Весна научила мечтать

– Вы довольно занятой человек, но здесь проводите непозволительно как для себя, так и для меня, большое количество времени. Почему?

Мастер отставил чай и внимательно посмотрел на Сивину. Она уже почти привыкла к такому взгляду, поэтому спокойно встретила его.

– Мне здесь хорошо, – кратко ответил он.

– И это все? – удивилась Сивина.

– Разве этого мало? – Она покачала головой. И вдруг он спохватился, будто только понял что-то. – Простите богов ради! Если я вам навязываюсь, то лучше так и скажите. Если мое общество вам в тягость, то… Я не имею дурных намерений, но если что-то вас смущает, то лучше скажите.

– Мне ваше общество не в тягость.

Ей показалось, будто он ожидал другой ответ.

***

Насладиться дома покоем и тишиной Сивине не дали.

– Зачем Йеннер ходит в оранжерею? – Рун задал вопрос суровым тоном, хмуро сдвинув брови.

Сивина рассмеялась и отложила книгу.

– Ты не поверишь, но я тоже не знаю.

– Вы проводите слишком много времени вместе, – продолжал ее брат.

– Там людное место, поэтому все в рамках приличий.

– Иви!

– Что?

– Между вами что-то есть? Он к тебе пристает? Что у вас там происходит?! – В конце концов, он не сдержался и перешел на крик.

– Ничего такого, за что тебе стоит переживать. – Сивина же себе гневных реплик не позволяла.

– Не стоит, говоришь… – уже спокойнее произнес Рун. – Тебе-то я верю, Иви. А вот ему… Что-то же ему нужно от тебя.

– Он ведет себя прилично, не переживай. – Она похлопала брата по руке.

– Если бы я мог. – Рун вздохнул и приобнял сестру за плечи. Потёрся щекой о ее макушку. – Ты же знаешь, что о нем говорят.

– Не знаю и знать не желаю, – твердо произнесла она и отодвинулась от брата. – Какое мне дело до чужих разговоров? У меня самой есть уши, глаза и немного ума.

– Иви! – Рун ошарашено смотрел на сестру. – Я тебя не узнаю…Ты не знаешь, что он за человек, он же…

– А ты откуда знаешь? – Насмешливо спросила Сивина. – От Ульрики? Помнится, раньше ты о нем отзывался в весьма восторженных тонах. Теперь же…

– Теперь, когда он увивается вокруг моей сестры, я вынужден некоторые его поступки рассматривать иначе.

– Он не увивается.

– Да? А как это еще можно назвать?

– Я не знаю как, но не так точно.

– Видимо, для тебя разговор бессмысленен. Значит, я сам поговорю с Йеннером.

– Это уже не смешно, Рун.

Его губы исказила злая ухмылка.

– А я и не смеюсь, дорогая моя.

– Успокойся, пожалуйста! – Теперь Сивина уже действительно начала волноваться. – Я клянусь тебе, что никаких дурных намерений он не выказывал. Ты не можешь просто предположить, что… что он приходит в оранжерею отдыхать? У нас же тихо, спокойно, люди хоть и появляются, но все же не нарушают чужой покой. Ну а я… я просто как… да как приложение к этому месту.

– Дурочка ты, а не приложение, – тихо вздохнул Рун и все же притянул к себе сестру.

Теперь уже Сивина не возражала. Брат лишь недавно начал демонстрировать так свою любовь и привязанность. И хоть к Ульрике Сивина не питала нежных чувств, но вот за это была готова простить ей все. Ведь с ее появлением в жизни брата, он начал возвращаться.

– Мне, честно говоря, странно, что только сейчас кто-то рядом с тобой возник. Ты же у меня красивая. – Он взял лицо сестры в руки и нежно поцеловал в лоб. – И мне так страшно, что и ты…

– У Исгельны все хорошо. Она же счастлива.

– Надеюсь. И все же с Йеннером я поговорю.

Переубеждать брата было уже без толку.

***

Джетмир пригласил посетителя присесть на стул напротив.

Рунгвальд Натсен заявился к нему в школу с требование поговорить. Мастер тему разговора понял сразу же, еще до того, как гость открыл рот. Тем более он даже не соизволил поздороваться.

– Я настоятельно попросил бы вас прекратить посещать оранжерею, – сразу же начал Рунгвальд.

– Не вижу причин, – спокойно возразил мастер Джетмир.

– Давайте тогда сразу начистоту. Меня не устраивает ваш интерес к моей сестре. Мне не ясны ваши мотивы. Меня не устраивает сложившаяся ситуация.

– Так интерес к оранжерее или вашей сестре? – с совершенно серьезным выражением лица поинтересовался мастер. – Понял, понял. – Он поднял руки и отбросил шутливый настрой, после того, как гость побагровел и хотел уже было высказаться. – Хотите начистоту? Хорошо, будет вам чистенькая правда. Я не знаю, почему туда хожу.

– Да прекратите уже шутить! – взревел Рунгвальд. – Когда Сивина высказала желание работать в оранжерее, я ей отказал. Эдель[1 - Эдель* – вежливое обращение к женщине знатного рода. Эдел – к мужчине.Эд, эда, соответственно, обращение к незнатным мужчинам и женщинам.] совершенно нечего там делать. Но она настояла, да и я понимал, что для ее дара это оптимальный вариант. Ее совершенно не заботило то, что про нее говорят – кто за спиной, а кто и в лицо. Все эти насмешки я принимал на себя, ведь знал, как ей важно это занятие. Она бы не успокоилась, а нашего маленького сада ей было уже мало… И все эти напыщенные эдельки, которые в своей жизни ничего полезного не сделали, твердили Иви вслед, что она позорит себя, свою семью, что она низко пала. Сивине было все равно, а я терпел ради нее. А теперь про нее твердят, что она новая игрушка пресыщенного Йеннера. Вы хоть понимаете, что творите?!

Щеки мастера покрылись ярко-красными пятнами. Карандаш в его руке сломался.

Рунгвальд перевел дух и продолжил:

– Как бы вы себя сейчас не вели прилично, слухи про вас бегут далеко впереди. Мне, в сущности, плевать, что говорят про вас. Если только не приписывают сюда еще и мою сестру.