– Да погоди ты. Дай ему лучше колбаски.
– Чтобы потом он ходил сюда, как домой? Шиш.
– Что тебе жалко, что ли?
Девушка поднялась с полки, взяла со стола кусочек колбасы и кинула мне.
«А чего она у тебя такая злая?» – посмотрел я настороженно на женщину. Понюхал кусок колбасы, но есть не стал. Девушки не понимают одного, что когда они злятся, то сразу становятся тетками. Молодость куда-то пропадает.
«Так ты спортсмен?» – обратился он к гольфисту. «В детстве я тоже был помешан на спорте. Все говорили, что главное – участие. Полная брехня. Мне больше нравилось выражение – «Победителей не судят». Только ради этого я готов был побеждать. Можно было быть последним мартовским котом, но если победил – ты Лев, ты царь зверей. В гольф я играл с раннего детства. Нравилось мне в него залезать. Ладно, шучу я. Знаю я эту игру – гольф. Чем-то смахивает на хоккей. Только в гольфе простора больше, есть куда смахивать, а в хоккее тесно, махач такой, что зубы трещат». – Облизывал свою лапу кот.
– Куда смахивает?
– В смысле похож на хоккей.
– Ну, не знаю.
– Я знаю, я ходил раньше в настольный хоккей. Разница только в том, что за это в хоккее можно было схлопотать люлей, и стал ходить в ботинки. А в гольфе твоем одни белоручки. Никаких контактов, благородные лица и высокие носы, не достать. Ставки тоже высоки, главное попасть в лунку. Со стороны похоже на соревнование с холмом. Я так и не понял – вы там с соперниками сражаетесь или с рельефом?
– Рыжий, ты издеваешься?
– Нет. Вообще я люблю травку, в смысле поваляться. На таком поле сразу хочется домик поставить, затопить печку, чтобы из трубы дымок. По идеальной траве ездят маленькие смешные машинки и ходят с деловым видом идеальные люди. Все так современно. За белыми людьми ходят носильщики клюшек. В их тяжелых челах лес клюшек.
– Кедди.
– Кеды они тоже за вас носят? Какая низость.
– Носильщиков зовут кедди.
– Все равно рабство. Я никогда не понимал этот вид спорта. Ты со скольких ударов можешь загнать мяч в лунку?
– Что ты на него смотришь? Гони ты его уже. А то будем после него блох ловить. – Вновь возникла в нашем немом разговоре подруга гольфиста.
– Он же вроде домашний.
– Дома бывают разные.
– Клюшки тоже. Вот, заведут себе клюшку, приоденут и давай махать ею перед носом. А она рада стараться. Откуда в людях столько снобизма?
Эти двое начали мне надоедать. Это было заметно по моему недовольному хвосту.
– Твой дом вряд ли больше моего. Я все время боюсь там заблудиться. Мышей там нет, но я все равно счастлив.
Сейчас меня беспокоят только три вещи: моя старуха, окружающая ее среда и проблемы уссурийских тигров.
Я довольно ленив, но все еще могу дать фору собаке, с которой живу, мы с ней гоняем иногда по паркету, мне нравятся эти гонки. Дел у меня не так уж и много, но когда мне долгое время никуда не надо, я начинаю нервничать.
– Ну так со скольких свиданий ты взял эту лунку, чувак? Неужели посимпатичнее клюшки не нашлось?
– Хамишь, братишка, – уныло улыбнулся гольфист, встал и начал клюшкой выпроваживать меня из купе.
– Только не надо меня трогать. Я сам, – выскользнул я в коридор и пошел по нему дальше.
С детства я был воспитан с пониманием, что я солнце и весь мир крутится вокруг меня. Я никого не хочу знать, меня знают все. Говорят, что я не люблю воду – я люблю воду, но мне не нравится, когда ее много, а ее все льют и льют, поэтому дождь я предпочитаю наблюдать за окном. Гром, молния, дождь, потом солнце и радуга. Эволюция любого скандала.
Я всегда хотел знать, на чем стоит радуга. Я не верю, что это всего лишь иллюзия, меня не устраивает ответ, что это белый цвет, расщепленный на семь других. Рыжий – еще куда ни шло.
Нет, я не против общения, я же общаюсь с рукой. Просто надо делать перерывы, чтобы в них наслаждаться жизнью.
Кошек от людей отличает то, что мы не боимся темноты. Люди же сразу подскакивают на месте, едва вырубят свет, отсюда бессонница и неврозы. А ведь темнота – это время большой любви. Да, люди теперь боятся любить, они боятся, что, пока ты любишь, кто-то может оттяпать твою квартиру. Моя бабка очень этого боится. Поэтому и живет со мной. Мне это барахло даром не нужно. Одной, конечно, проще, не надо ждать, пока кто-нибудь начнет к тебе приставать и задаваться вопросом, почему ты ко мне не пристаешь.
Если хочешь понять, насколько серьезны отношения, отключи все гаджеты, сможете ли вы провести хотя бы день вместе без посторонней помощи.
Обычно я болтаюсь на цокольном этаже эволюции, между ног, смотрю на обувь и замечаю, насколько люди не дорожат словами, как быстро научились переобуваться. Я всегда тщательно принюхиваюсь к словам. И, судя по запахам, люди меняют взгляды чаще, чем носки. Я не злопамятный, но таким пройдохам особенно хочется сделать в туфли. Это мой протест.
Девочка с собачкой
В другом купе ехала дама с девочкой и маленькой собачкой, которая сразу соскочила с места и начала меня обнюхивать. Видимо, запах той колбасы прицепился.
– Я Мина.
– Твигс.
– Куда едешь?
– За границу. Бывала там?
– Лучше не вспоминать. Была раз. Мне не понравилось. Потому что делать нечего. Живешь там, а смотришь сюда, как в телевизор.
– Вообще-то я люблю ничего не делать.
– Проблема была в том, что я получила вид на жительство, а мои хозяева – нет. В итоге они уехали, а меня оставили на передержку. Всю жизнь мечтала жить в отеле еще с двадцатью собаками. И так полгода. Понимаешь? Полгода. Вся молодость. Кто же такое потерпит. Больше туда ни ногой.
– А в одежде?
– А ты шутник?
– Есть немного.
– Мама, смотри, к нам котик пришел, – вдруг оторвалась от своих рисунков девочка и потянулась ко мне.
– Не вздумай его трогать, вдруг он больной.
– Сама ты больная, – прошипел я.
– Беги, Твигс, беги от этой девочки, иначе тебе конец, залапает, потом захочет постричь, затем покрасить и помыть, – залаяла Мина.
– Ладно, давай. – Увернулся я от девочки и выскочил в купе.