалась, хотя у нее и осталось неприятное послевкусие от их разговора. Словно она нанесла этому человеку сильную обиду.

Человеку, который, вроде как, хотел ей добра. По крайней мере, очевидно, не пытался держать ее под прицелом, хотя и имел такую возможность, что делало его в сложившейся ситуации меньшим из зол.

Глава шестая.

Герберт редко напрямую сотрудничал с полицией, хотя и был там на хорошем счету. На памяти Франца старый ученый предпочитал лабораторную работу полевой и практически не выбирался в качестве судебного медика на место преступления, но это дело стало исключением из всех его правил.

Пользуясь своим влиянием и отличной репутацией в ученых кругах, старик, конечно же, прихватил с собой и Франца в качестве помощника, хотя после возвращения с фронта тот так и не удосужился окончить свое медицинское образование. Свое, впрочем, только условно. Оно было – Герберта и исключительно для него. Потому что пожилому немцу нужен был осведомленный помощник, а Франц в принципе в тот момент так и не решил чем хотел бы заниматься. Ему нравилась лингвистика и с легкостью давались разные иностранные языки, что Герберт объяснял тем обстоятельством, что его воспитанник рос билингвистом. Все-таки родным для него был итальянский, который он с годами начинал уже забывать, а немецкий он начал изучать и активно использовать в крайне юном возрасте. Этот талант Нойманн находил полезным, но куда менее подходящим для их дела, чем, например химия или прикладная медицина. Одно только упоминание о корнях воспитанника заставляло рот старика неприятно кривиться.

Он всегда говорил – оставь прошлое в прошлом.

Поэтому теперь вместе с ним Франц без особого энтузиазма осматривал место преступления и делал записи в толстом, потрепанном блокноте, пока Герберт наворачивал круги вокруг трупа.

Еще одно тело без следов насильственной смерти. Никаких выпученных глаз, сломанных в предсмертной агонии ногтей или посиневшего языка. Словно сердце несчастного просто перестало биться без каких-либо на то видимых причин.

Только несколько седых прядей в волосах.

– Более подробно я смогу дать оценку после вскрытия, – отчитался Нойманн полицейскому инспектору, присутствовавшему на месте преступления, – но я думаю, что мы имеем дело с действием того же отравляющего вещества.

Этой версии пожилой ученый придерживался во всех официальных разговорах со своими товарищами из полиции и другими судебными медиками. Версии, для которой он даже не потрудился синтезировать неплохой, крайне незаметный яд, который мог отвлечь внимание этих ищеек от истинной причины смерти несчастных.

Причины, которая, вероятнее всего, имеет голос нежный, словно пение сирен посреди туманного моря и носит блестящее платье из серебристой ткани. Причины, о которой Франц незаметно для себя стал думать слишком много, куда больше, чем требовалось для следствия.

От цепкого внимания Герберта и его ученика, конечно же, не укрылись початая бутылка приличного вина и пара пустых бокалов на прикроватном столике. Момент гибели этой жертвы разделил кто-то, с кем приятно было также разделить и романтический ужин. Женщина.

Та самая женщина.

Франц думал о ней, чтобы отвлечься от крайне неприятного процесса вскрытия, которое также Нойманн взялся провести самостоятельно. Конечно, в обществе своего неизменного помощника, которого всюду таскал за собой к большому неодобрению многих сотрудников полицейского управления. Но Герберта слишком уважали, чтобы спорить с ним.

Францу не нравилось смотреть на трупы и куда меньше нравилось изучать их внутренности. На фронте он вдоволь навидался выпущенных наружу кишок и прочих органов, и едва ли горел желанием наслаждаться этой картиной каждый день. Но Нойманн взял его с собой с каким-то мстительным удовольствием, чтобы лишний раз напомнить, что его воспитанник сам в свое время выбрал этот путь и отправился медиком на передовую, вместо того, чтобы закончить учебу в университете и спокойно отсидеться в тылу.