– Тебе виднее.
Митя был нетрадиционный, то есть я была в безопасности, то есть я могла быть откровенной, как со случайным незнакомцем. В этом кресле, как на детекторе лжи – сплошная правда. Врать не хотелось.
– А тебе?
– Я всегда знала, что не красива.
Все мои красивые подруги рано или поздно зацикливались на внешности, и думали только над тем, как бы ее преувеличить и пусть ее в оборот, в смысле подороже продать. Похоже на гонку вооружений. Они были вооружены до зубов, помада, тени, блестки, часто забывая, что главное их оружие – это молодость, а не светлые волосы, голубые глаза и пухлые губы, которым они должны были своим поведением. Я была лишена этого приложения. Возможно, поэтому меня не воспринимали как девочку. В какой-то момент я отключила в себе это приложение – сексуальность – и почувствовала себя очень комфортно.
* * *
– Пока не попала ко мне.
– Ты себе льстишь, Митя… и мне. Но продолжай, это так приятно – верить.
– Чистая правда.
– Думаешь, волосы врут? – улыбнулась я. – Какая-то беда, жирные на второй день уже.
– Это нервы или гормоны шалят. Пойдем, помассирую твою головушку под водой.
– Обожаю твои пальцы. Из тебя вышел бы неплохой пианист.
– Из себя, – усмехнулся Митя.
– Это тебе не грозит, ты такой спокойный. Я хочу сказать, хорошо не вышел, вдруг понравилось бы, кто бы меня тогда стриг. И вообще музыка – это такая мука.
С семи лет меня мучали сольфеджио. Мне нравилось играть на фортепьяно, но в музыкалке было все очень строго, как на войне, не дай бог нажать не на ту клавишу. Экзамены для перехода в следующий класс были сущим адом, училки, как надзиратели. Вот на что обрекли меня мои родители. Я все могу простить родителям, кроме музыки. Они не разрешали слушать мне современную музыку. Классика и гаммы на завтрак, обед и ужин, это было настоящим насилием над подрастающей личностью. Наверное, это делалось для того, чтобы держать меня подальше от секса. Нет музыки, нет секса. Они меня так сильно оберегали, что я встречалась сразу с двумя. Один был музыкантом и любил выпить, другой спортсменом и трезвенником. И компании у них были соответственные. Что я могу сказать из этого опыта? Большинство понастоящему интересных, энергичных и живых людей, которых я встречала, были алкоголиками. Творческие личности пьют, тут уже ничего не поделаешь, им с нами скучно, но надежда встретить родственную душу не покидает. Именно надежда заставляет их пить, а когда появляется любовь, они начинают пить любовь, пока не кончится и пока не приспичит идти за другой.
– Великая современная музыка не может рождаться без допинга.
– Если бы ты видел, сколько им приходилось для этого в себя залить. Полные баки, чтобы лететь без пересадок.
– И тебе?
– Мне – нет. От вина меня воротило, не говоря про наркотики. После строгой атмосферы моего дома мне и без того было весело. Забавно, вокруг постоянно все что-то дули, от чего-то торчали, я не переносила травы. Однажды музыкант подложил мне в стакан экстази, я целый день пролежала на кровати, глядя на свою душу, которая висела под потолком, и уговаривая ее вернуться. Это было странно, сногсшибательно, умопомрачительно и познавательно. Мой жених, мы с ним собирались пожениться, он рассчитывал на другую музыку. И скоро нашел себе другую музу, более покладистую. Музыка в моей жизни сразу стихла, будто кто-то убавил звук. Тогда я поняла, что я счастливее, когда тишина. Мне нравится, как ты поглаживаешь мой мозг. Если бы ты знал, как я устала от банальностей, глупых разговоров и лживых улыбок.
– Не только ты, весь мир устал.
– Мне кажется, ты никогда не устаешь.
– Мне нельзя.
– Миру можно, а тебе нет?
– Иначе война, я прямо чувствую, как вспыхивают конфликты, то там, то тут, стоит мне только присесть, – засмеялся Митя своими крупными белыми зубами. Улыбка – оружие симпатии. – А я так люблю тишину, – высушил полотенцем мои волосы Митя. – Возвращайся на трон, красотка, – растягивал он нарочито слова, придавая им немного шарма, так что речь его шла легкой походкой, покачивая бедрами по самым недоступным уголкам моей души. – Как твои дела в театре. Когда премьера?
– Не спрашивай, скоро… и от этого страшно.
– Ты боишься? Не смеши меня. Ты же никогда ничего не боялась.
– Да, кроме своего отражения, недавно взялась рассматривать свое селфи, без ретуши, без фильтров. Я увидела все свои линии жизни. Девочка не молодеет.
– Она хорошеет.
– Перестань. Хорошеет – это к лишнему весу.
– Все прекрасное нуждается в некоторой порции страха. Страх, что-то вроде специи к изысканному блюду.
– Вот и я увидела не лицо, а блюдо.
– Главное, не передозировать.
– Ты про косметику? Согласна, если хочешь быть похожей на себя, – это не лучший способ. Макияж заставляет тебя выглядеть кем-то другим. Страх, эмоции, морщины – это тоже косметика, которая выдает наш возраст, наш опыт, наше настроение.
– И какое у тебя сейчас настроение?
– Будь леди, не ешь сразу весь свой страх, оставляй на тарелке немножко врагам, запивай красиво и не пьяней, и самое важное – надевай чистое белье на всякий непредвиденный случай. Да, да, я всегда думаю об этом, боюсь, вдруг меня найдут мертвой, а у меня носок дырявый. Неудобно.
– Ого, проблема. А штаны дырявые, это нормально? – посмотрел Митя на мои дырявые джинсы.
– Раздражают?
– Напоминают вентиляцию.
– Ну так ведь лето, а еще не хочется взрослеть. Хочется побыть девочкой. Мне эти модные дыры напоминают мое детство. Детство меня подпитывает. Театр – вот во что я любила играть в детстве, это осталось любимым занятием на всю жизнь. Я всегда мечтала быть актрисой и обожала все яркое: ракушки, разноцветные стеклышки, камешки – сокровища, которые я так любила собирать. Осенью, понятное дело – листья. Это и есть истинные драгоценности, тогда они приносили больше радости, чем сегодня бриллианты, изумруды и безделушки от Тиффани.
– А почему ты отказалась от Оскара? Мир с ума сходит, чтобы получить его.
– Вот у тебя же на столике нет места для всякой ерунды, – кинула я взгляд на столик перед зеркалом, на котором развернулся парикмахерский парк. Свободного места не было. – Вот и у меня нет.
– Я бы нашел.
– Я фигурально.
– Ну, говорят, он тяжелый, ты могла бы им колоть орехи. Или отбиваться от поклонников.
– В следующий раз возьму только ради тебя.
– Ну а все-таки, почему?
– Потому что это по крайней мере смешно. Будто тебе дали игрушку за то, что ты лучше всех прочитал стишок. Тебя выделили и сказали, что это успех и приз тому доказательство. Мне вообще смешны люди, которые бьются за награды, за премии, чтобы выставить все эти звания, как бампер перед своим именем. Этот самый бампер, который должен защитить твое имя от ударов судьбы. Титулов все больше, а имя все дальше, все сложнее до него добраться. Незаметно, за всеми этими приставками ты становишься все дальше, ты теряешь себя.
– Ну ты зажралась, извини за каламбур.
– Нет, еще даже не завтракала.
– Надо быть современнее, детка.