Вероника: проект «Горгона»

– Сегодня суббота!

– И что? Я веду чертов патриотический кружок, ты не забыл?

– Это там ты научилась так врать? – строго произносит он. – Мне, Птичка, абсолютно все равно, где ты сейчас шаталась, и что тебя утомило, но лжи я не терплю! За свои девятнадцать лет ты могла бы усвоить это правило и не врать!

Девушка надолго задерживает на нем усталый и печальный взгляд, словно замерев в одной позе. Плакать уже не хочется – хочется биться головой о стену, лишь бы забыть весь этот день. Вздохнув, она поднимается к себе – в свой микромир, где никто не станет ее беспокоить.

Она долго лежит на кровати без движения, и встает только, когда становится совсем темно. Луна в первой четверти, похожая на большой кусок сыра, светит почти так же ярко, как в полнолуние. Ночь прохладна, но воздух настолько прозрачен, любой сочтет за счастье подышать им. Вероника открывает окно. Однако, одетая только в нижнее белье и пеньюар, она мгновенно чувствует холодное дыхание осени. В ее комнате почти вровень с подоконником перед окном стоит столик, за которым она обычно читает или пишет письма. Сейчас же, закутавшись в теплый плед, Вероника забирается на этот столик, и удобно устраивается у самого окна. Ночь ее успокаивает и опьяняет, а лунный свет восстанавливает потраченные за день силы.

Глава 9

Утром в комнате прохладно, потому что окно было открыто до глубокой ночи. Будит девушку спор отца и горничной за дверью. Луиза жалуется на Веронику, а Алекс уговаривает ее не обижаться на капризы его дочери. Она поворачивается спиной к двери и с головой закрывается одеялом. С горничной у нее всегда были проблемы. Девушка просто не переносит ее. Эта ненависть иррациональна, необъяснима. Однако Александр всегда защищает Луизу, отчасти для того, чтобы позлить дочь. Его истинная природа точно такая же, как у Вероники. И, равно как и ей, ему нужны те силы, которые человек теряет из-за страха, обиды или душевных страданий. Поэтому он использует конфликт дочери и горничной в своих целях: на словах он всячески заступается за Луизу, чем выводит дочь из себя, потом девушка вымещает всю свою злость на горничной, которая после этого ищет защиты у Мейера. Но вместо поддержки она каждый раз выслушивает, что слишком мало старается, чтобы понравиться Веронике.

Вот разговор удаляется. Видимо, Алекс с горничной решили спуститься вниз. Еще около часа требуется девушке, чтобы убедить себя встать с постели. Она долго крутится полуодетой у зеркала, рассматривая свою фигуру. Временами она критически морщится, если обнаруживает какой-нибудь недостаток. Многие могли бы сказать, что ее фигура безупречна, но она сама никогда бы с этим не согласилась. Сейчас девушка обнаружила, что ее талия недостаточно тонкая, а грудь недостаточно высокая, и что это ее невероятно уродует.

Сегодня во второй половине дня ей предстоит съемка для календаря, а вот с утра спешить некуда. Вероника, не торопясь, одевается и спускается выпить кофе. Она уже давно не ест то, что готовит Луиза, и даже кофе варит себе сама. Собственно, на кофе ее кулинарные способности заканчиваются. Питаться девушке с такими принципами приходится где попало: вчера перед сеансом она обедала у друзей, а сегодня надеется, что сможет перехватить что-нибудь на съемках.

– Опять не завтракаешь? – произносит Александр, следя за ней взглядом, когда она садится рядом с ним с чашкой кофе в руках.

– Я не могу есть то, что оно готовит, – отвечает дочь.

– Оно – это Луиза? Хочешь, я тебе что-нибудь приготовлю?

– Хочу, а с чего вдруг такая забота?

Мужчина встает, наклонившись, целует ее голову.

– У меня сегодня просто хорошее настроение. – Говорит он и добавляет: – Только не обижайся, если яичница подгорит. – Алекс удаляется на кухню, а Вероника через открытую дверь наблюдает за его действиями. Вот он, наконец, возвращается и ставит перед девушкой тарелку. – Пожалуйста!

– Ура! Теперь я не умру с голода. Спасибо.

– Только не рассчитывай, что я буду готовить тебе каждый день, я не кухарка.

– Я когда-нибудь сама научусь готовить. Думаю, если ты смог пожарить яичницу, то и у меня получится.

Он ласково улыбается ей и становится совсем не похожим на того жестокого монстра, каким его знают на службе. Сейчас никто бы не посмел обвинить его в бесчувственности.

После завтрака Вероника отправляется на прогулку по городу, навещает одну из немногих своих подруг и вместе с ней к пяти часам идет на съемку. В павильоне ее встречает Амалия фон Хоберг.

– Вера, здравствуй! – Энергично подбежав к ним с папкой в руках, произносит она. – А кто это с тобой?

– Это Агата, моя подруга.

– Ей придется уйти! – Безаппеляционно заявляет Амалия.

Извинившись перед подругой, Вероника прощается с ней и следует за фон Хоберг, которая, не обращая на нее внимания, раздает распоряжения:

– Кто красил ноябрь?! – возмущается она, столкнувшись с девушкой в романтичном свободном пальто и берете. – Она бледная! Перекрасьте! Мне нужен цвет! Цвет! Понимаете?! – Амалия уже говорит, обращаясь сразу ко всем: – Мы не экономим на качестве, не производим дешевые вещи! Этот календарь – собрание двенадцати жемчужин коллекции следующего года. И эти жемчужины должны блистать! Я требую от всех максимальной отдачи, и если вы на нее не способны – ищите другую работу!

Веронику ее строгость даже пугает. Следом за Амалией она заходит в костюмерную. Дабы избежать лишней суматохи, всем девушкам было назначено свое время съемок, чтобы пока одну одевают и гримируют, другую уже снимали. Мейер назначено последней.

– Вероника, ты будешь сниматься в купальнике, он уже на вешалке за ширмой. Вот, – говорит Амалия, протягивая ей маленький флакон, – натри ноги и руки маслом. Переодевайся!

Девушка исполняет ее просьбу, и вскоре выходит из-за ширмы одетая в черный сплошной купальник. Она тщетно пытается одернуть его, чтобы он прикрывал еще хотя бы на сантиметр больше ее тела.

– Не тяни его!

– Но он такой открытый, я не выгляжу в нем вульгарно?

– В следующем году такие будут носить все! Между прочим, – с хитрым прищуром произносит Амалия, – снять тебя именно в купальнике была не моя идея.

– Ну, я не знаю, – расстроено вздыхает Вероника, – у меня и без того талии нет, грудь низкая, а купальник это еще больше подчеркивает.

– Нет талии? Ох, сколько подобных жалоб я выслушиваю в период съемок! Посмотри на этот манекен, – говорит она, подойдя к обшитому бархатом женскому силуэту. – Тебе нравится такая фигура?

– Такая-то, конечно, нравится! Хотела бы я посмотреть на девушку с такой фигурой.

Амалия сдержано смеется и, покачав головой, закуривает.

– Ты, милая, наверное, удивишься, – говорит она, – но этот манекен сделан по твоим меркам. Это твоя фигура! И, неужели, ты думаешь, что я бы позволила снимать в купальнике модель с недостаточно хорошим корпусом?

– Простите.

– Ничего, я привыкла.

В костюмерную входит девушка в клетчатой рубашке и брюках.

– Ноябрь готова! – объявляет она.

– Уже иду! – говорит Амалия. – Рита, приступай к августу!

Фон Хоберг уходит, а девушка по имени Рита приступает к прическе и макияжу Вероники.

Ее съемка проходит очень напряженно. Амалии все время что-то не нравится, она постоянно ругается со своими помощниками. В конце концов, поняв, что купальник сшит из недостаточно тяжелого и эластичного материала, она приказывает облить девушку водой. После этого, фотограф делает еще несколько снимков, и только тогда фон Хоберг объявляет об окончании съемок.

Вероника переодевается, а выйдя из-за ширмы, снова встречает Амалию.

– Сейчас мы заберем еще два платья для тебя, а потом, если хочешь, выпьем чаю.

Уже упакованные платья ждут их в кабинете Амалии. Забрав их, они располагаются за столиком в буфете. Перед каждой теперь стоит чашка чая и тарелка с пирожным. Время клонится к семи и за окном уже вовсю властвует вечер.

– Ты очень хорошая, и мне жаль тебя, – не отрывая взгляда от окна, вдруг говорит Амалия. – Нехорошо все это… рабство.

– Все скоро закончится, я ему уже надоела, – догадавшись, о чем она, произносит Вероника.

– За свою непростительно долгую жизнь я неплохо изучила мужскую психологию, – вздыхает ее собеседница, переведя взгляд на нее. – Во-первых, мужчины, тем более обремененные большими обязанностями, как и все люди, могут уставать. И если ты создаешь ему дополнительные трудности, он может сорваться, проявить слабость, нервно истощиться, потому что мужчины все-таки ранимые существа, хоть и стараются это скрывать. Во-вторых, все мужчины собственники. Да, ты никогда не станешь для него значить больше, чем семья или работа, но ты уже его собственность, нравится тебе это или нет.

– Да вам ведь лет тридцать!